Здесь не боятся змей и даже умеют их укрощать особенным свистом.
Однажды, во время отдыха на прогалине, мы с Пижоном порядком струхнули, заметив в двух шагах от нас огромного удава или питона – не знаю в точности, как назвать это чудовище, метра в четыре длиной, свернувшееся кольцом и уставившееся на нас с выражением, как нам казалось, не сулившим ничего доброго. Но Билл Кеог спокойно встал, и, посвистывая, увел чудовище за собой на другую сторону прогалины, где оно нырнуло в чащу.
На стоянках нас донимали мелкие твари – ползающие, прыгающие, летающие, скачущие, многоногие, стоногие, тысяченогие, крылатые и бескрылые, кусающие, щиплющие, жалящие; не было спасения от этой злостной мелкоты, она забиралась под одежду, под одеяла, всюду. Пижон стонал, уверяя, что полчища китайцев, с которыми мы сражались у Туксона (читатель припомнит, что нам пришлось иметь дело с двумя китайскими кавалеристами – с «отрядом», как выразился тогда же мой коллега, разросшимся теперь в «полчище»), ничто в сравнении с этими тварями; Кеог ругался на всех известных ему языках; я чесал уязвленные места молча, но с остервенением…
Однажды ночью, в деревушке Джиойо – мы шли параллельно течению речки и на ночь выходили на опушку леса, разбивали палатки или же находили приют в разбросанных по ее берегам деревушках – я проснулся, чувствуя на своем плече какое-то постороннее тело. Рука моя ощупала что-то липкое, мягкое, холодное, шершавое и колючее; я содрогнулся от отвращения и невольно вскрикнул. Пижон чиркнул спичкой – пфа! – паук величиной с крысу!.. Я сбросил гадину на пол, и она поспешила удрать в какую-то дыру, прежде чем мы догадались ее раздавить.
По ночам раздавался грозный рев ящеров; обезьяны отвечали на него тревожными криками; огромные кайманы тяжко вздыхали и сопели на отмелях речки; какие-то зловещие звуки доносились из лесной чащи – стоны, всхлипывания, вой, будто и впрямь души погибших китайцев реяли под зелеными сводами, тоскуя и жалуясь, не находя после смерти покоя в «проклятой земле».
Так шли мы четверо суток, делая не более семи – восьми километров в день и не давая себе ясного отчета в цели японского предприятия. Наконец, однако, она выяснилась.
XVIII. НЕПОБЕДИМАЯ АРМАДА
Встреча с соотечественником. План Лаглэва. Конец странствования. Белки в колесе. На озере. Подводная лодка-торпеда. Схватка с американцами. Попытка восстания. Живые торпеды. Неудобное плавание. Разрыв плотины. Его последствия.
В деревне Санта-Крус мы были удивлены, увидев в толпе индейцев и метисов белого касика. Собственно, «белой» нельзя было назвать его загоревшую, обветренную кожу; она скорее напоминала плохо вычищенный сапог как цветом, так и выделкой; тем не менее, с первого взгляда ясно было, что это человек белой расы. Он подошел к нам с улыбкой и приветствовал на французском языке.
– Как это нам посчастливилось встретить вождя, так хорошо владеющего французским языком? – спросил я.
– Э, господа, – ответил касик, дружески пожимая нам руки – да ведь я француз, бретонец. Родился близ Требулэ, в Финистере. Давно это было – лет шестьдесят, поди. А зовут меня Лаглэв – да, Луи-Мало-Теодор Лаглэв, бретонец. Попал я в Америку еще в молодости, плотничал, скитался по разным местам, забрел сюда, когда строили канал, и заболел в этой деревне. Когда выздоровел, эти молодцы предложили мне остаться у них касиком – ихний-то умер. Ну что ж, думаю, касик – ведь это вроде как король… Из плотников в короли разве не лестно? Согласился, да так тут и застрял… Народ добрый, ничего, душевные ребята, только вот когда перепьются «анисадо» – водка здешняя – так гляди в оба: того и жди, за ножи хватятся… А вы, господа, по каким же делам тут путешествуете?
Возможно, что я решился бы поговорить с этим человеком откровеннее, чем этого могли бы пожелать японцы. Но Вами следил за мной искоса, и мне пришлось рассказать об изумрудных залежах, которые мы разыскиваем. Лаглэв видимо заинтересовался этим предприятием и заявил, что присоединится к нашей экспедиции и будет помогать нам в розысках. Говоря это, он как-то загадочно усмехнулся и лукаво подмигнул мне.
– К тому же, мне хочется потолковать с соотечественниками, – прибавил он. – Теперь ложитесь спать, а завтра еще побеседуем.
Мы устроились на ночлег в одной из хижин, но долго не могли уснуть и толковали об этой странной встрече. Вдруг послышался шорох, и какая-то фигура скользнула к нам в дверь.
– Тише, детки, не бойтесь, это я, – сказал вполголоса неожиданный посетитель.
Мы узнали голос Лаглэва.
