О ней писали русские журналы, но о дальнейшей ее судьбе я ничего не знаю.
Наконец, интересующий Вас Сергей Сигизмундович Политовский, командир «Богатыря». О нем знаю немного. Умер в 1936 году в Таллинне».
По довоенным таллиннским справочникам нахожу адрес С.С. По литовского: улица Тина, д. 18, номер квартиры. Может быть, кто-то из родственников еще живет там?
В Таллинне осел мой однопоходник Разбаш. Попросил его в письме наведаться по бывшему адресу Политовского.
Таллинн. Ноябрь 1936 года
Промозглой осенью старый Таллинн задыхался от дыма множества печных труб, струившегося с высоких крыш в узкие улочки. Задыхался, но не от дыма, а от нарыва в горле и немолодой человек, бывший русский каперанг, снимавший комнату по улице Тина (Оловянная). Он был бритоголов; между бровями залегали глубокие складки; крупный нос, волевые губы. «Всегда жизнерадостный и бодрый», как напишут в завтрашнем некрологе, он был в горестном отчаянии – каждый глоток воздуха давался с мучительным трудом…
Последние годы Политовский подрабатывал на жизнь юморесками и смешными рассказами из флотской жизни, которые он публиковал в «Морском журнале» бывшего лейтенанта Стахевича. Как и все записные юмористы, наедине с собой Сергей Сигизмундович бывал мрачен. Таллинн за двадцать лет, проведенных в нем, так и не стал родным городом. Раздражало в нем все: и средневековые лики домов, и непроницаемые лица эстонцев, и даже название улицы – Тина, напоминавшее о дне жизни, в тине которого медленно увязал некогда блестящий морской офицер со Станиславом за Цусиму, Владимиром за Моонзунд и очень редким для иностранцев орденом – иерусалимским Крестом Животворного Древа – за Мессину.
Он сам выбрал себе судьбу, посчитав за благо не возвращаться из Ревеля в Петроград, сначала потому, чтобы не иметь дела с германскими оккупационными войсками в Эстонии, затем потому, что доползли слухи о том, что в Питере объявлен «красный террор», и уж ему, капитану 1-го ранга, там точно не поздоровилось бы… Затем началась гражданская война, и Политовский возглавил полк Андреевского Флага, сформированный из бывших моряков. По нынешней терминологии это был полк морской пехоты. Полк дрался отчаянно, но переломить общего хода войны не смог. Северо-Западная армия была интернирована в Эстонии, разоружена, бойцы ее зарабатывали на хлеб насущный каторжным трудом, работая на торфяниках или на заготовке дров.
Эстония стала самостоятельным государством, и бывший командир «Богатыря» навсегда остался жить на улице Тина.
Он не был одинок. Здесь, в буржуазном Таллинне, осело немало его однокашников по Морскому корпусу, по службе на Тихом океане и Балтике. Если в других странах русские морские офицеры создавали свои организации вроде кают-компаний, то в Эстонии это было запрещено, поскольку существовала договоренность с советским правительством – никаких офицерских организаций вблизи северо-западных границ СССР. Политовскому удалось создать «кассу взаимопомощи бывшим офицерам российского императорского флота». Открыть «кассу» разрешили. Вот тогда-то в трудные послевоенные времена на улицу Тина потянулись бывшие мичманы, лейтенанты, капитаны обоих рангов и даже адмиралы. Приходили они сюда не только взять грошовую ссуду. Скорее за тем, чтобы справиться о пропавших товарищах, вспомнить былое, пообщаться с друг с другом, отметить 6 ноября, храмовый праздник Морского корпуса.
Частенько наведывался к Политовскому бывший командир «Жемчуга» и начальник бригады подводных лодок Балтийского флота контр-адмирал Левицкий; жаловался на годы, жизнь, дороговизну… Заглядывал одно время и бывший командир эсминца «Спартак» лейтенант Николай Павлинов, брат покончившего с собой в Выборге цусимца Сергея Павлинова. К нему приходили многие, так как почти двенадцать лет Политовский честно ворочал не бог весть какими капиталами кассы взаимопомощи русских морских офицеров в Эстонии.
В некрологе напишут: «Горячий патриот, знающий офицер, деликатный начальник, остроумный человек, он умел удачной остротой поднять павшего духом…»
Несомненно, он мог бы принести большую пользу новому – Рабоче-Крестьянскому Красному Флоту…
Кавалер Креста Животворного Древа умер на чужбине отрубленной ветвью; животворное древо его рода навсегда осталось в России…
Все эти сведения Разбаш разузнал у таллиннских краеведов и прислал их мне не без куража: «Мы тоже кое-что могем!» Но самое главное, что он обнаружил, это записки Политовского о бое «Олега», опубликованные в одном их эмигрантских изданий.
