– У вас, вероятно, все болит от долгого путешествия и отвратительных дорог. Я скажу, чтобы вам принесли обед, а мистер Хакаби проводит вас в ваши комнаты.
Когда они следом за Хакаби поднимались по лестнице, Виктория неожиданно спросила:
– Сколько лет этому поместью? Я не помню, чтобы оно выглядело таким... старым.
– В том виде, как сейчас, Корт был построен в начале семнадцатого века, – ответил Хакаби. – Но резиденция находится здесь с конца четырнадцатого.
Корт всегда поражал Гранта своей планировкой. Так как дом имел вогнутую форму, то из большинства комнат на каждом из трех этажей открывался вид на два центральных двора – нижний и верхний, как их здесь называли, а также на живописные окрестности. Но теперь дом был просто скорлупой, еще более пустой, чем он запомнился Гранту. Когда Хакаби повел их через коридоры, он снова отметил голые стены и отсутствие ковров.
После того как дам проводили в их комнаты, мужчины прошли в просторные, но почти пустые апартаменты. Грант удивленно поднял брови, но Хакаби, будто ничего не замечая, пожелал ему приятного отдыха и ушел.
Грант умылся и спустился по лестнице вниз, где возле кухни – видимо, самого теплого помещения в доме – встретил еще четырех слуг.
Виктория сменила платье и подобрала волосы, уложив их затейливым пучком на затылке. Она была поистине прекрасна, но для Гранта это уже давно стало данностью. Вместе с тем она выглядела встревоженной; однако он надеялся, что свидание с дедушкой, с которым она пожелала встретиться немедленно, все же пройдет успешно.
Пока Хакаби был занят хлопотами на кухне, Виктория выглянула в пустой холл.
– Это так отличается от Уайтстоуна, – шепнула она Камилле. – Помнится, прежде в Корте было тепло и полно прекрасных вещей.
– Здесь ничего не делалось для его достойного содержания, – пояснил Грант. – Граф пустил все свое состояние на поиски семьи.
Виктория расправила плечи.
– Тогда я должна буду ему помочь и добиться того, чтобы Корт снова стал красивым, как прежде.
Грант недовольно отвернулся. Она так ничего и не поняла.
Эдварду Дирборну только что перевалило за восемьдесят пять. Это был хрупкий мужчина, чье тело казалось иллюзорным в его огромной кровати. Тори знала, что он прикован к постели. Она знала также, что дедушка так ничуть и не поправился, с тех пор как пропали его родные, и поэтому была удивлена, увидев его глаза – они и потускнели от возраста, но по-прежнему светились волей и умом.
– Тори! Неужели это ты? – Граф с трудом приподнялся с подушек.
– Да, – поспешно сказала Тори. Она была очень взволнована встречей со своим последним близким родственником.
– Садись! Садись, пожалуйста! Надеюсь, ты помнишь меня? Ты была такой юной, когда мы виделись в последний раз! Сколько тебе тогда было лет – одиннадцать, двенадцать?
– Одиннадцать. Но я помню тебя, дедушка. Ты построил для меня шалаш из деревьев. И еще мы крали у кухарки какую-то еду...
Граф от души рассмеялся, но его смех тут же заглушил глубокий кашель.
– Ты все помнишь, девочка, – умудрился он проговорить, наконец. – Что с вами произошло, дорогая? Я провел здесь столько ночей без сна, размышляя об этом.
Тори вздохнула и стала подробно пересказывать историю кораблекрушения, особо выделив смелость и находчивость отца, а также мужество матери. Разумеется, она преуменьшила собственный ужас, когда они с Кэмми пытались найти на острове воду и пищу, но вряд ли ей удалось обмануть графа.
– Мой мальчик. Моя бедная Анна...
Голос старика прервался, и на глазах у него выступили слезы. Виктория тоже всплакнула, хоть она и считала, что уже вполне справилась с прошлым.
– Ты, девочка моя, должно быть, тоже многое пережила!
– Сначала было особенно трудно, – призналась Тори. – Но спустя какое-то время жить там стало вполне комфортно.
Граф изучал ее лицо, будто хотел определить, действительно ли ее слова отражают правду. Наконец, полностью удовлетворенный, он опустился глубже в свои подушки.
– Они очень тебя любили, – добавила Тори. – Мама, пока она еще была жива, говорила, что ты пошлешь за нами, что ты не остановишься, пока не найдешь нас...
– Она так говорила тебе? – живо спросил граф.
– Бессчетное множество раз.
Тори могла поклясться, что грудь ее деда раздулась от гордости, но тут же словно облако набежало на его лицо.
– Боюсь, я растратил все наследство, твое и твоих детей. – Граф смущенно отвел взгляд. – Я считаю чуть ли не счастьем то, что Эдвард не вернулся. Позволить ему увидеть, что сталось с поместьем, значило бы разбить ему сердце. Он так любил Корт. – Граф умолк на время, углубившись в свои мысли, а затем обратил к Тори изучающий взгляд. – Ты знаешь, что я завещал Сазерленду это поместье?
– Знаю, – сказала Тори с едким смехом. – Поверь мне, я это знаю очень хорошо.
Граф нахмурился:
– Когда я умру, он заберет его. Мне надо убедиться, что ты выйдешь замуж и обезопасишь себя раньше, чем это произойдет. Я не для того проделал все это, чтобы оставить тебя в уязвимом положении.
У нее упало сердце. Она не хотела выходить замуж за какого-то незнакомого человека. Ее эмоции были слишком остры, и она не могла даже думать о муже.
Тори заставила себя улыбнуться.
– Впереди у нас куча времени – нет необходимости сейчас беспокоиться об этом. В данный момент я думаю о нашем шалаше, жив ли он...
В течение двух следующих часов они расспрашивали друг друга и отвечали на вопросы. Потом Тори наблюдала, как ее престарелый дедушка борется со сном и рассеянностью, и наконец он все же уснул.
Тори задумчиво смотрела на человека, который ввел в ее жизнь Гранта, изменив все ее течение. Граф отдал все ради своих родных, и она впервые почувствовала себя по-настоящему пристыженной его великодушным подарком.
Вспоминая, как она в детстве вместе с дедушкой сажала колючий кустарник, чтобы защитить их форт, и как они, двое заговорщиков, тащили все теплое и сладкое, что кухарка ставила остывать на подоконнике, Тори улыбнулась.
Наклонившись и поцеловав деда в щеку, она оставила старика его снам.
Только выйдя в коридор, Тори осознала, что весь остальной дом уже спит. Сама она была слишком взбудоражена, чтобы спать, и поэтому пошла проведать Кэмми, которую нашла тихо посапывающей во сне. После этого она решила осмотреть основной флигель дома и в пустой гостиной заметила в тусклом свете старую вазу, стоящую в центре стола. Вид ее повлек целый поток воспоминаний.
Тори вспомнила, как однажды мать сказала, чтобы она не играла в доме, но она не подчинилась и, резвясь, нечаянно задела старинную вазу. Дедушка прибыл на место происшествия первым, мать с отцом – несколькими секундами позже. Миссис Дирборн, казалось, обуял ужас при виде груды обломков.
– Виктория!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86