Пошли прочь!..
Трио с веселым шумом бросилось врассыпную. Один из них стал выкрикивать страстным фальцетом, звать Грациэллу, умоляя уберечь его от гнева ее мужа. Граф Джулио Моросини подпрыгивал, орал и звякал колокольчиком. Потом совершенно неожиданно исчез из окна.
– О Боже мой! – заметил без каких-либо эмоций один из участников маскарада. – Он натравит на нас собак.
Мгновением позже Моросини появился снова.
– Теперь я вам кое-что покажу, негодяи! Я заставлю вас отстать от моей жены!
Он высунул из окна мушкет, положил его дуло на подоконник и выстрелил.
Громодобный звук, отражаясь эхом, прокатился по площади. В окнах появились лица людей, разбуженных шумом.
Троица, вооруженная лишь остроумием и одной-единственной лютней, отнюдь не была склонна доказывать свою отвагу. Подчиняясь голосу разума, они обратились в бегство. Моросини перезарядил мушкет и вновь выстрелил, обезглавив одну из статуй, украшающих собор Сан-Сальваторе. Площадь опустела.
Несколько мгновений спустя двое из трех ряженых вышли из тени, отбрасываемой Риалто, знаменитым застроенным лавчонками мостом, пересекавшим Большой канал. Они тяжело дышали, хотя и продолжали тихо смеяться. Однако теперь в их смехе чувствовался страх.
– Боже мой! – произнес игрок на лютне, как только к нему вернулся дар речи. – Мы потеряли Джакомо!
Они остановились на мосту и перегнулись через парапет.
– Я слышал, как он ругался, – хриплым голосом произнесла Белая маска. – Наверное, упал. Эти его дурацкие башмаки на трехдюймовых каблуках! В таких только бегать! – Он положил руку на сердце. – Сейчас выскочит. Умираю!
– Надеюсь, что он не убит. Этого только не хватало! О, Антонио, только вспомните тот колпак! А колокольчик!.. Просто умора!
– Колокольчиком граф, вероятно, предупреждает Грациэллу о своем приближении, – предположил Антонио. – Интересно, что она чувствует, услышав динь-динь-динь!
Они зашлись смехом и прижались друг к другу.
– Как бы то ни было, – произнес старавшийся сохранить серьезность Антонио, – это была дурацкая идея. Вас могли ранить, а то еще хуже!.. Никогда не прощу себе, мой дорогой, что подверг вас такой опасности!
– Чепуха! – сказала Черная маска. – Никакой опасности! Этот старый олух не смог бы попасть в собор Сан-Марко, даже если бы оказался прямо напротив него. Разве не было смешно? Разве не доставило удовольствия? Без ложной скромности скажу, что из меня получился отличный трубадур.
– Конечно, конечно! – с жаром согласился Антонио. – А ваша музыка? Мой дорогой, вы – новый Орфей! Но при этом красивей любого бога. – Он схватил руку спутника и поднес ее к губам, прикрытым жесткой белой маской.
– Милый льстец. Вы говорите так каждому красивому мальчику.
– О нет! Клянусь! – воскликнул Антонио с видом возмущенной невинности.
– Если я покину вас, вы найдете другого, – поддразнила Антонио Черная маска.
– Ни за что! Как вы можете сомневаться в моей любви? Впрочем, я забыл, вам чуждо чувство жалости. А я, несчастный бедняга, навеки обречен искать ваше сочувствие. Таков мой удел! – из-под белого клюва маски раздался глубокий вздох. – Но и моя радость! – Он прижался губами к белым кончикам пальцев.
Черная маска бессердечно рассмеялась и вырвала руку.
– О, я обожаю вас, драгоценный Тонино!
В силу присущей венецианцам склонности к возвышенным уменьшительным они часто прибегали к ласковым прозвищам. Так, человек по имени Джакомо мог услышать, как любящие его обращаются к нему Джакомино или Джако. Антонио становился Тонио, Тонино или просто Нино. Черная маска промурлыкала:
– Вы умудряетесь вызывать любовь, даже когда спасаетесь бегством.
– Мой дорогой, – пробормотал Антонио, – я буду любить вас идя на эшафот, на смертном одре, даже в самом аду!
Из темноты послышался приглушенный крик. Друзья замерли, напряглись и приготовились бежать.
– Помогите, помогите! Умираю! Помогите!
Они бросились к подножию моста. На нижней его ступеньке сидел скрючившись их третий товарищ. Он явно страдал, а душераздирающие крики лишь подтверждали это. Они опустились рядом с ним на колени и вполголоса стали утешать его.
– О, Джакомо, вы ранены? Этот дьявол подстрелил вас? Ну скажите же нам что-нибудь, Джакомино!
– О, – жалобно стонал Джакомо.
– Где болит, дорогой? – ласково вопрошала Черная маска. – Бедняжка, у вас кровь? Надо срочно найти врача!
