Она сочинила, что по этому режиму нужно вставать не позднее шести утра и прогуливаться два часа, глубоко вдыхая свежий воздух. Эффи поверила в эту чепуху и больше не интересовалась ее утренними исчезновениями.
Пенелопа собиралась улыбнуться своей изобретательности, но вместо этого снова зевнула. Что ей действительно нужно сделать, так это немного поспать перед скачками. Да, ей просто необходимо поспать.
Но несмотря на все благие намерения, она продолжала лежать в ванне. Прошла, казалось, целая вечность с тех пор, когда она наслаждалась роскошью ванны, и сегодня у нее появилось желание восполнить это. Кроме того, не было никакой причины, из-за которой она не могла понежиться. Сет не вернется до полудня, если вообще вернется сюда до скачек, репетиций у нее не было. Так почему не позволить себе это наслаждение?
«Пять минут», — твердо сказала она себе. Она позволит себе понежиться еще пять минут и затем займется своими делами. Приняв такое решение, Пенелопа закрыла глаза и стала мечтать о Сете.
Она снова прогуливалась с ним в парке, смеясь от его добродушного подтрунивания. Потом они обедали при свечах в зале Дельмонико и танцевали всю ночь в Германском зимнем саду, такие уверенные в своей любви, держа друг друга за руки.
Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, страстно шепча о своей вечной преданности, образы стали расплываться, и она блаженно погрузилась в мир сновидений.
Сет торопливо поднимался по лестнице отеля, перескакивая через две ступени, и ругал свою забывчивость. Он так спешил на встречу со своим поверенным, что выскочил из комнаты без бухгалтерских книг.
Нетерпеливо перепрыгнув последние три ступени, он оказался в коридоре второго этажа. Нужно было столько успеть сделать до двух часов, когда начнутся скачки, а тут так некстати пришлось возвращаться за этими книгами.
Скачки. Мысль о скачках и о том, что сулила победа в них, вызвала в нем самые противоречивые чувства. Участие в сегодняшних танцах после скачек предоставляло ему наконец долгожданную возможность. Он не только получал шанс понаблюдать за Луизой Вандерлин вблизи, но мог взглянуть на ее дом, уловить то, что могло рассказать о ней гораздо больше, чем наблюдения тысяч сыщиков.
Остановившись у двери своей комнаты, он подумал, а заметит ли его Луиза среди толпы приглашенных на этот вечер. А если заметит, то отметит ли его удивительное сходство со своим отцом и подойдет ли к нему? Может, она просто скользнет отсутствующим взглядом порточной копии Ван Кортланда с такой же легкостью, как когда-то отказала ему в праве на жизнь? Хмуро усмехнувшись, он открыл дверь.
Зрелище, представшее его глазам, заставило Сета остановиться в недоумении. В комнате был ужасный беспорядок. Озадаченный, он шагнул внутрь.
В отличие от других дней за прошедшие две недели Пенелопа никогда не уходила, не приведя комнату в порядок. Его бритвенные принадлежности были разбросаны вместе с мокрыми салфетками на туалетном столике. Еще несколько салфеток валялись на полу, словно белая дорожка, ведущая к креслу, где Пенелопа брила его. На столе, возле которого он останавливался, чтобы пристегнуть к кармашку свои часы, лежал недоеденный кусок бисквита, а его ночная рубашка все еще была перекинута через ширму, загораживающую ванну.
Ширма, как и ночная рубашка, была поспешно приобретена им в тот самый день, когда Пенелопа, приступив к обязанностям камердинера, поставила его в такое неловкое положение. Хотя он никогда не признавал этого, но рубашка и ширма должны были послужить защитой от порывов обоюдной плотской страсти.
Это не было проявлением скромности, которая вдруг охватила его не в меру застенчивую натуру, и он не начал стыдиться своей наготы. Совсем наоборот. Ему нравилось, как Пенелопа смотрела на его обнаженное тело, а по блеску ее красивых глаз было понятно, что она любила смотреть на него.
Проблема заключалась в том, что ему это слишком нравилось. Особенно когда он, вытираясь после ванны, перехватил ее брошенные украдкой взгляды. К своему разочарованию, он мгновенно пришел в такое возбужденное состояние, что сгорал от желания. Именно такое постыдное отсутствие самоконтроля и последующие явно выпирающие неудобства заставили его обзавестись ширмой.
И после того первого утра он мылся и одевался за ширмой, заботясь, чтобы на нем было достаточно одежды, которая могла скрыть весьма красноречивые признаки его чуть ли не постоянного возбуждения. С этой целью он и купил просторную ночную рубашку.