Так заговорил, казалось бы, навеки канувший в Лету, таллиннский обыватель Сергей Политовский.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. «Не прошло 10-15 минут, как раздался знакомый уже треск в левой офицерской ванной (временное помещение мичмана Д.) Небольшой снаряд или осколок снаряда, разорвавшегося за бортом, пронизав борт и дверь, застрял в коечной защите мотора электрического шпиля. Дыра в борту получилась между 122–123 шпангоутами. Осколками было совершенно испорчено все платье мичмана Д.»
Эта сверхделикатность флотских мемуаристов называть своих сослуживцев даже в весьма лестных для них случаях по первой букве фамилии всегда доставляла исследователям немало трудностей. Но здесь можно вполне определенно сказать, что речь идет именно о мичмане Домерщикове, ибо других мичманов, чья бы фамилия начиналась на «Д», на «Олеге» не было. Так же как не было среди минеров других «лейтенантов П.», кроме самого Политовского.
Итак, читаем дальше.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА:«После нескольких выстрелов снаряд заклинился в орудии №11 и не доходил до места. Произошло это вследствие выпадения пластинки пороха (большинство облегченных крышек гильз отваливалось), которая попала между внутренней поверхностью орудия и снарядом. Под руководством и при личном участии мичмана Д. с помощью артиллерийского кондуктора Басанина и старшего комендора Самойлова, под выстрелами японцев тотчас же стали исправлять орудие. Сначала отвинтили донную трубку снаряда, пробовали его выбить вставленным из-за борта прибойником, но когда это не удалось, решили укоротить гильзу, чтобы иметь возможность закрыть замок. Пиление медной гильзы ножовкою показалось долгим, тогда, схватив пожарный топор, мичман Д. живо обрубил гильзу и, выбросив лишний порох за борт и вставив укороченную гильзу, произвел выстрел, и тем самым ввел орудие №11 опять в действие. Вся эта работа продолжалась каких-нибудь 5-6 минут…
…Минеры под руководством лейтенанта П. восстанавливали электрическое освещение. Когда лейтенант П. услыхал, что в перевязочном отделении льется вода, то, не дожидаясь приказаний, быстро спустился туда и со старшим минером Алтабаевым принялся затыкать паклею и другими предметами вентиляционную трубу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Наконец, интересующий Вас Сергей Сигизмундович Политовский, командир «Богатыря». О нем знаю немного. Умер в 1936 году в Таллинне».
По довоенным таллиннским справочникам нахожу адрес С.С. По литовского: улица Тина, д. 18, номер квартиры. Может быть, кто-то из родственников еще живет там?
В Таллинне осел мой однопоходник Разбаш. Попросил его в письме наведаться по бывшему адресу Политовского.
Таллинн. Ноябрь 1936 года
Промозглой осенью старый Таллинн задыхался от дыма множества печных труб, струившегося с высоких крыш в узкие улочки. Задыхался, но не от дыма, а от нарыва в горле и немолодой человек, бывший русский каперанг, снимавший комнату по улице Тина (Оловянная). Он был бритоголов; между бровями залегали глубокие складки; крупный нос, волевые губы. «Всегда жизнерадостный и бодрый», как напишут в завтрашнем некрологе, он был в горестном отчаянии – каждый глоток воздуха давался с мучительным трудом…
Последние годы Политовский подрабатывал на жизнь юморесками и смешными рассказами из флотской жизни, которые он публиковал в «Морском журнале» бывшего лейтенанта Стахевича. Как и все записные юмористы, наедине с собой Сергей Сигизмундович бывал мрачен. Таллинн за двадцать лет, проведенных в нем, так и не стал родным городом. Раздражало в нем все: и средневековые лики домов, и непроницаемые лица эстонцев, и даже название улицы – Тина, напоминавшее о дне жизни, в тине которого медленно увязал некогда блестящий морской офицер со Станиславом за Цусиму, Владимиром за Моонзунд и очень редким для иностранцев орденом – иерусалимским Крестом Животворного Древа – за Мессину.
Он сам выбрал себе судьбу, посчитав за благо не возвращаться из Ревеля в Петроград, сначала потому, чтобы не иметь дела с германскими оккупационными войсками в Эстонии, затем потому, что доползли слухи о том, что в Питере объявлен «красный террор», и уж ему, капитану 1-го ранга, там точно не поздоровилось бы… Затем началась гражданская война, и Политовский возглавил полк Андреевского Флага, сформированный из бывших моряков. По нынешней терминологии это был полк морской пехоты. Полк дрался отчаянно, но переломить общего хода войны не смог. Северо-Западная армия была интернирована в Эстонии, разоружена, бойцы ее зарабатывали на хлеб насущный каторжным трудом, работая на торфяниках или на заготовке дров.
