Теперь у нее была цель, и это придавало сил.
Ее вдруг охватило давно забытое чувство непокорности, и она почувствовала непреодолимое желание сесть за мольберт. Это было первое настоящее желание за три месяца. Жизнь в монастыре была монотонной, его окрестности – ничем не примечательными, а бесконечные сцены жития святых, которые ей приходилось писать, иссушали мозги.
Когда наступила ночь, она при свече собрала свои вещи, прихватив из кухни нож, сыр и хлеб.
Потом она села на кровать и стала ждать, когда наступит рассвет, и еще раз продумала свой план. Пока ей не удастся найти кого-либо, кто согласился бы ее сопровождать, она будет передвигаться только днем.
Местность, где располагался монастырь, была спокойной и мирной, но когда она доберется до побережья и до большого города, она не посмеет путешествовать одна. Она найдет безопасную, чистую, хорошо освещенную таверну и попросит порекомендовать ей компаньонку для путешествия.
Если ей повезет, она найдет семью, которая едет в том же направлении, и станет как бы ее членом. А по дороге в город ей наверняка попадутся деревни, и она украдет с бельевой веревки одежду мальчишки.
Когда восходящее солнце начало окрашивать горизонт в розовый цвет, она встала и в последний раз оглядела свою крошечную келью. Здесь была безопасность. За ее пределами – почти неминуемая смерть.
Когда она доберется до короля, она уже практически поплатится своей жизнью, но она должна восстановить доброе имя своего мужа до того, как даст жизнь и надежный кров своему ребенку и умрет. Какими бы ни были чувства Монтгомери к ней – даже если он ее ненавидит, – он человек чести и не возненавидит своего ребенка и позаботится о нем.
Передвигаясь неслышно, словно тень, она добралась до внешней стены монастыря. Ворота были перекрыты тяжелым железным засовом. Она нашла какие-то ящики и соорудила из них подобие лестницы. Когда она заглянула через край стены на свое неизвестное будущее, ее сердце защемило, но она собралась с духом, перелезла через стену и мягко приземлилась на ноги. Потом вздохнула и огляделась.
Ей повезло: всего в нескольких шагах на бельевой веревке висели рубашка и штаны – как раз такие, какие ей были нужны.
Это был, конечно, знак Божьего благословения. Она перекрестилась и прочла короткую благодарственную молитву.
Но в этот момент чья-то большая рука схватила ее за запястье. Пальцы были мозолистыми и грязными. Она вскрикнула, но человек больно ударил ее по губам.
Похититель потащил ее в лес.
Глава 25
Бренна боролась как могла, но стальные руки обхватили ее с такой силой, что ей стало трудно дышать. Сердце было готово выскочить из груди.
Человек тащил ее в лес – подальше от домиков деревни, подальше от спасительной дороги. Ветки хлестали ее по лицу. Туфли слетели с ног, и голые ступни волочились по грязи.
Она брыкалась и кусалась, но все было напрасно.
– Одно слово, и я перережу тебе горло, – прошептал грозный голос. Блеснул нож, и холодный металл коснулся ее горла.
Ужас сковал все ее члены. Широко открытыми глазами она смотрела на лезвие. Это был короткий кинжал с золоченой головкой и рубином в рукоятке. Он был слишком мал для огромной руки бандита. t'occhio del diavolo.
Джеймс.
Она перестала сопротивляться, отдавшись на его волю, как уже столько раз делала по ночам. И ее глупому, бездумному женскому естеству было все равно, что нож приставлен в гневе, а не для того, чтобы доставить ей удовольствие. Ее тело помнило только то, как кинжалом с нее срезали одежду для любовных утех, и то, как им сбривали волосы с лобка.
– Джеймс, – пробормотала она. Ее сердце забилось от радости – она его нашла, она, наконец, во всем признается, и они смогут начать свою жизнь сначала.
– Не называй меня так, – потребовал он, отнимая ладонь от ее рта.
– Милорд…
– И не так. Из твоих уст я должен слышать только одно слово – «повелитель», и при этом ты должна стоять передо мной на коленях и просить, пощады.
От этих слов и грубого тона, каким они были сказаны, ее эротическое настроение исчезло. Послышался звук колоколов, призывающих монахинь к утренней молитве. Ее не хватятся – в это время она занята живописью в своей студии с разрешения женщины, которая, как она только что узнала, произвела ее на свет.
Ужас теснил ей грудь, затрудняя дыхание и движение. Джеймс крепко держал ее и шел так быстро, что она все время спотыкалась. Грязь хлюпала под ее босыми ногами. Она вдруг вспомнила, как он тащил ее по проходу в церкви в день бракосочетания, и это воспоминание причинила ей такую же боль, как воспоминание об отце, разбивающем голубую вазу.
