Девушка уже и раньше изображала мужскую плоть, но та выглядела совсем не так, как у ее мужа. И с цветом было не все в порядке.
Она робко протянула палец.
Муж зашипел, и она, отдернув руку, выпрямилась и взглянула на него.
Его голубые глаза горели, темные брови были насуплены, на лице была непонятная гримаса. О чем он сейчас думает?
– Еще ни одна женщина не изучала меня так, будто я породистый жеребец.
Бренна отступила назад, чтобы увеличить расстояние между ними, и, стараясь быть спокойной, сказала:
– А я и не рассматривала вас.
Монтгомери довольно хохотнул.
Бренна почувствовала, что краснеет, отвела взгляд и стала смотреть на голые стены своего жилища.
По правде говоря, она именно так на него и смотрела. Но только ради своего искусства.
Он схватил ее и прижал к себе.
Бренну окатила волна жара. Она нахмурилась, не зная, что делать дальше.
Повернув голову, Бренна всмотрелась в стену напротив своих окон, надеясь увидеть сигнал.
Но его не было.
Заметив ее взгляд, Джеймс задернул занавески.
Проклятие! Надо придумать, как их хотя бы немного раздвинуть, чтобы увидеть огонь свечи.
Хотя до ночи еще далеко. У нее еще есть время.
Достоинство Монтгомери все еще угрожающе торчало, но в размерах немного уменьшилось. Она не могла не смотреть. Ей хотелось запомнить, как оно выглядит. Исключительно для своих картин.
– Для девственницы ты слишком любопытна.
Его губы изогнулись в насмешливой полуулыбке. Он красив и знает это. Безупречен и утончен.
Как Гвинет.
И совсем не так, как она.
Бренна непроизвольно потрогала шрам на щеке и обрадовалась, что на ней все еще были шляпа и вуаль и не видно, как она обкорнала волосы. Она была так занята своей ненавистью – и своим восхищением – что совершенно забыла, как мужчины реагируют на ее красоту, вернее, на ее отсутствие.
Он тоже дотронулся до ее щеки и провел указательным пальцем по неровному шраму от носа до уха.
Она вздрогнула и опустила голову.
Но Монтгомери взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
– Что произошло? – спросил он, и ей показалось, что его не смутило это уродство.
– У меня этот шрам с самого детства. Из-за своего любопытства я часто попадала в беду, – ответила Бренна, не желая вдаваться в подробности.
– Мне нравится твое любопытство, но ты уже не ребенок. У нас впереди весь день и вся ночь. Можешь изучать меня, сколько тебе угодно.
Бренна моргнула. Какую игру он затеял? Ей казалось, что он сразу же набросится на нее и заставит подчиниться его воле, а не станет разыгрывать роль поклонника, позволяющего изучать его тело.
В дверь постучали, прервав, слава Богу, неловкий момент.
В комнату вошел человек с деревянной ванной. За ним следовали слуги с ведрами горячей воды.
Ничуть не стесняясь своей наготы, Монтгомери велел поставить ванну рядом с кроватью. Прислонившись бедром к матрасу и скрестив руки, он наблюдал, как слуги наполняют ванну водой. Его поведение было настолько естественным, что, если бы он не был голым, можно было подумать, что он полностью одет и готов вести светскую беседу с королевой.
Поскольку Бренна часто писала эротические картины, ее уже давно ничто по-настоящему не смущало. Если слуги и считали странным, что их хозяин голый, ни один из них не только ничего не сказал, но не выдал себя даже взглядом. Может быть, их хозяин часто разгуливает голым?
Слуги ушли, и Джеймс медленно погрузился в горячую воду. Ему пришлось согнуть ноги в коленях, чтобы поместиться в ванне.
Он стал обливать себя водой. Капли стекали по могучему телу, задерживаясь в курчавых зарослях волос на груди.
Бренна поймала себя на том, что ей хочется прямо сейчас написать его портрет.
– А мыло у тебя есть? – вдруг спросил он.
– Да… да, есть. – Бренна была совершенно сбита с толку тем, что в ее комнате находится совершенно голый мужчина. Он словно сошел с одной из ее картин – только живой и… Она боялась даже домыслить эту фразу, – Да, сейчас принесу.
Она зашла за ширму и заглянула в вырез платья, чтобы увидеть спрятанный на груди кинжал и набраться мужества. Кинжал был надежно скрыт в складках свадебного платья. Как странно, что она все еще одета, тогда как он – голый.
За ширмой Бренна вынула шпильки, сняла шляпу и положила на небольшой столик. Потом снова прикрепила вуаль, чтобы прикрыть свои короткие волосы. Как Гвинет могла носить такое сооружение и у нее не болела голова?