Эстония стала самостоятельным государством, и бывший командир «Богатыря» навсегда остался жить на улице Тина.
Он не был одинок. Здесь, в буржуазном Таллинне, осело немало его однокашников по Морскому корпусу, по службе на Тихом океане и Балтике. Если в других странах русские морские офицеры создавали свои организации вроде кают-компаний, то в Эстонии это было запрещено, поскольку существовала договоренность с советским правительством – никаких офицерских организаций вблизи северо-западных границ СССР. Политовскому удалось создать «кассу взаимопомощи бывшим офицерам российского императорского флота». Открыть «кассу» разрешили. Вот тогда-то в трудные послевоенные времена на улицу Тина потянулись бывшие мичманы, лейтенанты, капитаны обоих рангов и даже адмиралы. Приходили они сюда не только взять грошовую ссуду. Скорее за тем, чтобы справиться о пропавших товарищах, вспомнить былое, пообщаться с друг с другом, отметить 6 ноября, храмовый праздник Морского корпуса.
Частенько наведывался к Политовскому бывший командир «Жемчуга» и начальник бригады подводных лодок Балтийского флота контр-адмирал Левицкий; жаловался на годы, жизнь, дороговизну… Заглядывал одно время и бывший командир эсминца «Спартак» лейтенант Николай Павлинов, брат покончившего с собой в Выборге цусимца Сергея Павлинова. К нему приходили многие, так как почти двенадцать лет Политовский честно ворочал не бог весть какими капиталами кассы взаимопомощи русских морских офицеров в Эстонии.
В некрологе напишут: «Горячий патриот, знающий офицер, деликатный начальник, остроумный человек, он умел удачной остротой поднять павшего духом…»
Несомненно, он мог бы принести большую пользу новому – Рабоче-Крестьянскому Красному Флоту…
Кавалер Креста Животворного Древа умер на чужбине отрубленной ветвью; животворное древо его рода навсегда осталось в России…
Все эти сведения Разбаш разузнал у таллиннских краеведов и прислал их мне не без куража: «Мы тоже кое-что могем!» Но самое главное, что он обнаружил, это записки Политовского о бое «Олега», опубликованные в одном их эмигрантских изданий.
Так заговорил, казалось бы, навеки канувший в Лету, таллиннский обыватель Сергей Политовский.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. «Не прошло 10-15 минут, как раздался знакомый уже треск в левой офицерской ванной (временное помещение мичмана Д.) Небольшой снаряд или осколок снаряда, разорвавшегося за бортом, пронизав борт и дверь, застрял в коечной защите мотора электрического шпиля. Дыра в борту получилась между 122–123 шпангоутами. Осколками было совершенно испорчено все платье мичмана Д.»
Эта сверхделикатность флотских мемуаристов называть своих сослуживцев даже в весьма лестных для них случаях по первой букве фамилии всегда доставляла исследователям немало трудностей. Но здесь можно вполне определенно сказать, что речь идет именно о мичмане Домерщикове, ибо других мичманов, чья бы фамилия начиналась на «Д», на «Олеге» не было. Так же как не было среди минеров других «лейтенантов П.», кроме самого Политовского.
Итак, читаем дальше.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА:«После нескольких выстрелов снаряд заклинился в орудии №11 и не доходил до места. Произошло это вследствие выпадения пластинки пороха (большинство облегченных крышек гильз отваливалось), которая попала между внутренней поверхностью орудия и снарядом. Под руководством и при личном участии мичмана Д. с помощью артиллерийского кондуктора Басанина и старшего комендора Самойлова, под выстрелами японцев тотчас же стали исправлять орудие. Сначала отвинтили донную трубку снаряда, пробовали его выбить вставленным из-за борта прибойником, но когда это не удалось, решили укоротить гильзу, чтобы иметь возможность закрыть замок. Пиление медной гильзы ножовкою показалось долгим, тогда, схватив пожарный топор, мичман Д. живо обрубил гильзу и, выбросив лишний порох за борт и вставив укороченную гильзу, произвел выстрел, и тем самым ввел орудие №11 опять в действие. Вся эта работа продолжалась каких-нибудь 5-6 минут…
…Минеры под руководством лейтенанта П. восстанавливали электрическое освещение. Когда лейтенант П. услыхал, что в перевязочном отделении льется вода, то, не дожидаясь приказаний, быстро спустился туда и со старшим минером Алтабаевым принялся затыкать паклею и другими предметами вентиляционную трубу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108