– Перестань меня тащить, – пробормотала она.
– Тише, дорогая жена, – он пощекотал кончиком кинжала ее горло. – Перестань сопротивляться и не надейся, что сможешь улизнуть.
– Я не сопротивляюсь, болван. Я пытаюсь за тобой успеть.
Горячность в ее голосе, видимо, поразила его, потому что он немного ослабил хватку.
Она повернулась и увидела его лицо. Полузажившие багровые рубцы покрывали его щеку, на лбу и висках были три глубокие ссадины, образовавшие неровную букву «w».
Господи. Она непроизвольно подняла руку, чтобы дотронуться до его лица. Это все по ее вине, с болью в сердце подумала она.
Ярость сверкнула в его глазах. Он грубо оттолкнул ее руку. Удар был несильный, но само движение причинило ей почти такое же страдание, как если бы он вонзил кинжал в ее сердце.
Она еще никогда не видела его таким холодным, даже когда он стоял над ней с кнутом в руке. Тогда он был намерен обеспечить безопасность замка. А теперь он выглядел так, словно мог, не дрогнув, убить ее. Без всякого сожаления. Было такое впечатление, что в нем исчез человек и остался лишь полный ненависти дикий зверь.
Его длинные и, видимо, давно нечесаные волосы были растрепаны. Было очевидно, что он не владеет собой, как это бывало раньше. И в том, что он так изменился, виновата она.
– Мне… мне очень жаль, – прошептала она. Сердце в груди словно заледенело. – Я знаю, что ты на меня сердишься, но…
– Нет, я не сержусь, – ответил он довольно мягко, но ненависть в его взгляде говорила об обратном. Шрамы на его щеке налились кровью. – Я просто в бешенстве.
Желчь подступила к горлу, когда она поняла, насколько непредсказуема ситуация.
Он между тем привел ее в оливковую рощу. У нее стучали зубы и тряслись руки. Она озиралась вокруг, думая, не попытаться ли ей бежать. Но если она и побежит, он сразу же ее поймает.
– Я сбежала из монастыря, чтобы восстановить твое добр… – заикаясь, начала она.
– Замолчи! – проревел он. – Иначе я вырежу твой лживый язык!
В его левом глазу сверкнула красная точка.
Она перегнулась пополам, схватившись за живот, и стала молить, чтобы Господь опять помог ей защитить ее ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Ее вдруг охватило давно забытое чувство непокорности, и она почувствовала непреодолимое желание сесть за мольберт. Это было первое настоящее желание за три месяца. Жизнь в монастыре была монотонной, его окрестности – ничем не примечательными, а бесконечные сцены жития святых, которые ей приходилось писать, иссушали мозги.
Когда наступила ночь, она при свече собрала свои вещи, прихватив из кухни нож, сыр и хлеб.
Потом она села на кровать и стала ждать, когда наступит рассвет, и еще раз продумала свой план. Пока ей не удастся найти кого-либо, кто согласился бы ее сопровождать, она будет передвигаться только днем.
Местность, где располагался монастырь, была спокойной и мирной, но когда она доберется до побережья и до большого города, она не посмеет путешествовать одна. Она найдет безопасную, чистую, хорошо освещенную таверну и попросит порекомендовать ей компаньонку для путешествия.
Если ей повезет, она найдет семью, которая едет в том же направлении, и станет как бы ее членом. А по дороге в город ей наверняка попадутся деревни, и она украдет с бельевой веревки одежду мальчишки.
Когда восходящее солнце начало окрашивать горизонт в розовый цвет, она встала и в последний раз оглядела свою крошечную келью. Здесь была безопасность. За ее пределами – почти неминуемая смерть.
Когда она доберется до короля, она уже практически поплатится своей жизнью, но она должна восстановить доброе имя своего мужа до того, как даст жизнь и надежный кров своему ребенку и умрет. Какими бы ни были чувства Монтгомери к ней – даже если он ее ненавидит, – он человек чести и не возненавидит своего ребенка и позаботится о нем.
Передвигаясь неслышно, словно тень, она добралась до внешней стены монастыря. Ворота были перекрыты тяжелым железным засовом. Она нашла какие-то ящики и соорудила из них подобие лестницы. Когда она заглянула через край стены на свое неизвестное будущее, ее сердце защемило, но она собралась с духом, перелезла через стену и мягко приземлилась на ноги. Потом вздохнула и огляделась.
Ей повезло: всего в нескольких шагах на бельевой веревке висели рубашка и штаны – как раз такие, какие ей были нужны.
Это был, конечно, знак Божьего благословения. Она перекрестилась и прочла короткую благодарственную молитву.