– Не знаю, не уверен!.. Мне чертовски больно. Я упал и ушиб колени! Порвал чулки. Посмотрите! Такие отличные чулки были…
– Негодяй! Изверг! – отозвались два приятеля. – Значит, вы не ранены?
– Ранен? Конечно же, нет! Как только я увидел, что он размахивает своим древним мушкетом, я бросился бежать со всех ног.
С мрачным выражением на лицах друзья Джакомо подхватили его под мышки и поставили на ноги. Антонио довольно грубо отряхнул пыль с его одежды. Черная маска подняла со ступеней шляпу Джакомо и напялила ему на голову. Они поднялись на мост.
– Я чуть не лишился чувств, – хныкал Джакомо. – Я услышал, как над моим ухом просвистела пуля, и подумал, что приближается конец! О, какой ужасный скандал! Как только они выяснят, кто мы такие…
– Никто не выяснит, – убежденно сказал Антонио. – Как они это сделают?
– Догадаются! – ответил Джакомо. – Старый Моросини знает нас. Нас всех! О, ужасно! Каким же я был дуралеем, что позволил вам себя уговорить! Он даже может вызвать нас на дуэль! Я уверен, он так и поступит!
– Вызвать на дуэль? По какому поводу? Ведь мы только…
– …пели серенаду очаровательной Грациэлле…
– …на которой он прежде всего не имел права жениться. В его-то возрасте!
– Похотливый сатир! А как он себя ведет? Настоящий собственник!
– Не разрешает ей заводить любовников. Даже одного! Не оставляет ее наедине с друзьями!
– Она замужем уже два года и давно могла бы заиметь постоянного спутника – чичизбео. Прискорбно. Возмутительно.
– Моросини – пережиток прошлого. Реликвия! Доисторический тип!
– Как бы то ни было, – твердо сказал Джакомо, – нас должны были предупредить. Мужчина, последовавший дурному совету влюбиться в свою собственную жену, не заслуживает доверия. Он становится безумцем! Такой человек способен на что угодно.
Три ряженых взяли друг друга под руки и направились к противоположному концу моста. Их смех эхом отдавался вслед за ними.
* * *
В этот день камердинер разбудил своего хозяина, сорокалетнего аристократа Алессандро Лоредана, впервые в столь раннем возрасте избранного на высший пост комиссара морей, в полшестого утра. Прежде чем выбраться из постели, Лоредан позволил себе небольшую роскошь – выпил чашку очень крепкого кофе, сбросил ночную сорочку и ополоснул лицо и туловище ледяной водой. Побрил его камердинер, но оделся он без посторонней помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Трио с веселым шумом бросилось врассыпную. Один из них стал выкрикивать страстным фальцетом, звать Грациэллу, умоляя уберечь его от гнева ее мужа. Граф Джулио Моросини подпрыгивал, орал и звякал колокольчиком. Потом совершенно неожиданно исчез из окна.
– О Боже мой! – заметил без каких-либо эмоций один из участников маскарада. – Он натравит на нас собак.
Мгновением позже Моросини появился снова.
– Теперь я вам кое-что покажу, негодяи! Я заставлю вас отстать от моей жены!
Он высунул из окна мушкет, положил его дуло на подоконник и выстрелил.
Громодобный звук, отражаясь эхом, прокатился по площади. В окнах появились лица людей, разбуженных шумом.
Троица, вооруженная лишь остроумием и одной-единственной лютней, отнюдь не была склонна доказывать свою отвагу. Подчиняясь голосу разума, они обратились в бегство. Моросини перезарядил мушкет и вновь выстрелил, обезглавив одну из статуй, украшающих собор Сан-Сальваторе. Площадь опустела.
Несколько мгновений спустя двое из трех ряженых вышли из тени, отбрасываемой Риалто, знаменитым застроенным лавчонками мостом, пересекавшим Большой канал. Они тяжело дышали, хотя и продолжали тихо смеяться. Однако теперь в их смехе чувствовался страх.
– Боже мой! – произнес игрок на лютне, как только к нему вернулся дар речи. – Мы потеряли Джакомо!
Они остановились на мосту и перегнулись через парапет.
– Я слышал, как он ругался, – хриплым голосом произнесла Белая маска. – Наверное, упал. Эти его дурацкие башмаки на трехдюймовых каблуках! В таких только бегать! – Он положил руку на сердце. – Сейчас выскочит. Умираю!
– Надеюсь, что он не убит. Этого только не хватало! О, Антонио, только вспомните тот колпак! А колокольчик!.. Просто умора!
– Колокольчиком граф, вероятно, предупреждает Грациэллу о своем приближении, – предположил Антонио. – Интересно, что она чувствует, услышав динь-динь-динь!
Они зашлись смехом и прижались друг к другу.
– Как бы то ни было, – произнес старавшийся сохранить серьезность Антонио, – это была дурацкая идея. Вас могли ранить, а то еще хуже!.. Никогда не прощу себе, мой дорогой, что подверг вас такой опасности!