Сет постарался, чтобы с ним больше не происходило таких казусов, как в первое утро, когда она застала его погруженным в эротические грезы. Теперь к ее приходу он был скромно одет в ночную рубашку и халат.
Сет хмыкнул, вспомнив, что Пенелопа выглядела весьма разочарованной, когда, появившись на следующее утро, застала его не только проснувшимся, но и укутанным подобно больному и уже сидящим за чашкой кофе, который ему приносили теперь в шесть сорок пять.
Он уже направился к столу, чтобы взять свои книги, когда на глаза попалось что-то красное. На углу ширмы висела шляпа Пенелопы.
То, что она ушла без шляпы, озадачило его, как и оставленная в беспорядке комната. Он собрался снять забытую шляпу, когда его внимание привлекло нечто более интересное.
На полу рядом с еще одним мокрым полотенцем лежал черный чулок. Длинный тонкий женский чулок, который так привлекательно смотрится на стройной белой ножке. Ни у кого не было таких стройных ног, как у Пенелопы, которой, без сомнения, и принадлежал этот чулок.
Сет едва не застонал вслух, представив ее образ, но тут же постарался отогнать это соблазнительное видение, заставив себя сосредоточиться на возникшей загадке. Что побудило Пенелопу оставить свою шляпу в его комнате? И что более удивительно, почему она сняла чулок?
Словно в ответ на его вопросы послышался тихий всплеск воды. Ни о чем не думая, он заглянул за ширму.
Там в ванне спала Пенелопа.
Сет даже не осмеливался дышать от страха, что очаровательное видение может исчезнуть. После их разрыва он часто пытался укрыться от мрачной действительности своей жизни, давая волю мечтам о Пенелопе. Самая любимая фантазия, которую он безуспешно пытался изгнать из своего воображения, представляла собой картину, где он занимался с ней любовью в ванне.
Сет усмехнулся. Похоже, определенная часть его тела обрела свой собственный разум. Та часть, которая сразу же дала знать о своем присутствии. Пока он жадно разглядывал лежавшую в ванне женщину, та часть тела в низу живота сделалась невыносимо большой и неудобной. Те несколько раз, когда они занимались любовью, она застенчиво просила погасить свет, перед тем как раздеться. Он считал, что впереди у него целая жизнь, чтобы наслаждаться ее телом, поэтому щадил девичью скромность и довольствовался ощущением того, что не мог видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Пенелопа собиралась улыбнуться своей изобретательности, но вместо этого снова зевнула. Что ей действительно нужно сделать, так это немного поспать перед скачками. Да, ей просто необходимо поспать.
Но несмотря на все благие намерения, она продолжала лежать в ванне. Прошла, казалось, целая вечность с тех пор, когда она наслаждалась роскошью ванны, и сегодня у нее появилось желание восполнить это. Кроме того, не было никакой причины, из-за которой она не могла понежиться. Сет не вернется до полудня, если вообще вернется сюда до скачек, репетиций у нее не было. Так почему не позволить себе это наслаждение?
«Пять минут», — твердо сказала она себе. Она позволит себе понежиться еще пять минут и затем займется своими делами. Приняв такое решение, Пенелопа закрыла глаза и стала мечтать о Сете.
Она снова прогуливалась с ним в парке, смеясь от его добродушного подтрунивания. Потом они обедали при свечах в зале Дельмонико и танцевали всю ночь в Германском зимнем саду, такие уверенные в своей любви, держа друг друга за руки.
Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, страстно шепча о своей вечной преданности, образы стали расплываться, и она блаженно погрузилась в мир сновидений.
Сет торопливо поднимался по лестнице отеля, перескакивая через две ступени, и ругал свою забывчивость. Он так спешил на встречу со своим поверенным, что выскочил из комнаты без бухгалтерских книг.
Нетерпеливо перепрыгнув последние три ступени, он оказался в коридоре второго этажа. Нужно было столько успеть сделать до двух часов, когда начнутся скачки, а тут так некстати пришлось возвращаться за этими книгами.
Скачки. Мысль о скачках и о том, что сулила победа в них, вызвала в нем самые противоречивые чувства. Участие в сегодняшних танцах после скачек предоставляло ему наконец долгожданную возможность. Он не только получал шанс понаблюдать за Луизой Вандерлин вблизи, но мог взглянуть на ее дом, уловить то, что могло рассказать о ней гораздо больше, чем наблюдения тысяч сыщиков.