Взяв холщовую рукавицу и мыло, девушка подошла к краю ванны. У нее забилось сердце, когда она поняла, что он ждет.
Какая замечательная возможность изучить мужское тело! В ее картинах будет больше жизненной правды. Хотя немного смущало, что она собирается использовать его в своих целях.
Сейчас не время об этом думать, одернула она себя. Отец всегда ругал Бренну за то, что она не думает о чем-то важном, что в голове у нее одни пустяки, вроде ее живописи. Сейчас ей необходимо сосредоточиться на том, чтобы спасти семью и сбежать, а не на том, какие она напишет картины.
Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, Бренна наклонилась и намочила рукавицу. При этом ее рука нечаянно коснулась его ноги, и интерес вспыхнул с новой силой.
Каким бы зверем этот человек ни был внутри, запечатлеть его тело на пергаментной бумаге будет большой радостью. Нет, лучше на холсте. Бумага слишком грубая. Брат Гиффард уверял, что холста в Италии более чем достаточно.
Она зашла за спину мужа, намылила рукавицу и выжала ее ему на плечи. Он немного наклонился вперед, и она начала медленно, кругообразными движениями тереть ему спину.
– Мм… – простонал он.
Бренна улыбнулась. Это хорошо, что он расслабился. Его будет легче застать врасплох.
Своими жадными пальцами она скользила по его коже, пытаясь запомнить каждый мускул, чтобы потом перенести на холст. Кто знает, может, это ее последний шанс видеть так близко голого мужчину?
В глубине души она понимала, что нехорошо не чувствовать стыда. Но Бог наверняка простит ей этот единственный грех. А когда она будет в монастыре, обязательно покается.
Бренна намылила шею и сполоснула ее, а потом передвинулась к боковой стороне ванны, чтобы дотянуться до его торса. Она уже намочила перёд платья и вдруг почувствовала, что между ног стало мокро и немного кружится голова.
Его кожа была не такой мягкой, как у нее, а ощущение от его волос на груди было странным. Крепкие мускулы подрагивали, когда она терла их мочалкой. Бренна опустила руку ниже.
Когда ее рука коснулась внутренней стороны его бедра, Монтгомери с шумом втянул воздух.
– Сказать по правде, жена, ты доставляешь мне большое удовольствие. Почему мне показалось, что мы друг другу не подходим?
Его слова поразили ее, и она на минуту замерла. Ладонью она чувствовала, как бьется пульс у него на бедре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Она робко протянула палец.
Муж зашипел, и она, отдернув руку, выпрямилась и взглянула на него.
Его голубые глаза горели, темные брови были насуплены, на лице была непонятная гримаса. О чем он сейчас думает?
– Еще ни одна женщина не изучала меня так, будто я породистый жеребец.
Бренна отступила назад, чтобы увеличить расстояние между ними, и, стараясь быть спокойной, сказала:
– А я и не рассматривала вас.
Монтгомери довольно хохотнул.
Бренна почувствовала, что краснеет, отвела взгляд и стала смотреть на голые стены своего жилища.
По правде говоря, она именно так на него и смотрела. Но только ради своего искусства.
Он схватил ее и прижал к себе.
Бренну окатила волна жара. Она нахмурилась, не зная, что делать дальше.
Повернув голову, Бренна всмотрелась в стену напротив своих окон, надеясь увидеть сигнал.
Но его не было.
Заметив ее взгляд, Джеймс задернул занавески.
Проклятие! Надо придумать, как их хотя бы немного раздвинуть, чтобы увидеть огонь свечи.
Хотя до ночи еще далеко. У нее еще есть время.
Достоинство Монтгомери все еще угрожающе торчало, но в размерах немного уменьшилось. Она не могла не смотреть. Ей хотелось запомнить, как оно выглядит. Исключительно для своих картин.
– Для девственницы ты слишком любопытна.
Его губы изогнулись в насмешливой полуулыбке. Он красив и знает это. Безупречен и утончен.
Как Гвинет.
И совсем не так, как она.
Бренна непроизвольно потрогала шрам на щеке и обрадовалась, что на ней все еще были шляпа и вуаль и не видно, как она обкорнала волосы. Она была так занята своей ненавистью – и своим восхищением – что совершенно забыла, как мужчины реагируют на ее красоту, вернее, на ее отсутствие.
Он тоже дотронулся до ее щеки и провел указательным пальцем по неровному шраму от носа до уха.
Она вздрогнула и опустила голову.
Но Монтгомери взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
– Что произошло? – спросил он, и ей показалось, что его не смутило это уродство.
– У меня этот шрам с самого детства. Из-за своего любопытства я часто попадала в беду, – ответила Бренна, не желая вдаваться в подробности.