– Да, господа, – продолжал он, – я таки догадался, кто вы такие. Не иначе, как сотрудники «2000 года», о которых пишут в газетах….
Мы с Пижоном так и подпрыгнули. Если бы гром ударил в шалаш, мы бы не так изумились.
– Откуда вы знаете? – спросил я.
– В Алгалуэле – недалеко отсюда, близ озера, которое питает канал – получают «Diario de Colon», и мне доставляют эту газету, когда кому-нибудь из моих ребят случится там быть. Там вот я и читал депеши… Ходит слух, будто японцы готовят какую-то каверзу, хотят испортить шлюзы и плотины. Их сторожат вдоль всего канала и между Алгалуэлой и Обиспо, у большой плотины, которая удерживает воды озера. Там теперь войска нагнали – страсть; что ни шаг, то часовой торчит… Однако, японцы, не будь глупы, с боку пробираются, сторонкой. Ведь они есть в вашем отряде: я узнал нескольких, даром, что ряженые. Это не китайцы, нет; китайцев я хорошо знаю. Ну-с, читал я также о двух французах, сотрудниках «2000 года», которых японцы увезли куда-то из Сан-Франциско на крейсере – ас ними, как думают, и третьего, янки. Кто доставит сведения об этих французах, получит пятьдесят тысяч франков награды. Кто выследит японцев и поможет коменданту Алгалуэлы накрыть их – тому выдано будет по десяти тысяч франков за каждого японца… Я их выследил, господа! Они тут, в вашем отряде, а вы – те самые французы с американцем… японцы держат вас в плену, а для показа начальниками поставили, чтоб глаза отводить! Так или нет?
– Так, – ответил я. – Не даром вас касиком выбрали: вы, я вижу, сообразительный малый… Но что же вы думаете предпринять?
– Вот я и говорю себе: Лаглэв, почему бы тебе не обогатить свой народ и его короля? Пятьдесят тысяч франков за французов и небось, впятеро или вшестеро больше за японцев… да мы все по-королевски заживем! Но сам я не одолею японского отряда, у меня всего человек пятьдесят мужчин, да и те почти безоружные. Вот я и подумал так: посылаю верного человека с уведомлением в Алгалуэлу, сообщаю обо всем тамошнему полковнику; пусть пришлет отряд солдат в Санта-Крус, а другой отправит вдоль берега озера, к Мерсед, потому что эти черти наверное пробираются к озеру. Для верности же, я сам пойду с вами с двумя – тремя людьми, чтоб в случае чего послать еще гонца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Однажды, во время отдыха на прогалине, мы с Пижоном порядком струхнули, заметив в двух шагах от нас огромного удава или питона – не знаю в точности, как назвать это чудовище, метра в четыре длиной, свернувшееся кольцом и уставившееся на нас с выражением, как нам казалось, не сулившим ничего доброго. Но Билл Кеог спокойно встал, и, посвистывая, увел чудовище за собой на другую сторону прогалины, где оно нырнуло в чащу.
На стоянках нас донимали мелкие твари – ползающие, прыгающие, летающие, скачущие, многоногие, стоногие, тысяченогие, крылатые и бескрылые, кусающие, щиплющие, жалящие; не было спасения от этой злостной мелкоты, она забиралась под одежду, под одеяла, всюду. Пижон стонал, уверяя, что полчища китайцев, с которыми мы сражались у Туксона (читатель припомнит, что нам пришлось иметь дело с двумя китайскими кавалеристами – с «отрядом», как выразился тогда же мой коллега, разросшимся теперь в «полчище»), ничто в сравнении с этими тварями; Кеог ругался на всех известных ему языках; я чесал уязвленные места молча, но с остервенением…
Однажды ночью, в деревушке Джиойо – мы шли параллельно течению речки и на ночь выходили на опушку леса, разбивали палатки или же находили приют в разбросанных по ее берегам деревушках – я проснулся, чувствуя на своем плече какое-то постороннее тело. Рука моя ощупала что-то липкое, мягкое, холодное, шершавое и колючее; я содрогнулся от отвращения и невольно вскрикнул. Пижон чиркнул спичкой – пфа! – паук величиной с крысу!.. Я сбросил гадину на пол, и она поспешила удрать в какую-то дыру, прежде чем мы догадались ее раздавить.
По ночам раздавался грозный рев ящеров; обезьяны отвечали на него тревожными криками; огромные кайманы тяжко вздыхали и сопели на отмелях речки; какие-то зловещие звуки доносились из лесной чащи – стоны, всхлипывания, вой, будто и впрямь души погибших китайцев реяли под зелеными сводами, тоскуя и жалуясь, не находя после смерти покоя в «проклятой земле».
Так шли мы четверо суток, делая не более семи – восьми километров в день и не давая себе ясного отчета в цели японского предприятия. Наконец, однако, она выяснилась.
