я поняла, что осталась одна — окончательно и неоспоримо.
Инкуб встал. Только теперь, голая (если не принимать во внимание голубых панталон, которыми я с притворной застенчивостью, глупо и совершенно безуспешно пыталась прикрыться), только теперь я почувствовала пронизывающий до костей холод. Я ворочалась на матраце, пытаясь закутаться в единственное шерстяное одеяло… Когда инкуб шел к открытому окну, я видела его в последний раз, облик Ромео таял в воздухе… У окна отец Луи согнулся вдвое в учтивом поклоне, а затем исчез, а я лежала, улыбаясь. Моя рука была поднята, как будто я собиралась помахать ею, но, осознав, что не в состоянии сделать этот простой жест, поспешно опустила руку.
…На следующее утро в назначенный час я садилась в дилижанс. Мой несессер был заполнен лишь наполовину, и два кучера (братья или кузены, если судить по их чрезмерной фамильярности в общении) подняли его наверх. К моей радости, путешествие предстояло совершить в компании трех других пассажиров из Арля.
Вновь, как и у перекрестка дорог, меня неприятно поразили своим запустением маленькие прибрежные городки, названия которых улетучились из моей памяти. (Карту я убрала в дорожный сундук, и она не могла мне помочь.) Мы сделали остановку в одном из таких безымянных местечек; его рынок был заполнен лионскими шелками, изделиями из кожи, пенькой в тюках, пшеницей из Тулузы, винами Лангедока, морской солью из Камарга, мылом из Марселя и бочонками с оливковым маслом.
…После Арля усталая Рона замедляет течение, а затем разделяется на les deux Rhones morts , две «мертвые реки», несущие свои сонные воды через дельту Камарга. Пока мы столь же медленно продвигались к Марселю, я узнала от своих попутчиков все, что они могли поведать о крае, через который мы ехали. Они смеялись, когда я вскрикивала при виде стаек фламинго, взлетающих с розоватой воды. Конечно, я никому не сказала, чем был вызван их внезапный взлет: Малуэнда в обличье ворона летала, черная среди красных и розовых птиц, не спуская с меня глаз. Окрестности изобиловали также дикими гусями. При ярком свете дня орлы, канюки и пеликаны разгуливали по пескам цвета слоновой кости. Неожиданные слезы вызвал у меня табун быстрых белых лошадей, бледными тенями пронесшихся на фоне еще более бледных дюн (эти лошади сарацинской породы, как мне объяснили, участвуют в бое быков). Покрытые пшеницей и виноградниками равнины, спускающиеся к морю, низины, где пасся полудикий скот… красота этой земли взволновала меня до глубины души. Никогда не представляла, что природа на такое способна.
Мы прибыли в Марсель в разгар дня. Спокойствие Камарга только усилило мою инстинктивную неприязнь и недоверие к городам. Вскоре я уже оплатила проезд на «Ceremaju» , маленьком клипере, принадлежавшем ливерпульской фирме «Ллойд и Реденбург». Отплытие его было намечено на следующий день, а прибытие в Америку — через четыре-пять недель, что зависело, конечно, от погоды, которая, впрочем, хвала Всевышнему, была хорошей: спокойное море и устойчивый ветер.
На «Ceremaju» был наложен карантин, и судно спокойно стояло у побережья «мертвого Марселя». (В прошлом веке чума унесла за каких-то два года пятьдесят тысяч обитателей города, половину его населения. А в те дни всех обуял страх перед желтой лихорадкой, по слухам, опустошавшей Испанию… Enfin , всем судам надлежало бросать якорь в карантинной бухте Дьёдонне близ острова Помегю.) «Ceremaju» должен был отплыть из Марселя, как только его трюм освободится от чая, табака и пшеницы и будет вновь загружен, как я с радостью услышала, пустыми бочонками из-под оливкового масла: по словам капитана, благодаря этому плавучему грузу «Ceremaju» станет, по существу, непотопляемым.
Сначала я не собиралась добавлять в эту «Книгу», мою «Книгу», следующую подробность, но все-таки приведу ее: возможно, она позабавит тебя, Читатель, хотя мне тогда было не до смеха. Дело в том, что «Ceremaju» был тем, что называют «бриг-гермафродит», то есть двухмачтовым судном с прямыми парусами на передней мачте и с оснасткой, как у шхуны, на корме. Представьте себе мое состояние, когда я изо всех сил пыталась изобразить из себя мужчину, чтобы получить каюту на этом корабле. Подробно рассказывая о корабле, капитан явно насмехался надо мной и испытывал от этого удовольствие. Но потом он, уже вполне серьезно, заговорил о деньгах, о стоимости проезда. И вот тогда, среди этой шумной толпы моряков самой разнообразной внешности, говорящих на всех языках мира и занятых своей опасной работой, я испытала такое облегчение и нетерпение, что совершила ошибку, вытащив из кармана деньги, хотя переговоры еще только начинались. Корабль набит битком, заявил капитан, и возможность моего проезда на нем исключена. («Наше судно не приспособлено для путешествующих дам», — так сказал первый же увиденный мною американец. При этом он не сводил глаз со скомканных банкнот в моей руке.)
