Сет отказался от еды.
— Я посплю.
Похлопав его по щеке, Луиза поднялась.
— Я буду рядом, если тебе что-нибудь понадобится.
Когда она начала собирать мокрые полотенца и взяла тазик с водой, то стала напевать ту самую песню, которую он услышал, когда пришел в себя.
— Какая приятная мелодия, — пробормотал он. — Что это?
— Это датская колыбельная, которую мне напевала моя мать, когда я была маленькой. Я обычно пела ее тебе, когда носила тебя. — Она хмыкнула. — Ты был активным ребенком и сильно брыкался, а эта песня успокаивала тебя.
Упоминание о колыбельных и о детях напомнило ему о Пенелопе и ее «Песне снов», которую она пела Томми. Глухим от волнения голосом Сет спросил:
— Пенелопа… как она?
Луиза со вздохом поставила тазик на стул.
— Большую часть времени она спит, хотя сейчас начала разговаривать. Она рассказала мне о твоем сыне… мне очень жаль. Я знаю, как это тяжело, когда не имеешь возможности любить своего собственного ребенка.
— Я был слишком болен, чтобы ощутить это горе, — признался Сет, чувство вины наполнило его. Пока он лежал здесь в сладком забытьи, Пенелопа, без сомнения, сильно страдала. Ему так захотелось поддержать ее, успокоить, сказать, что впереди у них целая жизнь, и он спросил: — Я могу ее увидеть? Я имею в виду после того, как посплю?
Луиза отвернулась от него, но в ее поникших плечах было что-то такое, от чего холодок пробежал у него по спине.
— Что такое, мама? — требовательно спросил он.
Она повернулась и посмотрела на него, на ее лице отразились боль и сочувствие.
— Она отказывается видеть тебя. Она…
— Обвиняет меня в смерти нашего сына, — закончил он.
— Нет… нет! — воскликнула она, покачивая головой и подходя к его кровати. — Все совсем не так. Она обвиняет себя в смерти сына и в том, что случилось с тобой. Она думает, что она проклята Богом, и боится даже подходить к тебе, считая, что причинит тебе еще больше вреда.
— Но это смешно, — проворчал он, пытаясь сесть. Он намеревался как-нибудь добраться до Пенелопы и немного вразумить ее. — В том, что произошло, нет ее вины.
Луиза без труда уложила его на подушки.
— Я уже говорила ей это, но она не слушает. Она и тебя не послушает. Она слишком переполнена горем, чтобы рассуждать трезво.
— Но я должен что-то сделать и помочь ей! — запротестовал он, удрученный своим жалким состоянием. Он не мог примириться с мыслью, что Пенелопа страдает, а он не в состоянии облегчить ее муки.
Луиза покачала головой и удержала его, когда он снова попытался встать.
— Она и вправду еще больше убедится в том, что проклята, если ты встанешь раньше времени и снова упадешь в обморок. Дай ей время. Она придет в себя, я обещаю.
Рыдание вырвалось из груди Сета, когда он беспомощно посмотрел в сочувствующее лицо своей матери.
— Я так сильно люблю ее. Я должен чем-то помочь ей.
— Думаю, ты уже это сделал, — сказала она, поглаживая его щеку. — Приходили твои друзья, Сколфилды. Хорошо, что ты оставил им записку и сообщил о смерти ребенка и о том, где ты будешь. Они выразили свои соболезнования и принесли ответ на телеграмму, которую ты просил их послать. Я взяла на себя смелость прочитать его.
— Приезжает брат Пенелопы, я угадал? — спросил он, хотя нисколько не сомневался в этом.
— Да. Они с женой будут здесь пятнадцатого. Это послезавтра.
Сет нахмурился. Пятнадцатое? Это значит, что он был без сознания…
— Так я здесь уже четыре дня? — удивленно спросил он.
— Да. И как сказал доктор, тебе придется пробыть здесь еще довольно долго. Не подумай, что я жалуюсь, — быстро добавила она, сжимая его плечо. — Наоборот, я предвкушаю удовольствие, с каким буду нянчиться с тобой.
Сет улыбнулся такой перспективе.
— А что касается твоей девушки, — продолжила Луиза, — думаю, ей очень поможет встреча с ее братом, а особенно с невесткой. Она мне говорила, что ее невестка врач и она очень верит в ее способности. Может, этой женщине действительно удастся развеять ее мысли о проклятии.
Холли. Сет ощутил слабый проблеск надежды. Если кто и сможет заставить Пенелопу разумно посмотреть на вещи, так только трезвомыслящая Холли.
И он, как Пенелопа, скрестил пальцы и загадал на свою счастливую звезду.
Глава 27
Они отдыхали на прекрасном берегу моря. И погода, и все кругом было чудесным. Пушистые белые облака плыли по голубому небу, и каждое облако было похоже на какое-нибудь животное, выступающее в цирке. Воздух был напоен ароматом сирени и казался слаще, чем в раю; нежный ветерок доносил теплое дыхание весны. Внизу простиралось море, гладкое и сверкающее, как бесконечно огромный изумруд. Вокруг них цвели цветы самых разных форм и оттенков. Кругом сидели кролики.
Сет постелил на траву дорогой персидский ковер, на котором они теперь лежали, держась за руки, и наблюдали, как очаровательный Томми носился от кролика к кролику, кормил их печеньем и прижимался розовой щечкой к пушистому меху.
Их Томми был таким веселым, любознательным мальчиком, высоким и здоровым, как его отец. Он постоянно бегал взад и вперед, всегда находился в движении, всегда что-то искал. «Настоящий егоза», — с улыбкой называла его няня.
— Посмотри, мама, — закричал он, его детский голосок дрожал от волнения. — Я нашел счастливого кролика! — Он побежал к ней, держа в руках серого кролика с розовой ленточкой.
Пенелопа поцеловала улыбающиеся губы Сета, а затем села, ее сердце наполнилось радостью, когда она раскрыла объятия навстречу бегущему мальчику. Томми бежал и бежал, его маленькие ножки быстро семенили по земле, но он не приближался. Казалось, он застыл во времени и пространстве далеко от нее.
Потом она увидела темную, ужасную, бесформенную тень, следовавшую за ним по пятам.
— Томми! — закричала она, отчаянно пытаясь подняться на ноги. Но ноги ослабели и сделались ватными, они не могли удержать ее. Снова и снова выкрикивая его имя, Пенелопа пыталась доползти до него и спасти от приближающегося к нему кошмара. Но руки, так же как и ноги, отказывались служить ей, и она упала, беспомощно цепляясь за землю. — Томми…
Тут чернота приблизилась и поглотила его, лишь отдаленное эхо его голоса слышалось еще некоторое время.
— Нет, только не это, — рыдала она. Все вокруг медленно исчезло, оставив ее одну в бесконечной пустоте. — Томми…
— Тише. Все хорошо, родная, — произнес успокаивающий голос в темноте. Что-то знакомое было в этом голосе, такое доброе и спасительное, как объятия любящего человека. Кто-то взял ее за плечи и нежно встряхнул. — Открой глаза и посмотри на меня, Пен. Давай. Пора просыпаться.
Пенелопа нехотя подчинилась. Смутно соображая после сна, она уставилась на склонившуюся над ней фигуру. Но Пенелопе не пришлось дожидаться, пока зрение прояснится, чтобы догадаться, кто это был;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97