Наверное, рассердится. А может быть, будет счастлив?
Она настороженно за ним следила.
Может, ей удастся его соблазнить? Если они займутся любовью, его злость немного утихнет, и они смогут поговорить. Тогда она ему все объяснит.
Она подошла к нему и дотронулась до его бицепса. Мышцы были такими же твердыми и теплыми, как в те ночи, когда она лежала в его объятиях. Она обвела пальцем небольшой кружок– знак того, что она готова.
Он резко обернулся и оскалился. Вода капала с его торса.
– Не разыгрывай из себя шлюху, это тебе не поможет. Ты мне противна.
Его тон ошарашил ее. Она отдернула руку, будто обжегшись.
– Я просто по…
– Я приказал тебе молчать.
Прикрыв рот ладонью, она смотрела на этого незнакомого человека, который был ее мужем. У нее защемило сердце. Ссадина на его щеке потемнела. По-видимому боль еще не прошла. Но спросить его об этом она не решилась. Он по-прежнему был зол.
Он отвернулся, словно сам ее вид вызывал у него отвращение. Его спина была испещрена красными рубцам, очевидно, от ударов плетью.
Снова испытав чувство вины, она прошептала одними губами ему в спину: «Мне очень жаль». Он не обернулся, а она не посмела произнести эти слова вслух.
Когда он натягивал на себя чистую рубашку, она подумала: эти рубцы должны были бы принадлежать ей. Ведь это она была автором проклятых миниатюр, а не он.
Судя по размеру следов, боль, которую он испытал, была огромной. Что за звери могли это сделать? Жгучая ненависть к отцу и ко всем его безумным планам всколыхнулась в душе Бренны. Она была всего лишь пешкой в его игре. Ему был безразличен даже собственный внук. Он был готов продать его, как какую-нибудь скотину.
Она медленно опустилась на стул. Ей захотелось закрыть голову руками и дать волю слезам.
В течение следующих трех дней Джеймс не разговаривал с Бренной. Разве что приказывал одеться или следовать за ним на главную палубу или на камбуз. Путь в Англию занимал несколько недель, и он был не намерен выслушивать ее ложь. Но он уже чувствовал, что начинает смягчаться.
Он все время держал ее возле себя, не будучи уверен, что она не сбежит, даже если он ее запрет в своей каюте или опять свяжет. Если она спрыгнет за борт, чтобы избежать своей судьбы, он никогда не сможет вернуть себе свое доброе имя. Он запретил ей говорить с кем-либо из его команды, чтобы она не охмурила их своими женскими чарами, как она это сделала с ним.
Поскольку он сбежал прямо из тюрьмы, у него не было кандалов, чтобы заковать ее. Ее близость сводила его с ума. Ее запах дразнил его ноздри, а каждое ее движение напоминало ему, какой она была с ним в постели.
Поразительным было то, что она не жаловалась и, похоже, не помышляла о бегстве. Наоборот, казалось, она рада, что он не отпускает ее от себя. Но его не обманешь. Скорее всего, ее покорность – это еще одна уловка заставить его расслабиться и позволить ей не быть все время в поле его зрения.
Он чувствовал на себе ее взгляд – будто она хотела что-то ему сказать. Наверняка очередную ложь. Она даже предложила ему себя, и его тело – будь оно проклято – отозвалось. Да еще как! Он сказал, что она ему противна, но правда была в том, что он хотел ее больше, чем когда бы то ни было. Это не она была ему противна, а он был противен сам себе за те чувства к ней, которые сжигали его. Отвезти бы ее в какую-нибудь глушь и держать там, как рабу любви. Сама мысль о том, чтобы вернуть ее королю, становилась ему все более ненавистной.
– Оставайся здесь, – приказал он, оставляя ее у перил, чтобы обсудить с капитаном курс корабля.
Она кивнула и стала смотреть на море. Вид у нее был задумчивый, между бровями залегла складка. На ветру платье облепило ее фигуру, так что стали видны соблазнительные изгибы спины и ягодиц. На ней не было ни вуали, ни шляпы. Отросшие волосы, теперь они спускались немного ниже плеч, растрепались, и на солнце рыжие завитки были похожи на язычки пламени.
Джеймсу стало жарко. Он проклинал свое своенравное естество, пульсирующее от желания.
Он слишком давно не был с женщиной. Это, разумеется, единственная причина, почему Бренна так на него действует.
Он старался оторвать от нее взгляд и сосредоточиться на том, что говорил капитан, но в этот момент Бренна, слегка прогнувшись назад и закрыв глаза, подставила лицо солнцу. Это простое движение подействовало на него словно пение сирены.
Желание усилилось еще больше. Он жаждал ее, как пьяница – вина.