XVIII. НЕПОБЕДИМАЯ АРМАДА
Встреча с соотечественником. План Лаглэва. Конец странствования. Белки в колесе. На озере. Подводная лодка-торпеда. Схватка с американцами. Попытка восстания. Живые торпеды. Неудобное плавание. Разрыв плотины. Его последствия.
В деревне Санта-Крус мы были удивлены, увидев в толпе индейцев и метисов белого касика. Собственно, «белой» нельзя было назвать его загоревшую, обветренную кожу; она скорее напоминала плохо вычищенный сапог как цветом, так и выделкой; тем не менее, с первого взгляда ясно было, что это человек белой расы. Он подошел к нам с улыбкой и приветствовал на французском языке.
– Как это нам посчастливилось встретить вождя, так хорошо владеющего французским языком? – спросил я.
– Э, господа, – ответил касик, дружески пожимая нам руки – да ведь я француз, бретонец. Родился близ Требулэ, в Финистере. Давно это было – лет шестьдесят, поди. А зовут меня Лаглэв – да, Луи-Мало-Теодор Лаглэв, бретонец. Попал я в Америку еще в молодости, плотничал, скитался по разным местам, забрел сюда, когда строили канал, и заболел в этой деревне. Когда выздоровел, эти молодцы предложили мне остаться у них касиком – ихний-то умер. Ну что ж, думаю, касик – ведь это вроде как король… Из плотников в короли разве не лестно? Согласился, да так тут и застрял… Народ добрый, ничего, душевные ребята, только вот когда перепьются «анисадо» – водка здешняя – так гляди в оба: того и жди, за ножи хватятся… А вы, господа, по каким же делам тут путешествуете?
Возможно, что я решился бы поговорить с этим человеком откровеннее, чем этого могли бы пожелать японцы. Но Вами следил за мной искоса, и мне пришлось рассказать об изумрудных залежах, которые мы разыскиваем. Лаглэв видимо заинтересовался этим предприятием и заявил, что присоединится к нашей экспедиции и будет помогать нам в розысках. Говоря это, он как-то загадочно усмехнулся и лукаво подмигнул мне.
– К тому же, мне хочется потолковать с соотечественниками, – прибавил он. – Теперь ложитесь спать, а завтра еще побеседуем.
Мы устроились на ночлег в одной из хижин, но долго не могли уснуть и толковали об этой странной встрече. Вдруг послышался шорох, и какая-то фигура скользнула к нам в дверь.
– Тише, детки, не бойтесь, это я, – сказал вполголоса неожиданный посетитель.
Мы узнали голос Лаглэва.
– Да, господа, – продолжал он, – я таки догадался, кто вы такие. Не иначе, как сотрудники «2000 года», о которых пишут в газетах….
Мы с Пижоном так и подпрыгнули. Если бы гром ударил в шалаш, мы бы не так изумились.
– Откуда вы знаете? – спросил я.
– В Алгалуэле – недалеко отсюда, близ озера, которое питает канал – получают «Diario de Colon», и мне доставляют эту газету, когда кому-нибудь из моих ребят случится там быть. Там вот я и читал депеши… Ходит слух, будто японцы готовят какую-то каверзу, хотят испортить шлюзы и плотины. Их сторожат вдоль всего канала и между Алгалуэлой и Обиспо, у большой плотины, которая удерживает воды озера. Там теперь войска нагнали – страсть; что ни шаг, то часовой торчит… Однако, японцы, не будь глупы, с боку пробираются, сторонкой. Ведь они есть в вашем отряде: я узнал нескольких, даром, что ряженые. Это не китайцы, нет; китайцев я хорошо знаю. Ну-с, читал я также о двух французах, сотрудниках «2000 года», которых японцы увезли куда-то из Сан-Франциско на крейсере – ас ними, как думают, и третьего, янки. Кто доставит сведения об этих французах, получит пятьдесят тысяч франков награды. Кто выследит японцев и поможет коменданту Алгалуэлы накрыть их – тому выдано будет по десяти тысяч франков за каждого японца… Я их выследил, господа! Они тут, в вашем отряде, а вы – те самые французы с американцем… японцы держат вас в плену, а для показа начальниками поставили, чтоб глаза отводить! Так или нет?
– Так, – ответил я. – Не даром вас касиком выбрали: вы, я вижу, сообразительный малый… Но что же вы думаете предпринять?
– Вот я и говорю себе: Лаглэв, почему бы тебе не обогатить свой народ и его короля? Пятьдесят тысяч франков за французов и небось, впятеро или вшестеро больше за японцев… да мы все по-королевски заживем! Но сам я не одолею японского отряда, у меня всего человек пятьдесят мужчин, да и те почти безоружные. Вот я и подумал так: посылаю верного человека с уведомлением в Алгалуэлу, сообщаю обо всем тамошнему полковнику; пусть пришлет отряд солдат в Санта-Крус, а другой отправит вдоль берега озера, к Мерсед, потому что эти черти наверное пробираются к озеру. Для верности же, я сам пойду с вами с двумя – тремя людьми, чтоб в случае чего послать еще гонца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74