— И все же… — сказал он, — может быть…
В конце концов он согласился взять меня на борт, хотя, по его уверениям, придется обходить и нарушать все мыслимые законы и обычаи, что, разумеется, потребует денег. Не стану приводить здесь цену, которую я заплатила. На этот раз способность заключать сделки, которую я вроде бы отточила на владельце засоленных зеленых обезьянок, оставила меня полностью. В итоге капитан взял с меня, скажем так, «лишку», весьма незначительная часть которого, как я уверена, зазвенит в денежных сундуках фирмы «Ллойд и Реденбург».
Взамен мне было предоставлено самое удобное помещение на бриге — каюта, длина которой вдвое превосходила ширину (этого как раз хватало, чтобы разместить одну койку), с иллюминатором по правому борту, столиком и стулом, которыми я с радостью воспользуюсь, несколькими застекленными книжными полками (я прочитала там все, что меня заинтересовало, о путешествиях в южных морях, мифических морских животных и островах, где женщины ходят с голой грудью в юбках из травы) и с чем-то вроде кладовки, весьма щедро, как я обнаружила, заполненной: там были кувшины с пресной водой, бочонок галет, несколько болонских колбас, ветчина, жареная баранина, ваза с фруктами, всевозможные наливки и ликеры, которые я все перепробовала. Мне оставалось только приобрести запас свечей, фосфорные спички, чернила и перья. Для этого у меня было достаточно времени в Марселе, прежде чем я сняла комнату в гостинице на пристани. В общий зал заходить я боялась: там, похоже, поселился какой-то ужасный матрос с еще более устрашающего вида женщиной… Очевидно, напрасно я думала, что в заведении такого рода можно спать. Раздобыв карту Америки, я возвратилась с ней в свою комнату и подперла дверь единственным стулом. Потом прилегла на кровать и, заткнув уши клочками ткани, чтобы не слышать несмолкаемое пение, доносившееся снизу, стала изучать карту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Инкуб встал. Только теперь, голая (если не принимать во внимание голубых панталон, которыми я с притворной застенчивостью, глупо и совершенно безуспешно пыталась прикрыться), только теперь я почувствовала пронизывающий до костей холод. Я ворочалась на матраце, пытаясь закутаться в единственное шерстяное одеяло… Когда инкуб шел к открытому окну, я видела его в последний раз, облик Ромео таял в воздухе… У окна отец Луи согнулся вдвое в учтивом поклоне, а затем исчез, а я лежала, улыбаясь. Моя рука была поднята, как будто я собиралась помахать ею, но, осознав, что не в состоянии сделать этот простой жест, поспешно опустила руку.
…На следующее утро в назначенный час я садилась в дилижанс. Мой несессер был заполнен лишь наполовину, и два кучера (братья или кузены, если судить по их чрезмерной фамильярности в общении) подняли его наверх. К моей радости, путешествие предстояло совершить в компании трех других пассажиров из Арля.
Вновь, как и у перекрестка дорог, меня неприятно поразили своим запустением маленькие прибрежные городки, названия которых улетучились из моей памяти. (Карту я убрала в дорожный сундук, и она не могла мне помочь.) Мы сделали остановку в одном из таких безымянных местечек; его рынок был заполнен лионскими шелками, изделиями из кожи, пенькой в тюках, пшеницей из Тулузы, винами Лангедока, морской солью из Камарга, мылом из Марселя и бочонками с оливковым маслом.
…После Арля усталая Рона замедляет течение, а затем разделяется на les deux Rhones morts , две «мертвые реки», несущие свои сонные воды через дельту Камарга. Пока мы столь же медленно продвигались к Марселю, я узнала от своих попутчиков все, что они могли поведать о крае, через который мы ехали. Они смеялись, когда я вскрикивала при виде стаек фламинго, взлетающих с розоватой воды. Конечно, я никому не сказала, чем был вызван их внезапный взлет: Малуэнда в обличье ворона летала, черная среди красных и розовых птиц, не спуская с меня глаз. Окрестности изобиловали также дикими гусями. При ярком свете дня орлы, канюки и пеликаны разгуливали по пескам цвета слоновой кости. Неожиданные слезы вызвал у меня табун быстрых белых лошадей, бледными тенями пронесшихся на фоне еще более бледных дюн (эти лошади сарацинской породы, как мне объяснили, участвуют в бое быков). Покрытые пшеницей и виноградниками равнины, спускающиеся к морю, низины, где пасся полудикий скот… красота этой земли взволновала меня до глубины души. Никогда не представляла, что природа на такое способна.
