О, Жанна! Он настолько же выше обыкновенных людей, насколько я – ниже! И вот он же меня посылает хлопотать о выкупе, как будто бы я его старый поклонник! И я… Я иду за выкупом! Боже! Воззри на нас с высоты величия Твоего! Что за сила в нем!
Жиль вздрогнул и оглянулся вокруг. Жанна уже успела перевести дух и улыбнулась:
– Он – король! – промолвила она. – Ну, Жиль, идем; я иду с тобой! Ты пойдешь к аббату Мило, а я – к королеве-матери: она слушает меня.
– Я сделаю, как мне приказано, Жанна, – сказал запуганный человек. – Не могу я не повиноваться.
С высоты своей башни король Ричард смотрел, как они удалялись вместе. Он высоко простер к небу руки, рыча, как ночной волк.
– О, Господи! Теперь ты уж довольно разил меня! Слушай же: и я стану разить, как только будет можно.
Немного спустя явился ассассин Коджа. Жанна сказала ему:
– Коджа! Я должна ехать в дальний путь с этим человеком. Ты нас соберешь в дорогу, а сам останешься ожидать меня, покуда вернусь.
– Повелительница, я раб твой! Делай, как тебе угодно! – отвечал Коджа.
Жанна оделась монахиней, а Жиль – богомольцем из Иерусалима. Коджа купил им в Гране ослов и довел их до Триеста. Там они сели на корабль, готовый к отплытию в Бордо. Благополучно пустились по морю: на десятый день прошли Геркулесовы Столбы, а пять дней спустя уже вошли в устье Жиронды. В Бордо они расстались. Жиль отправился в Пуатье в обществе богомольцев; Жанна узнала, что королева Беранжера находится в Кагоре, и свернула к холмам Гасконии.
Позади нее, далеко, томился в заключении узник, которому только смерть могла доставить достойное освобождение.
Глава XIII
ЖЕНСКАЯ ЛЮБОВЬ
«Не спрашивайте меня, что я делал все эти дни (пишет аббат Мило). Буди милость Господня на мне в час кончины моей! Я хлопотал о выкупе короля Ричарда, как радел, работал бы во славу Господа нашего Иисуса Христа. Много есть аббатств в Турени, которые оскудели, благодаря мне, много раз уже свершалось таинство Евхаристии над оловянной чашей, и все ради того, чтобы Ричард возвратился домой. А все-таки дороже всяких рубинов, думается мне, в этом деле была сестра короля Филиппа, принцесса Элоиза».
Мне кажется, аббат прав. Эта убитая горем дама явилась ночью в Париж в сереньком одеянии монашенок Фонтевро, застала там в беседе брата своего и Джона Мортена. Они как раз обсуждали этот вопрос. Филипп, не совсем низкий человек, был тронут известием о том, что Ричард сидит в темнице; он уже выслушал часть доклада Гердена.
– Христе Боже наш! – восклицал он. – Такой великий государь – и сидит себе в оковах! И кто же? Брат мой Ричард! А видит Бог, как он мне ненавистен!
Он продолжал бормотать про себя. Граф подливал масла в огонь как умел;
– О, да и ненавидит же он вас, государь! Он ненавидит и меня, и всех нас.
– Да, и по мне, мы могли бы найти для этого достаточно поводов, если б их не было и без того довольно, – лукаво заметил Филипп. – Известно ли вам, что де Герден явился из Сирии в Пуату?
Граф не сказал ничего, хотя ему уже это было отлично известно.
Когда доложили о приезде мадам Элоизы, король вздрогнул, а граф побелел, как полотно.
– Мы можем принять ее милость, – проговорил Филипп и пошел к дверям навстречу сестре.
Элоиза вошла по-прежнему – задыхаясь, спотыкаясь, крадучись. Она стремительно опустилась на колени, чтобы поцеловать руку брата, затем встала и пристально посмотрела на Джона Мортена.
– Вы в поздний час, сестрица, посетили нас, – сказал король, – Вероятно, вас вынудили обстоятельства?
– Да, государь, вынудили! Я виделась с Жилем де Герденом. Король Ричард в заточении в Граце – его необходимо освободить.
– Но кто же это сделает, сестрица? Вы?
– Да, государь.
– Вы, мадам, становитесь истинной христианкой.
– Это необходимо для меня, государь! Я нанесла тяжкую обиду королю Ричарду – этого я не могу перенести спокойно.
– О, не торопись! – перебил ее Филипп. – Разве тебе самой не была нанесена обида?
– Да, была, но не мне, – возразила вся побелевшая девушка.
– Обида все-таки шла от его родных. Что же делать, если обидчик уж в могиле? Его кровные пусть отвечают за него.
Элоиза вздрогнула; и по той же причине вздрогнул еще один.
– Молю Бога, чтобы Он сжалился над ним в его смертный час! – воскликнула она. – За него, умирающего или мертвого, ответят его кровные…
– Вы говорите туманно, сестрица.
– Вся жизнь моя – туман.
