Торжественная месса перед алтарем во славу Родины на свежем воздухе, а точнее, на свежем ветру, при стечении всего народа… Я не вижу в этом ничего ужасного…
– А я вижу! И я не знаю другого алтаря, кроме как во имя Бога, а эта Родина, откуда всеми силами пытаются выжить короля, ничего не стоит. Насколько я знаю, мы не греки и не римляне– зачем нам республика? Тем более что эти избранники народа, которые лезут изо всех щелей, буквально как сорняки, даже не умеют скрыть своего желания дорваться до власти… Держу пари, что из наших там никого не было?
– А кого вы называете «нашими»?
– Разумеется, людей благородного происхождения!
Тяжкий вздох вырвался из груди Гийома. С тех пор как революция охватила мало-помалу всю страну, раздражение его жены возрастало все больше, разбудив в ней своего рода чувство кастового превосходства, странную необходимость постоянно подчеркивать свое аристократическое происхождение.
– Меня, таким образом, вы к ним не относите. По вашему разумению, я – не «ваш». И дети, разумеется, – тоже.
– Не говорите глупостей, Гийом! Возможно, вы не являетесь таким по рождению, но вы – мой муж! А что касается детей, то о них не нужно и говорить! Я происхожу из старого дворянского рода, и они имеют полное право присоединить мое имя к вашему!
Опасные искры вспыхнули в глазах Гийома. Осторожно, как только мог, он расцепил крепкие объятия своей дочурки, сомкнутые вокруг его шеи, нежно поцеловал ее в щечку и, подойдя к двери, позвал Белину, которая несла дозор около двери в коридоре, и передал ей малышку, несмотря на ее протесты.
– Немного попозже мы пойдем с тобой прогуляться! – пообещал он, чтобы восстановить спокойствие. – А теперь нам с твоей мамой надо поговорить.
После их ухода он раздраженно закрыл дверь, хлопнув створками с такой силой, что Агнес, посчитавшая себя победительницей на поле брани и перелистывавшая страницы книги Шарля Перро, вздрогнула от неожиданности. Лицо Гийома, искаженное гневом, навело ее на мысль, что события разворачиваются совсем не так, как ей казалось. Но она не успела и рта открыть. Он тут же пошел в атаку:– Давайте договоримся, мадам Тремэн, раз и навсегда! Мои дети будут носить мое имя, я не потерплю, если к нему будет добавлено еще что-нибудь!
– Но это по меньшей мере странно! Даже если вы и не видите в этой частице, которая добавляется к имени и свидетельствует о дворянском происхождении, ничего, кроме тщеславной забавы, то это еще ничего не значит! Если это поможет им впоследствии продвинуться в обществе…
– В обществе? – взорвался Гийом, злобно рассмеявшись. – В каком, скажите, пожалуйста? В таком, как общество ваших предков? В том самом старом обществе, которое рассыпается у нас на глазах? Если события будут и дальше так разворачиваться, то однажды может случиться так, что ваша частица не облегчит, а затруднит им продвижение в обществе!
– А вы настолько уверены, что этот бардак, который устроили какие-то босяки, будет длиться вечно?
– Разумеется, нет! Но остается всего лишь узнать, что будет после этого. А пока скажите-ка мне на милость, какое имя вы бы хотели присоединить к тому, которое я унаследовал от отца и передал своим детям? Надеюсь по крайней мере, что это не имя де Нервиля?
– А почему бы и нет? Оно одно из самых древних в стране, и потом – это же и мое имя!
– В самом деле, оно когда-то было вашим! Хотя, если я правильно понял некоторые ваши откровения, которыми вы удостоили меня еще в пору вашего супружества с замечательным месье д'Уазкуром, вы вряд ли имели на него право. И тем не менее сейчас вы имеете наглость настаивать на том, чтобы к имени простому, быть может, даже грубому, но зато незапятнанному, прибавить имя этого мерзкого убийцы, этого всеми проклятого душегуба, самого отвратительного из всех, которых когда-либо знала эта земля! Благодарю покорно! А что до вас…
В три прыжка он пересек комнату и, схватив ее за запястье, заставил встать.
– Гийом! – вскричала она в испуге, глядя, как странная сероватая тень разливается по бронзовому от загара липу ее мужа. – Вы делаете мне больно!
– А мне это безразлично! Запомните это, Агнес, я сделаю вам еще больнее в том случае, если вы будете настаивать на имени Тремэн де Нервиль! Я запрещаю вам это!
Слышите?!
В этот момент ей стало по-настоящему страшно, но она рассмеялась ему в лицо и с вызовом сказала:
– Ну что, может быть, вы убьете меня за это?
– Не путайте меня с вашим так называемым отцом!