Но в этот момент чья-то большая рука схватила ее за запястье. Пальцы были мозолистыми и грязными. Она вскрикнула, но человек больно ударил ее по губам.
Похититель потащил ее в лес.
Глава 25
Бренна боролась как могла, но стальные руки обхватили ее с такой силой, что ей стало трудно дышать. Сердце было готово выскочить из груди.
Человек тащил ее в лес – подальше от домиков деревни, подальше от спасительной дороги. Ветки хлестали ее по лицу. Туфли слетели с ног, и голые ступни волочились по грязи.
Она брыкалась и кусалась, но все было напрасно.
– Одно слово, и я перережу тебе горло, – прошептал грозный голос. Блеснул нож, и холодный металл коснулся ее горла.
Ужас сковал все ее члены. Широко открытыми глазами она смотрела на лезвие. Это был короткий кинжал с золоченой головкой и рубином в рукоятке. Он был слишком мал для огромной руки бандита. t'occhio del diavolo.
Джеймс.
Она перестала сопротивляться, отдавшись на его волю, как уже столько раз делала по ночам. И ее глупому, бездумному женскому естеству было все равно, что нож приставлен в гневе, а не для того, чтобы доставить ей удовольствие. Ее тело помнило только то, как кинжалом с нее срезали одежду для любовных утех, и то, как им сбривали волосы с лобка.
– Джеймс, – пробормотала она. Ее сердце забилось от радости – она его нашла, она, наконец, во всем признается, и они смогут начать свою жизнь сначала.
– Не называй меня так, – потребовал он, отнимая ладонь от ее рта.
– Милорд…
– И не так. Из твоих уст я должен слышать только одно слово – «повелитель», и при этом ты должна стоять передо мной на коленях и просить, пощады.
От этих слов и грубого тона, каким они были сказаны, ее эротическое настроение исчезло. Послышался звук колоколов, призывающих монахинь к утренней молитве. Ее не хватятся – в это время она занята живописью в своей студии с разрешения женщины, которая, как она только что узнала, произвела ее на свет.
Ужас теснил ей грудь, затрудняя дыхание и движение. Джеймс крепко держал ее и шел так быстро, что она все время спотыкалась. Грязь хлюпала под ее босыми ногами. Она вдруг вспомнила, как он тащил ее по проходу в церкви в день бракосочетания, и это воспоминание причинила ей такую же боль, как воспоминание об отце, разбивающем голубую вазу.
– Перестань меня тащить, – пробормотала она.
– Тише, дорогая жена, – он пощекотал кончиком кинжала ее горло. – Перестань сопротивляться и не надейся, что сможешь улизнуть.
– Я не сопротивляюсь, болван. Я пытаюсь за тобой успеть.
Горячность в ее голосе, видимо, поразила его, потому что он немного ослабил хватку.
Она повернулась и увидела его лицо. Полузажившие багровые рубцы покрывали его щеку, на лбу и висках были три глубокие ссадины, образовавшие неровную букву «w».
Господи. Она непроизвольно подняла руку, чтобы дотронуться до его лица. Это все по ее вине, с болью в сердце подумала она.
Ярость сверкнула в его глазах. Он грубо оттолкнул ее руку. Удар был несильный, но само движение причинило ей почти такое же страдание, как если бы он вонзил кинжал в ее сердце.
Она еще никогда не видела его таким холодным, даже когда он стоял над ней с кнутом в руке. Тогда он был намерен обеспечить безопасность замка. А теперь он выглядел так, словно мог, не дрогнув, убить ее. Без всякого сожаления. Было такое впечатление, что в нем исчез человек и остался лишь полный ненависти дикий зверь.
Его длинные и, видимо, давно нечесаные волосы были растрепаны. Было очевидно, что он не владеет собой, как это бывало раньше. И в том, что он так изменился, виновата она.
– Мне… мне очень жаль, – прошептала она. Сердце в груди словно заледенело. – Я знаю, что ты на меня сердишься, но…
– Нет, я не сержусь, – ответил он довольно мягко, но ненависть в его взгляде говорила об обратном. Шрамы на его щеке налились кровью. – Я просто в бешенстве.
Желчь подступила к горлу, когда она поняла, насколько непредсказуема ситуация.
Он между тем привел ее в оливковую рощу. У нее стучали зубы и тряслись руки. Она озиралась вокруг, думая, не попытаться ли ей бежать. Но если она и побежит, он сразу же ее поймает.
– Я сбежала из монастыря, чтобы восстановить твое добр… – заикаясь, начала она.
– Замолчи! – проревел он. – Иначе я вырежу твой лживый язык!
В его левом глазу сверкнула красная точка.
Она перегнулась пополам, схватившись за живот, и стала молить, чтобы Господь опять помог ей защитить ее ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68