– Сестрица! В лице вашем король Ричард оскорбил весь наш род.
– А я оскорбила род короля Ричарда, – возразила она.
– Это все, что вы имеете сказать, Элоиза?
– Нет, государь, не все! – ответила она, бросив язвительный, озлобленный взгляд на Мортена. – Но в настоящую минуту мне не нужно больше говорить ничего.
И в самом деле, больше ничего не было нужно: сдавленный крик вырвался из груди графа:
– О, Господи Иисусе! Государь, спасите мне брата! Какой он ни был негодяй, а выдержать не мог взгляда женщины: он вонзался в душу его, как меч. Король Филипп был поражен.
– И ты, ты? – воскликнул он.
Джон протянул руки к королю с криком:
– О, государь! Мадам права: я – дурной человек. Я должен вознаградить брата, он должен быть спасен! Король Филипп почесал в голове.
– Кто теперь бродит в потемках, как не я? – проговорил он. – С вами, Мортен, я поговорю сейчас. А вы, мадам, должны говорить яснее, – заговорил он горячо, обращаясь к сестре. – Что означает ваше усердие по поводу короля английского? Он – ваш кузен и мог быть вам супругом.
Элоиза отшатнулась от него, но Филипп грубо продолжал:
– Разве вы обязаны его благодарить за то, что он не женился на вас? Это, что ли, подгоняет вас? Она в недоумении посмотрела на него.
– Я обязана ему честью, Филипп, – медленно произнесла она. – Это – великий король!
– Великий король! Великий король! – передразнил ее брат. – Черт побери! Зато и негодяй великий! В нем нет ни капли правдивости, верности, благодарности, уважения к другим. Он меня ни в грош не ставит,
– Для него вы, конечно, ничто, – согласилась Элоиза.
– Мадам! Я – король Франции, я ваш брат и повелитель! Он – мой вассал, он обязан мне службой и нарушает ее. Он самовольно подписывает договоры и сочиняет войны. Он грозит мне и потешается надо мной: убивает слуг моих – и смеется! Мне не угодно, чтобы он издевался надо мной! Не будет покоя в этом королевстве, когда он явится здесь.
Король Филипп остановился, потом обратился к дрожащему товарищу:
– Что же касается вас, граф Мортен, я должен получить объяснение. Сестра моя любит своих врагов: это – христианская добродетель, но не ваша. Быть может, вы боитесь своих врагов, даже сидящих в клетке? Ведь так? Вы, граф, примостились себе в Аквитании. Думается, и в Анжу вы не безызвестны. Или вы, пожалуй, уже желаете, чтобы вас там не знали? Или вам там уж чересчур удобно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Жиль вздрогнул и оглянулся вокруг. Жанна уже успела перевести дух и улыбнулась:
– Он – король! – промолвила она. – Ну, Жиль, идем; я иду с тобой! Ты пойдешь к аббату Мило, а я – к королеве-матери: она слушает меня.
– Я сделаю, как мне приказано, Жанна, – сказал запуганный человек. – Не могу я не повиноваться.
С высоты своей башни король Ричард смотрел, как они удалялись вместе. Он высоко простер к небу руки, рыча, как ночной волк.
– О, Господи! Теперь ты уж довольно разил меня! Слушай же: и я стану разить, как только будет можно.
Немного спустя явился ассассин Коджа. Жанна сказала ему:
– Коджа! Я должна ехать в дальний путь с этим человеком. Ты нас соберешь в дорогу, а сам останешься ожидать меня, покуда вернусь.
– Повелительница, я раб твой! Делай, как тебе угодно! – отвечал Коджа.
Жанна оделась монахиней, а Жиль – богомольцем из Иерусалима. Коджа купил им в Гране ослов и довел их до Триеста. Там они сели на корабль, готовый к отплытию в Бордо. Благополучно пустились по морю: на десятый день прошли Геркулесовы Столбы, а пять дней спустя уже вошли в устье Жиронды. В Бордо они расстались. Жиль отправился в Пуатье в обществе богомольцев; Жанна узнала, что королева Беранжера находится в Кагоре, и свернула к холмам Гасконии.
Позади нее, далеко, томился в заключении узник, которому только смерть могла доставить достойное освобождение.
Глава XIII
ЖЕНСКАЯ ЛЮБОВЬ
«Не спрашивайте меня, что я делал все эти дни (пишет аббат Мило). Буди милость Господня на мне в час кончины моей! Я хлопотал о выкупе короля Ричарда, как радел, работал бы во славу Господа нашего Иисуса Христа. Много есть аббатств в Турени, которые оскудели, благодаря мне, много раз уже свершалось таинство Евхаристии над оловянной чашей, и все ради того, чтобы Ричард возвратился домой. А все-таки дороже всяких рубинов, думается мне, в этом деле была сестра короля Филиппа, принцесса Элоиза».