– Мне нравится твое любопытство, но ты уже не ребенок. У нас впереди весь день и вся ночь. Можешь изучать меня, сколько тебе угодно.
Бренна моргнула. Какую игру он затеял? Ей казалось, что он сразу же набросится на нее и заставит подчиниться его воле, а не станет разыгрывать роль поклонника, позволяющего изучать его тело.
В дверь постучали, прервав, слава Богу, неловкий момент.
В комнату вошел человек с деревянной ванной. За ним следовали слуги с ведрами горячей воды.
Ничуть не стесняясь своей наготы, Монтгомери велел поставить ванну рядом с кроватью. Прислонившись бедром к матрасу и скрестив руки, он наблюдал, как слуги наполняют ванну водой. Его поведение было настолько естественным, что, если бы он не был голым, можно было подумать, что он полностью одет и готов вести светскую беседу с королевой.
Поскольку Бренна часто писала эротические картины, ее уже давно ничто по-настоящему не смущало. Если слуги и считали странным, что их хозяин голый, ни один из них не только ничего не сказал, но не выдал себя даже взглядом. Может быть, их хозяин часто разгуливает голым?
Слуги ушли, и Джеймс медленно погрузился в горячую воду. Ему пришлось согнуть ноги в коленях, чтобы поместиться в ванне.
Он стал обливать себя водой. Капли стекали по могучему телу, задерживаясь в курчавых зарослях волос на груди.
Бренна поймала себя на том, что ей хочется прямо сейчас написать его портрет.
– А мыло у тебя есть? – вдруг спросил он.
– Да… да, есть. – Бренна была совершенно сбита с толку тем, что в ее комнате находится совершенно голый мужчина. Он словно сошел с одной из ее картин – только живой и… Она боялась даже домыслить эту фразу, – Да, сейчас принесу.
Она зашла за ширму и заглянула в вырез платья, чтобы увидеть спрятанный на груди кинжал и набраться мужества. Кинжал был надежно скрыт в складках свадебного платья. Как странно, что она все еще одета, тогда как он – голый.
За ширмой Бренна вынула шпильки, сняла шляпу и положила на небольшой столик. Потом снова прикрепила вуаль, чтобы прикрыть свои короткие волосы. Как Гвинет могла носить такое сооружение и у нее не болела голова?
Взяв холщовую рукавицу и мыло, девушка подошла к краю ванны. У нее забилось сердце, когда она поняла, что он ждет.
Какая замечательная возможность изучить мужское тело! В ее картинах будет больше жизненной правды. Хотя немного смущало, что она собирается использовать его в своих целях.
Сейчас не время об этом думать, одернула она себя. Отец всегда ругал Бренну за то, что она не думает о чем-то важном, что в голове у нее одни пустяки, вроде ее живописи. Сейчас ей необходимо сосредоточиться на том, чтобы спасти семью и сбежать, а не на том, какие она напишет картины.
Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, Бренна наклонилась и намочила рукавицу. При этом ее рука нечаянно коснулась его ноги, и интерес вспыхнул с новой силой.
Каким бы зверем этот человек ни был внутри, запечатлеть его тело на пергаментной бумаге будет большой радостью. Нет, лучше на холсте. Бумага слишком грубая. Брат Гиффард уверял, что холста в Италии более чем достаточно.
Она зашла за спину мужа, намылила рукавицу и выжала ее ему на плечи. Он немного наклонился вперед, и она начала медленно, кругообразными движениями тереть ему спину.
– Мм… – простонал он.
Бренна улыбнулась. Это хорошо, что он расслабился. Его будет легче застать врасплох.
Своими жадными пальцами она скользила по его коже, пытаясь запомнить каждый мускул, чтобы потом перенести на холст. Кто знает, может, это ее последний шанс видеть так близко голого мужчину?
В глубине души она понимала, что нехорошо не чувствовать стыда. Но Бог наверняка простит ей этот единственный грех. А когда она будет в монастыре, обязательно покается.
Бренна намылила шею и сполоснула ее, а потом передвинулась к боковой стороне ванны, чтобы дотянуться до его торса. Она уже намочила перёд платья и вдруг почувствовала, что между ног стало мокро и немного кружится голова.
Его кожа была не такой мягкой, как у нее, а ощущение от его волос на груди было странным. Крепкие мускулы подрагивали, когда она терла их мочалкой. Бренна опустила руку ниже.
Когда ее рука коснулась внутренней стороны его бедра, Монтгомери с шумом втянул воздух.
– Сказать по правде, жена, ты доставляешь мне большое удовольствие. Почему мне показалось, что мы друг другу не подходим?
Его слова поразили ее, и она на минуту замерла. Ладонью она чувствовала, как бьется пульс у него на бедре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68