Мы прибыли в Марсель в разгар дня. Спокойствие Камарга только усилило мою инстинктивную неприязнь и недоверие к городам. Вскоре я уже оплатила проезд на «Ceremaju» , маленьком клипере, принадлежавшем ливерпульской фирме «Ллойд и Реденбург». Отплытие его было намечено на следующий день, а прибытие в Америку — через четыре-пять недель, что зависело, конечно, от погоды, которая, впрочем, хвала Всевышнему, была хорошей: спокойное море и устойчивый ветер.
На «Ceremaju» был наложен карантин, и судно спокойно стояло у побережья «мертвого Марселя». (В прошлом веке чума унесла за каких-то два года пятьдесят тысяч обитателей города, половину его населения. А в те дни всех обуял страх перед желтой лихорадкой, по слухам, опустошавшей Испанию… Enfin , всем судам надлежало бросать якорь в карантинной бухте Дьёдонне близ острова Помегю.) «Ceremaju» должен был отплыть из Марселя, как только его трюм освободится от чая, табака и пшеницы и будет вновь загружен, как я с радостью услышала, пустыми бочонками из-под оливкового масла: по словам капитана, благодаря этому плавучему грузу «Ceremaju» станет, по существу, непотопляемым.
Сначала я не собиралась добавлять в эту «Книгу», мою «Книгу», следующую подробность, но все-таки приведу ее: возможно, она позабавит тебя, Читатель, хотя мне тогда было не до смеха. Дело в том, что «Ceremaju» был тем, что называют «бриг-гермафродит», то есть двухмачтовым судном с прямыми парусами на передней мачте и с оснасткой, как у шхуны, на корме. Представьте себе мое состояние, когда я изо всех сил пыталась изобразить из себя мужчину, чтобы получить каюту на этом корабле. Подробно рассказывая о корабле, капитан явно насмехался надо мной и испытывал от этого удовольствие. Но потом он, уже вполне серьезно, заговорил о деньгах, о стоимости проезда. И вот тогда, среди этой шумной толпы моряков самой разнообразной внешности, говорящих на всех языках мира и занятых своей опасной работой, я испытала такое облегчение и нетерпение, что совершила ошибку, вытащив из кармана деньги, хотя переговоры еще только начинались. Корабль набит битком, заявил капитан, и возможность моего проезда на нем исключена. («Наше судно не приспособлено для путешествующих дам», — так сказал первый же увиденный мною американец. При этом он не сводил глаз со скомканных банкнот в моей руке.)
— И все же… — сказал он, — может быть…
В конце концов он согласился взять меня на борт, хотя, по его уверениям, придется обходить и нарушать все мыслимые законы и обычаи, что, разумеется, потребует денег. Не стану приводить здесь цену, которую я заплатила. На этот раз способность заключать сделки, которую я вроде бы отточила на владельце засоленных зеленых обезьянок, оставила меня полностью. В итоге капитан взял с меня, скажем так, «лишку», весьма незначительная часть которого, как я уверена, зазвенит в денежных сундуках фирмы «Ллойд и Реденбург».
Взамен мне было предоставлено самое удобное помещение на бриге — каюта, длина которой вдвое превосходила ширину (этого как раз хватало, чтобы разместить одну койку), с иллюминатором по правому борту, столиком и стулом, которыми я с радостью воспользуюсь, несколькими застекленными книжными полками (я прочитала там все, что меня заинтересовало, о путешествиях в южных морях, мифических морских животных и островах, где женщины ходят с голой грудью в юбках из травы) и с чем-то вроде кладовки, весьма щедро, как я обнаружила, заполненной: там были кувшины с пресной водой, бочонок галет, несколько болонских колбас, ветчина, жареная баранина, ваза с фруктами, всевозможные наливки и ликеры, которые я все перепробовала. Мне оставалось только приобрести запас свечей, фосфорные спички, чернила и перья. Для этого у меня было достаточно времени в Марселе, прежде чем я сняла комнату в гостинице на пристани. В общий зал заходить я боялась: там, похоже, поселился какой-то ужасный матрос с еще более устрашающего вида женщиной… Очевидно, напрасно я думала, что в заведении такого рода можно спать. Раздобыв карту Америки, я возвратилась с ней в свою комнату и подперла дверь единственным стулом. Потом прилегла на кровать и, заткнув уши клочками ткани, чтобы не слышать несмолкаемое пение, доносившееся снизу, стала изучать карту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183