Мне кажется, аббат прав. Эта убитая горем дама явилась ночью в Париж в сереньком одеянии монашенок Фонтевро, застала там в беседе брата своего и Джона Мортена. Они как раз обсуждали этот вопрос. Филипп, не совсем низкий человек, был тронут известием о том, что Ричард сидит в темнице; он уже выслушал часть доклада Гердена.
– Христе Боже наш! – восклицал он. – Такой великий государь – и сидит себе в оковах! И кто же? Брат мой Ричард! А видит Бог, как он мне ненавистен!
Он продолжал бормотать про себя. Граф подливал масла в огонь как умел;
– О, да и ненавидит же он вас, государь! Он ненавидит и меня, и всех нас.
– Да, и по мне, мы могли бы найти для этого достаточно поводов, если б их не было и без того довольно, – лукаво заметил Филипп. – Известно ли вам, что де Герден явился из Сирии в Пуату?
Граф не сказал ничего, хотя ему уже это было отлично известно.
Когда доложили о приезде мадам Элоизы, король вздрогнул, а граф побелел, как полотно.
– Мы можем принять ее милость, – проговорил Филипп и пошел к дверям навстречу сестре.
Элоиза вошла по-прежнему – задыхаясь, спотыкаясь, крадучись. Она стремительно опустилась на колени, чтобы поцеловать руку брата, затем встала и пристально посмотрела на Джона Мортена.
– Вы в поздний час, сестрица, посетили нас, – сказал король, – Вероятно, вас вынудили обстоятельства?
– Да, государь, вынудили! Я виделась с Жилем де Герденом. Король Ричард в заточении в Граце – его необходимо освободить.
– Но кто же это сделает, сестрица? Вы?
– Да, государь.
– Вы, мадам, становитесь истинной христианкой.
– Это необходимо для меня, государь! Я нанесла тяжкую обиду королю Ричарду – этого я не могу перенести спокойно.
– О, не торопись! – перебил ее Филипп. – Разве тебе самой не была нанесена обида?
– Да, была, но не мне, – возразила вся побелевшая девушка.
– Обида все-таки шла от его родных. Что же делать, если обидчик уж в могиле? Его кровные пусть отвечают за него.
Элоиза вздрогнула; и по той же причине вздрогнул еще один.
– Молю Бога, чтобы Он сжалился над ним в его смертный час! – воскликнула она. – За него, умирающего или мертвого, ответят его кровные…
– Вы говорите туманно, сестрица.
– Вся жизнь моя – туман.
– Сестрица! В лице вашем король Ричард оскорбил весь наш род.
– А я оскорбила род короля Ричарда, – возразила она.
– Это все, что вы имеете сказать, Элоиза?
– Нет, государь, не все! – ответила она, бросив язвительный, озлобленный взгляд на Мортена. – Но в настоящую минуту мне не нужно больше говорить ничего.
И в самом деле, больше ничего не было нужно: сдавленный крик вырвался из груди графа:
– О, Господи Иисусе! Государь, спасите мне брата! Какой он ни был негодяй, а выдержать не мог взгляда женщины: он вонзался в душу его, как меч. Король Филипп был поражен.
– И ты, ты? – воскликнул он.
Джон протянул руки к королю с криком:
– О, государь! Мадам права: я – дурной человек. Я должен вознаградить брата, он должен быть спасен! Король Филипп почесал в голове.
– Кто теперь бродит в потемках, как не я? – проговорил он. – С вами, Мортен, я поговорю сейчас. А вы, мадам, должны говорить яснее, – заговорил он горячо, обращаясь к сестре. – Что означает ваше усердие по поводу короля английского? Он – ваш кузен и мог быть вам супругом.
Элоиза отшатнулась от него, но Филипп грубо продолжал:
– Разве вы обязаны его благодарить за то, что он не женился на вас? Это, что ли, подгоняет вас? Она в недоумении посмотрела на него.
– Я обязана ему честью, Филипп, – медленно произнесла она. – Это – великий король!
– Великий король! Великий король! – передразнил ее брат. – Черт побери! Зато и негодяй великий! В нем нет ни капли правдивости, верности, благодарности, уважения к другим. Он меня ни в грош не ставит,
– Для него вы, конечно, ничто, – согласилась Элоиза.
– Мадам! Я – король Франции, я ваш брат и повелитель! Он – мой вассал, он обязан мне службой и нарушает ее. Он самовольно подписывает договоры и сочиняет войны. Он грозит мне и потешается надо мной: убивает слуг моих – и смеется! Мне не угодно, чтобы он издевался надо мной! Не будет покоя в этом королевстве, когда он явится здесь.
Король Филипп остановился, потом обратился к дрожащему товарищу:
– Что же касается вас, граф Мортен, я должен получить объяснение. Сестра моя любит своих врагов: это – христианская добродетель, но не ваша. Быть может, вы боитесь своих врагов, даже сидящих в клетке? Ведь так? Вы, граф, примостились себе в Аквитании. Думается, и в Анжу вы не безызвестны. Или вы, пожалуй, уже желаете, чтобы вас там не знали? Или вам там уж чересчур удобно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95