– Тогда вы будете меня бить?
– Смертным боем! И поверьте мне, вам потом долго придется зализывать свои раны! А после этого я буду с нетерпением ждать, когда же, наконец, эти босяки, как вы выразились, примут закон, о котором, как я слышал, они давно уже подумывают.
– Какой закон?
– Закон о разводе! Если вы не знаете, что это такое, я с удовольствием вам это объясню: это когда двое супругов перестают считаться мужем и женой. В Древнем Риме развод совершался обычно на основе взаимного согласия! Может случиться так, что наши безумцы его подправят и улучшат!
Теперь настала очередь Агнес побледнеть:
– Какой ужас! Но вы, наверное, забыли, что наш брак освящен церковью и что я – ваша жена, как перед Богом, так и перед людьми?
– Я ничего не забываю, мадам, но и вы не забывайте, а также постарайтесь действовать в соответствии с этим, вместо того чтобы подвергать меня большому искушению!
Он выпустил эту парфянскую стрелу в ее адрес и тут же вышел, не дожидаясь ответа, который вовсе его не интересовал, к тому же он чувствовал себя опустошенным и разочарованным. Он не мог спокойно отнестись к тому, что его жена, та женщина, которую он выбрал, не нашла иного способа сопротивляться превратностям судьбы и, опьяненная ненавистью, вбила себе в голову подобную чушь – одарить его детей позорным именем, которое во всей округе является нарицательным! Наступит ли когда-нибудь тот день, когда он пожалеет о своей женитьбе, которая несмотря ни на что принесла ему много счастливых минут?.. Внутренний голос подсказывал ему, что, если бы Мари-Дус не вторглась в его жизнь, он, быть может, проявлял бы больше снисхождения к Агнес, но он подавил в себе этот голос. Никто и ничто, даже его собственная совесть, не заставили бы его отречься от своей возлюбленной. Даже если их любовь никогда не заслужит людского одобрения, она все равно останется его женой перед небесами, перед облаками, лесами, морем и долинами, перед всей природой, которую охи любили всем сердцем и которая с самого их рождения открыла им один из своих самых замечательных уголков: высокий скалистый мыс, окруженный непроходимым диким лесом и нависающий над бурными волнами величественного Сен-Лорана.
Некоторое время спустя он скакал неспешной рысью по дороге, изрытой канавами, зарастающими зеленым ковром душистой травы, в направлении к Валь-де-Сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– А я вижу! И я не знаю другого алтаря, кроме как во имя Бога, а эта Родина, откуда всеми силами пытаются выжить короля, ничего не стоит. Насколько я знаю, мы не греки и не римляне– зачем нам республика? Тем более что эти избранники народа, которые лезут изо всех щелей, буквально как сорняки, даже не умеют скрыть своего желания дорваться до власти… Держу пари, что из наших там никого не было?
– А кого вы называете «нашими»?
– Разумеется, людей благородного происхождения!
Тяжкий вздох вырвался из груди Гийома. С тех пор как революция охватила мало-помалу всю страну, раздражение его жены возрастало все больше, разбудив в ней своего рода чувство кастового превосходства, странную необходимость постоянно подчеркивать свое аристократическое происхождение.
– Меня, таким образом, вы к ним не относите. По вашему разумению, я – не «ваш». И дети, разумеется, – тоже.
– Не говорите глупостей, Гийом! Возможно, вы не являетесь таким по рождению, но вы – мой муж! А что касается детей, то о них не нужно и говорить! Я происхожу из старого дворянского рода, и они имеют полное право присоединить мое имя к вашему!
Опасные искры вспыхнули в глазах Гийома. Осторожно, как только мог, он расцепил крепкие объятия своей дочурки, сомкнутые вокруг его шеи, нежно поцеловал ее в щечку и, подойдя к двери, позвал Белину, которая несла дозор около двери в коридоре, и передал ей малышку, несмотря на ее протесты.
– Немного попозже мы пойдем с тобой прогуляться! – пообещал он, чтобы восстановить спокойствие. – А теперь нам с твоей мамой надо поговорить.
После их ухода он раздраженно закрыл дверь, хлопнув створками с такой силой, что Агнес, посчитавшая себя победительницей на поле брани и перелистывавшая страницы книги Шарля Перро, вздрогнула от неожиданности. Лицо Гийома, искаженное гневом, навело ее на мысль, что события разворачиваются совсем не так, как ей казалось. Но она не успела и рта открыть. Он тут же пошел в атаку:– Давайте договоримся, мадам Тремэн, раз и навсегда! Мои дети будут носить мое имя, я не потерплю, если к нему будет добавлено еще что-нибудь!