Джеймс отослал капитана. Сейчас он потребует от нее то, что принадлежит ему по праву…
И все же он остановился, заставив себя очнуться и вновь обрести самообладание. Он не позволит ей толкнуть его за борт. Если он сдастся, то на всю жизнь станет беглецом. Будет скрываться от людей короля, лишится своей земли, будет обречен мотаться по свету словно неприкаянный. Ему, возможно, даже придется заняться тем, чтобы грабить более слабые морские корабли. Если он сейчас не остановится, на волю вырвутся все его темные страстишки, как случилось в те годы, когда убили его жену и ребенка.
Бренна взялась за перила и выгнулась в другую сторону – словно ленивая кошка. У Джеймса пересохло во рту. «Возьми ее. Она не заслуживает твоего прощения». Он с шумом вдохнул соленый воздух. «Она твоя жена. Твоя собственность». До того момента, когда они прибудут в Англию, и он передаст ее королю, ее тело принадлежит ему.
Волны страсти накатывали на него одна за другой. Разве есть причина отказывать самому себе? Нет ничего, что помешало бы ему удовлетворить свою похоть. Он использует ее так же, как она использовала его.
Черт! Она предложила ему себя уже несколько дней назад. Если ее не смущает близость с ним, почему это должно смущать его?
Эта подлая мыслишка подтолкнула его. Сейчас он потащит ее в свою каюту. Он уже был весь в огне.
Ветер, очевидно, заглушил его шаги, потому что она не обернулась, хотя он был уже совсем близко. Он дотронулся до ее плеча, и она, вздрогнув от неожиданности, быстро повернулась.
– Дж…
Он приложил палец к ее губам:
– Я не давал тебе разрешения говорить.
Бренна посмотрела на мужа с надеждой. Неужели он смягчился, и они смогут прийти к согласию? Даже если он отвезет ее к королю, и ее будут мучить, а потом отрубят голову, надо, чтобы он знал правду: она не виновата в его тюремном заключении, не передавала эти проклятые миниатюры, чтобы его обвинили в их авторстве и подвергли пыткам.
– Я хочу тебя поиметь, – заявил он.
Это слово пронзило ее до самого сердца и вызвало возмущение. Она однажды слышала его и знала, что оно значит, но оно было такое… отвратительное.
И он казался таким холодным.
Будь он проклят!
Но ее телу не было никакого дела до того, что он ведет себя как неотесанный варвар. Желание уже проникло в кровь и забурлило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Она настороженно за ним следила.
Может, ей удастся его соблазнить? Если они займутся любовью, его злость немного утихнет, и они смогут поговорить. Тогда она ему все объяснит.
Она подошла к нему и дотронулась до его бицепса. Мышцы были такими же твердыми и теплыми, как в те ночи, когда она лежала в его объятиях. Она обвела пальцем небольшой кружок– знак того, что она готова.
Он резко обернулся и оскалился. Вода капала с его торса.
– Не разыгрывай из себя шлюху, это тебе не поможет. Ты мне противна.
Его тон ошарашил ее. Она отдернула руку, будто обжегшись.
– Я просто по…
– Я приказал тебе молчать.
Прикрыв рот ладонью, она смотрела на этого незнакомого человека, который был ее мужем. У нее защемило сердце. Ссадина на его щеке потемнела. По-видимому боль еще не прошла. Но спросить его об этом она не решилась. Он по-прежнему был зол.
Он отвернулся, словно сам ее вид вызывал у него отвращение. Его спина была испещрена красными рубцам, очевидно, от ударов плетью.
Снова испытав чувство вины, она прошептала одними губами ему в спину: «Мне очень жаль». Он не обернулся, а она не посмела произнести эти слова вслух.
Когда он натягивал на себя чистую рубашку, она подумала: эти рубцы должны были бы принадлежать ей. Ведь это она была автором проклятых миниатюр, а не он.
Судя по размеру следов, боль, которую он испытал, была огромной. Что за звери могли это сделать? Жгучая ненависть к отцу и ко всем его безумным планам всколыхнулась в душе Бренны. Она была всего лишь пешкой в его игре. Ему был безразличен даже собственный внук. Он был готов продать его, как какую-нибудь скотину.
Она медленно опустилась на стул. Ей захотелось закрыть голову руками и дать волю слезам.
В течение следующих трех дней Джеймс не разговаривал с Бренной. Разве что приказывал одеться или следовать за ним на главную палубу или на камбуз. Путь в Англию занимал несколько недель, и он был не намерен выслушивать ее ложь. Но он уже чувствовал, что начинает смягчаться.
Он все время держал ее возле себя, не будучи уверен, что она не сбежит, даже если он ее запрет в своей каюте или опять свяжет. Если она спрыгнет за борт, чтобы избежать своей судьбы, он никогда не сможет вернуть себе свое доброе имя. Он запретил ей говорить с кем-либо из его команды, чтобы она не охмурила их своими женскими чарами, как она это сделала с ним.
