Внезапно вспыхнувшие бои чехов и красноармейцев в Поволжье советские историки объяснили очень просто: «Предательский мятеж чехословацкого корпуса был спровоцирован французской и английской разведкой». Однако все было еще проще…
Рукою очевидца . (Архив русской революции. Том 10, лейтенант NN) «Эвакуация чехов производилась с большими затруднениями, как из-за возникновения различных препятствий, чинимых чехами-комиссарами, требовавших отдачи оружия, снаряжения, аэропланов и т. д., так и вследствие малой пропускной способности железных дорог, которые, как, например, Самаро-Златоустовская, могли пропускать лишь по 1(!) эшелону в сутки.
Однако несмотря на все это, чехи постепенно продвигались, и к 20-м числам мая… головные эшелоны уже достигали Челябинска, хвост же их подходил к городу Балашову, стоящему на Рязано-Уральской жел. дор.
Но к этому времени отношение советской власти к чехам по настоянию германского посла в Москве гр. Мирбаха стало проявляться все в более и более настойчивом требовании приостановки их передвижения и разоружения…Мирбах, по указанию из Берлина, должен был препятствовать усилению союзной армии чехословацким корпусом, и потому задачей его было остановить корпус в пределах России, разоружить его, а личный состав перевести на положение военнопленных…
…Из Москвы было отдано распоряжение отобрать оружие силой, и в городе Пензе, где в это время находилось около четырех тысяч чехов, после безрезультатных уговоров местного комиссара был послан большевиками отряд мадьяр для приведения московского приказа в исполнение. Последнее обстоятельство страшно возмутило чехов, появление мадьяр оскорбило их национальное достоинство, и солдаты потребовали у своего командования дать отпор. 20 мая большевики открыли из орудий огонь по поездам, чехи же начали подтягивать отставшие эшелоны…»
И заполыхало… Не надеясь удержать Пензу под залпами тяжелой артиллерии красных войск, чехи через три дня ушли на восток - в Уфу и Самару, разоружая по пути гарнизоны красных и круша большевистскую власть. В городах, взятыми легионерами под свой контроль, к чехам стали присоединяться разрозненные поначалу подпольные офицерские группы. Несколько позже из них стали формироваться отряды Народной армии.
Особое слово об офицерах бывшей русской армии. К весне 1918 года тысячи прапорщиков и корнетов, поручиков и штабс-капитанов, ротмистров, капитанов, полковников вернулись с разваленных фронтов по домам. Бывшие командиры рот, батарей, эскадронов, батальонов, прошедшие огни, воды и медные трубы мировой войны, битые осколками, клеванные пулями, травленные газами, бежавшие из вражеского плена, годами кормившие в траншеях вшей и тыловых спекулянтов, познавшие радость победы в легендарном брусиловском прорыве и горечь развала армии, они, фронтовики, со всеми своими «Георгиями», «Аннами», «Владимирами», с мечами и без мечей оказались у себя на родине в положении опасных преступников, которые подлежали особому учету в ЧК, а некоторые и вовсе - арестам, расстрелам… Будто вернулись с войны не к родимым ветлам, порогам, погостам, а в чужую страну, а если и не в чужую, то в захваченную непонятными врагами, которые глумятся над всем, что было дорого и свято не только им, но и их дедам, пращурам: взрывают храмы, срывают золоченые оклады с икон, хватают заложников, врываются по ночам в дома и под видом обысков просто грабят - найдя фамильные драгоценности, злорадствуют так, будто нашли не серебро и золото, а улики тягчайшего преступления. И под какими бы лозунгами все эти репрессии и реквизиции ни проводились, понять это и смириться с этим было невозможно. Если на юге России, на Дону и Кубани офицеры стали сплачиваться в полки Добровольческой армии, то здесь, в поволожских и предуральских и зауральских городах, таких вождей, как генералы Корнилов и Краснов, не нашлось. Но и в провинциальной глуши офицеры пытались помогать друг другу, объединялись в подпольные группы. Когда же нежданно-негаданно возникла третья сила - чехи, которые обрушились на новоявленных властителей, уездно-губернское офицерство немедленно вышло из подполья и присоединилось к братьям-славянам, в которых увидело своих освободителей. Так случилось и в Самаре, и в Бузулуке, и в Уфе, и в Пензе, и в Симбирске… Униженные, затравленные офицеры доставали припрятанные наганы, извлекали с чердаков и других потаенных мест погоны, ордена, кресты и шли в строй, в бой… О, как быстро вспомнили свое былое ратное ремесло все эти варщики гуталина, дровоколы, конторщики, смазчики вагонов, грузчики, разом ставшие артиллеристами, драгунами, пулеметчиками, танкистами, конниками… Адмирал Колчак еще изнывал от своей ненужности в Японии, а тут, в Предуралье, в яростных боях рождались полки сначала Народной, а потом Сибирской белой армии…
Всего за два месяца была сметена большевистская власть, казалось, столь прочно оседлавшая Россию, по всей Сибири, Дальнему Востоку, Поволжью и Уралу.
Разумеется, одни чехи и разрозненные офицерские отряды не смогли бы произвести такого эффекта, если бы к ним не примкнули студенты, гимназисты, а в ряде мест и рабочие. Так было не только в Пензе, Перми, но и под Самарой, когда к восставшим присоединились рабочие Иващенковских артиллерийских заводов, прикатив новенькие орудия да еще подвезя все необходимые боеприпасы.
На освобожденных территориях стала утверждаться новая гражданская власть.
Рукою очевидца . «В 1917 году в августе месяце, - свидетельствовал в своих записках генерал-лейтенант Генерального штаба Филатьев, - когда и без того призрачная власть Керенского сошла на нет, Сибирь решила сделаться автономной, по примеру Украины, и выбрала свою собственную Думу, получившую на сокращенном телеграфном языке неблагозвучное имя Сибобалдума. Движение велось социалистами-революционерами, и только из своей среды они производили выборы. До созыва Думы были выбраны 14 министров с неким Дербером во главе. Цензовые элементы ни в Думу, ни в министерство допущены не были. Приход большевиков к власти не дал возможности организовать Сибирское правительство, министры бежали во Владивосток, оттуда переехали в Харбин и поселились на вокзале в вагонах. Без территории, без денежных средств и без подданных, они все же продолжали считать себя Сибирским правительством. Во время революции возможны всякие курьезы и открывается широкий простор для жаждущих приобрести хоть не надолго высокое звание.
У большевиков в Сибири в это время вне городов тоже не было никакой власти, так что население управлялось само собою при помощи выборных комитетов. Члены комитета выбирались в каждом селении и являлись одновременно властью законодательной, исполнительной, распорядительной и судебной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106