Посчитав себя глубоко оскорбленным, Адриан решил отомстить: двумя днями позже явилась банда «патриотов», намереваясь опустошить конюшни Тремэна и забрать у него всех слуг мужского пола, чтобы отдать их в рекруты в Национальную гвардию. О республике вопрос пока не стоял, хотя наиболее активные настойчиво требовали ее введения. Но для того чтобы бороться с австрийскими силами, а также с прусскими войсками, выступавшими как союзники принца Конде, которому недавно присвоили титул герцога де Брунсвик, генерал-аншеф, страна, как было сказано, нуждается в своих сыновьях, даже в тех, кто не согласен с этим, и она их получит.
Зерно было редко и дорого, оголтелая спекуляция развернулась повсюду, и если в Париже в первые месяцы 1792 года салоны и продолжали жить своей приятной, обычной великосветской жизнью, и театры процветали, то провинция жестоко страдала от скудости и нищеты, и это положение ухудшалось.
В глубокой печали люди из Тринадцати Ветров наблюдали, как отбирают самых молодых из них: это были конюхи – молодой Огюст, парнишка с фермы, и Виктор. Его тетушка Клеманс Белек не могла сдержать рыданий. На стороне хозяина остались только Потантен и Дагэ. Пришлось уволить, заплатив хорошее вознаграждение, также некоторых камеристок. Это тоже была мера предосторожности, лучше было вернуть их в семьи. Из молодого и бойкого отряда молоденьких камеристок осталась только Лизетта, слишком привязанная к дому и к тому же сирота. Муж Жанны Куломб, кормилицы Адама, пришел сам требовать свою жену: он ничего не имел против Тремэнов, скорее наоборот, но было бы лучше, если бы Жанна вернулась домой и занялась своим мужем и своими собственными детьми, которые не меньше других в ней нуждаются, а то злые языки много болтают…
Бедная женщина плакала так, что могла бы разжалобить даже камни: она привязалась к Адаму и душой, и сердцем, правда, не только к нему, но и к размеренному и приятному образу жизни, который она вела в Тринадцати Ветрах. Жизнь на ферме привлекала ее гораздо меньше. В противоположность ей Белина с трудом скрывала свою радость: никакая человеческая сила не смогла бы заставить ее остаться в своей должности. Адам уже скоро должен был догнать Элизабет, ему через несколько месяцев исполнялось два года, поэтому он давно уже начал упрашивать кормилицу прибавить к его рациону добавку из жидкой каши на молоке, так как ее собственная продуктивность уже не удовлетворяла его потребностям.
Отныне они зажили скромно в своем замечательном доме вблизи церкви Ла Пернель, колокола которой молчали уже давно. Старый де Ля Шесниер угас несколькими месяцами раньше, решив, что пора пренебречь своими обязанростами, и покинул также свой дорогой Котантен, оставив его на милость злых сил. Теперь он покоился под тяжелыми плитами церковного клира, куда благоговейно опустили его прах друзья. Все предметы и документы, собранные им за всю его долгую жизнь и касающиеся кораблей де Турвиля, сгоревших под Огю в тот зловещий день в июне 1692 года – де Ля Шесниер питал к этим событиям жгучий интерес! – он передал Гийому, будучи уверенным в том, что тот будет их беречь и относиться в высшей степени уважительно. Каждый год в знаменательный день Ля Шесниер читал заупокойную мессу, а потом вместе с Гийомом он отправлялся к Шэз-дю-Руа . На этой скале, согласно легенде (правда, полностью доверять этому было нельзя), восседал король Яков II Английский, обозревая с высоты зловещие события. Он рассчитывал, что, потопив корабли Турвиля, сможет вернуть себе утраченный трон и поэтому спокойно наблюдал за тем, как горят французские корабли. Адмирал вел их к знаменитым верфям Сен-Васта, так как они нуждались в серьезном ремонте после одержанной победы на Барфлере. Англичанин пробормотал всего три слова, но они стоили того, чтобы его имя было навеки проклято всеми честными людьми Котантена и всеми моряками Франции, – «мои доблестные англичане!» – в то время как те (сотня против одного) не торопясь добивали людей из разбитой эскадры.
Старый священник представлял себе этот грандиозный и ужасающий спектакль так, как все происходило в те исторические времена. Ему казалось, что он слышит крики раненых, которых приканчивали на нижней палубы, где размещался лазарет. Гийом со своей стороны представлял себе, как возгораются мачты кораблей, и ненависть к англичанам воспламенялась в нем.
В этом, 1792 году, со времени великой драмы исполнялось сто лет. Поэтому, преклонив колена и вспомнив некоторые молитвы на могиле своего старого друга, Гийом один отправился на ритуальную встречу. Затем при помощи Потантена и Дагэ он оборвал все лилии и розы в своем саду, уложил их в корзины и разместил в коляске. Конюх запряг двух лошадей, купленных у графа Эрве де Токвиль, – его конюшни, достаточно удаленные от алчного взгляда Бюто, еще не пострадали, – взял вожжи, и трое мужчин отправились в порт Сен-Васт. Подъезжая, они уже издалека заметили, что бухта полна рыбацких лодок: так как Тремэн еще накануне объявил о своем намерении, все захотели его сопровождать…
Они выбрали лодку Франсуа Пине, мужа Терезы, которая так ловко умеет прятать священников в корзинах. Но поскольку за ними выстроилась целая флотилия из лодок, они решили раздать часть цветов и этим людям, чьи руки, загрубели от работы, а сердца были преданными и честными. В этот день они тоже пришли отдать дань уважения своим предкам.
Погода была изумительной, море при легком приливе колыхалось спокойно и величественно… Почти все плыли на веслах, и только Франсуа Пине поднял парус, больше для памяти, чем для пользы. Им понадобилось совсем мало времени, чтобы достичь Рюн – перехода между островом Татиу и большой землей. Именно здесь затонул адмиральский корабль.
Подплыв на близкое расстояние, почти касаясь острова, Тремэн приложил рупор к губам и крикнул:
– Месье! В память о месье де Котантен де Турвиля, адмирала Франции, в память о моряках, погибших здесь же, в память о кораблях, напрасно принесенных в жертву! Да будет с ними Бог!
И выхватив два боевых пистолета, которые он носил за поясом, Тремэн разрядил их в голубое небо. В ответ прозвучали приветственные возгласы, раздавшиеся из всех лодок, и, к огромному удивлению всех, форт в Огю и форт в Татиу сделали каждый по одному выстрелу из своих пушек. Затем волны моря покрылись цветами…
Когда волнение немного улеглось, Франсуа Пине заметил с усмешкой:
– Судя по всему, они согласны с нами, эти дряхлые инвалиды из форта. Если сейчас английские пираты ползут к Сен-Маркуфу, что они и делают теперь частенько, они, наверно, спрашивают себя, что это тут происходит?! Отличная пыла мысль, Гийом!
– Скоро придет день когда мы прогоним их с нашего побережья, это точно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108