– Чепуха! – сказала Черная маска. – Никакой опасности! Этот старый олух не смог бы попасть в собор Сан-Марко, даже если бы оказался прямо напротив него. Разве не было смешно? Разве не доставило удовольствия? Без ложной скромности скажу, что из меня получился отличный трубадур.
– Конечно, конечно! – с жаром согласился Антонио. – А ваша музыка? Мой дорогой, вы – новый Орфей! Но при этом красивей любого бога. – Он схватил руку спутника и поднес ее к губам, прикрытым жесткой белой маской.
– Милый льстец. Вы говорите так каждому красивому мальчику.
– О нет! Клянусь! – воскликнул Антонио с видом возмущенной невинности.
– Если я покину вас, вы найдете другого, – поддразнила Антонио Черная маска.
– Ни за что! Как вы можете сомневаться в моей любви? Впрочем, я забыл, вам чуждо чувство жалости. А я, несчастный бедняга, навеки обречен искать ваше сочувствие. Таков мой удел! – из-под белого клюва маски раздался глубокий вздох. – Но и моя радость! – Он прижался губами к белым кончикам пальцев.
Черная маска бессердечно рассмеялась и вырвала руку.
– О, я обожаю вас, драгоценный Тонино!
В силу присущей венецианцам склонности к возвышенным уменьшительным они часто прибегали к ласковым прозвищам. Так, человек по имени Джакомо мог услышать, как любящие его обращаются к нему Джакомино или Джако. Антонио становился Тонио, Тонино или просто Нино. Черная маска промурлыкала:
– Вы умудряетесь вызывать любовь, даже когда спасаетесь бегством.
– Мой дорогой, – пробормотал Антонио, – я буду любить вас идя на эшафот, на смертном одре, даже в самом аду!
Из темноты послышался приглушенный крик. Друзья замерли, напряглись и приготовились бежать.
– Помогите, помогите! Умираю! Помогите!
Они бросились к подножию моста. На нижней его ступеньке сидел скрючившись их третий товарищ. Он явно страдал, а душераздирающие крики лишь подтверждали это. Они опустились рядом с ним на колени и вполголоса стали утешать его.
– О, Джакомо, вы ранены? Этот дьявол подстрелил вас? Ну скажите же нам что-нибудь, Джакомино!
– О, – жалобно стонал Джакомо.
– Где болит, дорогой? – ласково вопрошала Черная маска. – Бедняжка, у вас кровь? Надо срочно найти врача!
– Не знаю, не уверен!.. Мне чертовски больно. Я упал и ушиб колени! Порвал чулки. Посмотрите! Такие отличные чулки были…
– Негодяй! Изверг! – отозвались два приятеля. – Значит, вы не ранены?
– Ранен? Конечно же, нет! Как только я увидел, что он размахивает своим древним мушкетом, я бросился бежать со всех ног.
С мрачным выражением на лицах друзья Джакомо подхватили его под мышки и поставили на ноги. Антонио довольно грубо отряхнул пыль с его одежды. Черная маска подняла со ступеней шляпу Джакомо и напялила ему на голову. Они поднялись на мост.
– Я чуть не лишился чувств, – хныкал Джакомо. – Я услышал, как над моим ухом просвистела пуля, и подумал, что приближается конец! О, какой ужасный скандал! Как только они выяснят, кто мы такие…
– Никто не выяснит, – убежденно сказал Антонио. – Как они это сделают?
– Догадаются! – ответил Джакомо. – Старый Моросини знает нас. Нас всех! О, ужасно! Каким же я был дуралеем, что позволил вам себя уговорить! Он даже может вызвать нас на дуэль! Я уверен, он так и поступит!
– Вызвать на дуэль? По какому поводу? Ведь мы только…
– …пели серенаду очаровательной Грациэлле…
– …на которой он прежде всего не имел права жениться. В его-то возрасте!
– Похотливый сатир! А как он себя ведет? Настоящий собственник!
– Не разрешает ей заводить любовников. Даже одного! Не оставляет ее наедине с друзьями!
– Она замужем уже два года и давно могла бы заиметь постоянного спутника – чичизбео. Прискорбно. Возмутительно.
– Моросини – пережиток прошлого. Реликвия! Доисторический тип!
– Как бы то ни было, – твердо сказал Джакомо, – нас должны были предупредить. Мужчина, последовавший дурному совету влюбиться в свою собственную жену, не заслуживает доверия. Он становится безумцем! Такой человек способен на что угодно.
Три ряженых взяли друг друга под руки и направились к противоположному концу моста. Их смех эхом отдавался вслед за ними.
* * *
В этот день камердинер разбудил своего хозяина, сорокалетнего аристократа Алессандро Лоредана, впервые в столь раннем возрасте избранного на высший пост комиссара морей, в полшестого утра. Прежде чем выбраться из постели, Лоредан позволил себе небольшую роскошь – выпил чашку очень крепкого кофе, сбросил ночную сорочку и ополоснул лицо и туловище ледяной водой. Побрил его камердинер, но оделся он без посторонней помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118