Поскольку он сбежал прямо из тюрьмы, у него не было кандалов, чтобы заковать ее. Ее близость сводила его с ума. Ее запах дразнил его ноздри, а каждое ее движение напоминало ему, какой она была с ним в постели.
Поразительным было то, что она не жаловалась и, похоже, не помышляла о бегстве. Наоборот, казалось, она рада, что он не отпускает ее от себя. Но его не обманешь. Скорее всего, ее покорность – это еще одна уловка заставить его расслабиться и позволить ей не быть все время в поле его зрения.
Он чувствовал на себе ее взгляд – будто она хотела что-то ему сказать. Наверняка очередную ложь. Она даже предложила ему себя, и его тело – будь оно проклято – отозвалось. Да еще как! Он сказал, что она ему противна, но правда была в том, что он хотел ее больше, чем когда бы то ни было. Это не она была ему противна, а он был противен сам себе за те чувства к ней, которые сжигали его. Отвезти бы ее в какую-нибудь глушь и держать там, как рабу любви. Сама мысль о том, чтобы вернуть ее королю, становилась ему все более ненавистной.
– Оставайся здесь, – приказал он, оставляя ее у перил, чтобы обсудить с капитаном курс корабля.
Она кивнула и стала смотреть на море. Вид у нее был задумчивый, между бровями залегла складка. На ветру платье облепило ее фигуру, так что стали видны соблазнительные изгибы спины и ягодиц. На ней не было ни вуали, ни шляпы. Отросшие волосы, теперь они спускались немного ниже плеч, растрепались, и на солнце рыжие завитки были похожи на язычки пламени.
Джеймсу стало жарко. Он проклинал свое своенравное естество, пульсирующее от желания.
Он слишком давно не был с женщиной. Это, разумеется, единственная причина, почему Бренна так на него действует.
Он старался оторвать от нее взгляд и сосредоточиться на том, что говорил капитан, но в этот момент Бренна, слегка прогнувшись назад и закрыв глаза, подставила лицо солнцу. Это простое движение подействовало на него словно пение сирены.
Желание усилилось еще больше. Он жаждал ее, как пьяница – вина.
Джеймс отослал капитана. Сейчас он потребует от нее то, что принадлежит ему по праву…
И все же он остановился, заставив себя очнуться и вновь обрести самообладание. Он не позволит ей толкнуть его за борт. Если он сдастся, то на всю жизнь станет беглецом. Будет скрываться от людей короля, лишится своей земли, будет обречен мотаться по свету словно неприкаянный. Ему, возможно, даже придется заняться тем, чтобы грабить более слабые морские корабли. Если он сейчас не остановится, на волю вырвутся все его темные страстишки, как случилось в те годы, когда убили его жену и ребенка.
Бренна взялась за перила и выгнулась в другую сторону – словно ленивая кошка. У Джеймса пересохло во рту. «Возьми ее. Она не заслуживает твоего прощения». Он с шумом вдохнул соленый воздух. «Она твоя жена. Твоя собственность». До того момента, когда они прибудут в Англию, и он передаст ее королю, ее тело принадлежит ему.
Волны страсти накатывали на него одна за другой. Разве есть причина отказывать самому себе? Нет ничего, что помешало бы ему удовлетворить свою похоть. Он использует ее так же, как она использовала его.
Черт! Она предложила ему себя уже несколько дней назад. Если ее не смущает близость с ним, почему это должно смущать его?
Эта подлая мыслишка подтолкнула его. Сейчас он потащит ее в свою каюту. Он уже был весь в огне.
Ветер, очевидно, заглушил его шаги, потому что она не обернулась, хотя он был уже совсем близко. Он дотронулся до ее плеча, и она, вздрогнув от неожиданности, быстро повернулась.
– Дж…
Он приложил палец к ее губам:
– Я не давал тебе разрешения говорить.
Бренна посмотрела на мужа с надеждой. Неужели он смягчился, и они смогут прийти к согласию? Даже если он отвезет ее к королю, и ее будут мучить, а потом отрубят голову, надо, чтобы он знал правду: она не виновата в его тюремном заключении, не передавала эти проклятые миниатюры, чтобы его обвинили в их авторстве и подвергли пыткам.
– Я хочу тебя поиметь, – заявил он.
Это слово пронзило ее до самого сердца и вызвало возмущение. Она однажды слышала его и знала, что оно значит, но оно было такое… отвратительное.
И он казался таким холодным.
Будь он проклят!
Но ее телу не было никакого дела до того, что он ведет себя как неотесанный варвар. Желание уже проникло в кровь и забурлило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68