Остановившись у двери своей комнаты, он подумал, а заметит ли его Луиза среди толпы приглашенных на этот вечер. А если заметит, то отметит ли его удивительное сходство со своим отцом и подойдет ли к нему? Может, она просто скользнет отсутствующим взглядом порточной копии Ван Кортланда с такой же легкостью, как когда-то отказала ему в праве на жизнь? Хмуро усмехнувшись, он открыл дверь.
Зрелище, представшее его глазам, заставило Сета остановиться в недоумении. В комнате был ужасный беспорядок. Озадаченный, он шагнул внутрь.
В отличие от других дней за прошедшие две недели Пенелопа никогда не уходила, не приведя комнату в порядок. Его бритвенные принадлежности были разбросаны вместе с мокрыми салфетками на туалетном столике. Еще несколько салфеток валялись на полу, словно белая дорожка, ведущая к креслу, где Пенелопа брила его. На столе, возле которого он останавливался, чтобы пристегнуть к кармашку свои часы, лежал недоеденный кусок бисквита, а его ночная рубашка все еще была перекинута через ширму, загораживающую ванну.
Ширма, как и ночная рубашка, была поспешно приобретена им в тот самый день, когда Пенелопа, приступив к обязанностям камердинера, поставила его в такое неловкое положение. Хотя он никогда не признавал этого, но рубашка и ширма должны были послужить защитой от порывов обоюдной плотской страсти.
Это не было проявлением скромности, которая вдруг охватила его не в меру застенчивую натуру, и он не начал стыдиться своей наготы. Совсем наоборот. Ему нравилось, как Пенелопа смотрела на его обнаженное тело, а по блеску ее красивых глаз было понятно, что она любила смотреть на него.
Проблема заключалась в том, что ему это слишком нравилось. Особенно когда он, вытираясь после ванны, перехватил ее брошенные украдкой взгляды. К своему разочарованию, он мгновенно пришел в такое возбужденное состояние, что сгорал от желания. Именно такое постыдное отсутствие самоконтроля и последующие явно выпирающие неудобства заставили его обзавестись ширмой.
И после того первого утра он мылся и одевался за ширмой, заботясь, чтобы на нем было достаточно одежды, которая могла скрыть весьма красноречивые признаки его чуть ли не постоянного возбуждения. С этой целью он и купил просторную ночную рубашку.
Сет постарался, чтобы с ним больше не происходило таких казусов, как в первое утро, когда она застала его погруженным в эротические грезы. Теперь к ее приходу он был скромно одет в ночную рубашку и халат.
Сет хмыкнул, вспомнив, что Пенелопа выглядела весьма разочарованной, когда, появившись на следующее утро, застала его не только проснувшимся, но и укутанным подобно больному и уже сидящим за чашкой кофе, который ему приносили теперь в шесть сорок пять.
Он уже направился к столу, чтобы взять свои книги, когда на глаза попалось что-то красное. На углу ширмы висела шляпа Пенелопы.
То, что она ушла без шляпы, озадачило его, как и оставленная в беспорядке комната. Он собрался снять забытую шляпу, когда его внимание привлекло нечто более интересное.
На полу рядом с еще одним мокрым полотенцем лежал черный чулок. Длинный тонкий женский чулок, который так привлекательно смотрится на стройной белой ножке. Ни у кого не было таких стройных ног, как у Пенелопы, которой, без сомнения, и принадлежал этот чулок.
Сет едва не застонал вслух, представив ее образ, но тут же постарался отогнать это соблазнительное видение, заставив себя сосредоточиться на возникшей загадке. Что побудило Пенелопу оставить свою шляпу в его комнате? И что более удивительно, почему она сняла чулок?
Словно в ответ на его вопросы послышался тихий всплеск воды. Ни о чем не думая, он заглянул за ширму.
Там в ванне спала Пенелопа.
Сет даже не осмеливался дышать от страха, что очаровательное видение может исчезнуть. После их разрыва он часто пытался укрыться от мрачной действительности своей жизни, давая волю мечтам о Пенелопе. Самая любимая фантазия, которую он безуспешно пытался изгнать из своего воображения, представляла собой картину, где он занимался с ней любовью в ванне.
Сет усмехнулся. Похоже, определенная часть его тела обрела свой собственный разум. Та часть, которая сразу же дала знать о своем присутствии. Пока он жадно разглядывал лежавшую в ванне женщину, та часть тела в низу живота сделалась невыносимо большой и неудобной. Те несколько раз, когда они занимались любовью, она застенчиво просила погасить свет, перед тем как раздеться. Он считал, что впереди у него целая жизнь, чтобы наслаждаться ее телом, поэтому щадил девичью скромность и довольствовался ощущением того, что не мог видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97