– Но это по меньшей мере странно! Даже если вы и не видите в этой частице, которая добавляется к имени и свидетельствует о дворянском происхождении, ничего, кроме тщеславной забавы, то это еще ничего не значит! Если это поможет им впоследствии продвинуться в обществе…
– В обществе? – взорвался Гийом, злобно рассмеявшись. – В каком, скажите, пожалуйста? В таком, как общество ваших предков? В том самом старом обществе, которое рассыпается у нас на глазах? Если события будут и дальше так разворачиваться, то однажды может случиться так, что ваша частица не облегчит, а затруднит им продвижение в обществе!
– А вы настолько уверены, что этот бардак, который устроили какие-то босяки, будет длиться вечно?
– Разумеется, нет! Но остается всего лишь узнать, что будет после этого. А пока скажите-ка мне на милость, какое имя вы бы хотели присоединить к тому, которое я унаследовал от отца и передал своим детям? Надеюсь по крайней мере, что это не имя де Нервиля?
– А почему бы и нет? Оно одно из самых древних в стране, и потом – это же и мое имя!
– В самом деле, оно когда-то было вашим! Хотя, если я правильно понял некоторые ваши откровения, которыми вы удостоили меня еще в пору вашего супружества с замечательным месье д'Уазкуром, вы вряд ли имели на него право. И тем не менее сейчас вы имеете наглость настаивать на том, чтобы к имени простому, быть может, даже грубому, но зато незапятнанному, прибавить имя этого мерзкого убийцы, этого всеми проклятого душегуба, самого отвратительного из всех, которых когда-либо знала эта земля! Благодарю покорно! А что до вас…
В три прыжка он пересек комнату и, схватив ее за запястье, заставил встать.
– Гийом! – вскричала она в испуге, глядя, как странная сероватая тень разливается по бронзовому от загара липу ее мужа. – Вы делаете мне больно!
– А мне это безразлично! Запомните это, Агнес, я сделаю вам еще больнее в том случае, если вы будете настаивать на имени Тремэн де Нервиль! Я запрещаю вам это!
Слышите?!
В этот момент ей стало по-настоящему страшно, но она рассмеялась ему в лицо и с вызовом сказала:
– Ну что, может быть, вы убьете меня за это?
– Не путайте меня с вашим так называемым отцом!
– Тогда вы будете меня бить?
– Смертным боем! И поверьте мне, вам потом долго придется зализывать свои раны! А после этого я буду с нетерпением ждать, когда же, наконец, эти босяки, как вы выразились, примут закон, о котором, как я слышал, они давно уже подумывают.
– Какой закон?
– Закон о разводе! Если вы не знаете, что это такое, я с удовольствием вам это объясню: это когда двое супругов перестают считаться мужем и женой. В Древнем Риме развод совершался обычно на основе взаимного согласия! Может случиться так, что наши безумцы его подправят и улучшат!
Теперь настала очередь Агнес побледнеть:
– Какой ужас! Но вы, наверное, забыли, что наш брак освящен церковью и что я – ваша жена, как перед Богом, так и перед людьми?
– Я ничего не забываю, мадам, но и вы не забывайте, а также постарайтесь действовать в соответствии с этим, вместо того чтобы подвергать меня большому искушению!
Он выпустил эту парфянскую стрелу в ее адрес и тут же вышел, не дожидаясь ответа, который вовсе его не интересовал, к тому же он чувствовал себя опустошенным и разочарованным. Он не мог спокойно отнестись к тому, что его жена, та женщина, которую он выбрал, не нашла иного способа сопротивляться превратностям судьбы и, опьяненная ненавистью, вбила себе в голову подобную чушь – одарить его детей позорным именем, которое во всей округе является нарицательным! Наступит ли когда-нибудь тот день, когда он пожалеет о своей женитьбе, которая несмотря ни на что принесла ему много счастливых минут?.. Внутренний голос подсказывал ему, что, если бы Мари-Дус не вторглась в его жизнь, он, быть может, проявлял бы больше снисхождения к Агнес, но он подавил в себе этот голос. Никто и ничто, даже его собственная совесть, не заставили бы его отречься от своей возлюбленной. Даже если их любовь никогда не заслужит людского одобрения, она все равно останется его женой перед небесами, перед облаками, лесами, морем и долинами, перед всей природой, которую охи любили всем сердцем и которая с самого их рождения открыла им один из своих самых замечательных уголков: высокий скалистый мыс, окруженный непроходимым диким лесом и нависающий над бурными волнами величественного Сен-Лорана.
Некоторое время спустя он скакал неспешной рысью по дороге, изрытой канавами, зарастающими зеленым ковром душистой травы, в направлении к Валь-де-Сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108