дворецкий, слуга или, тем более, лакей), совершенно не был похож на того, кого можно было бы ожидать увидеть за столь элегантной дверью: его грубое и недоверчивое лицо и спутанные волосы, собранные пучком на затылке, было лицом шуана, недовольного тем, что ему напрасно пришлось проделать несколько шагов по дороге к двери. Его внешний облик полностью соответствовал оказанному приему:
– Кто вы такие? Я вас не знаю…
– Это естественно, – ответил Гийом. – Вы нас раньше не видели. И тем не менее мы желаем видеть месье Кормье. И чем скорее, тем лучше. Скажите ему, что меня зовут Гийом Тремэн и что я приехал из Нормандии!
Он не успел дать больше никаких объяснений: из комнаты на первом этаже вышел сорокалетний мужчина, одетый в скромное темное платье, но достаточно элегантно. Появившись в вестибюле, он бросил быстрый взгляд на посетителей:
– Оставь, Тюдаль! Я знаю этого человека.
Мужчина проводил их в рабочий кабинет, где было довольно сумрачно, несмотря на два высоких окна, задернутых желтыми шторами; и массивный канделябр с букетом свечей, освещавший большой письменный стол-секретер, на котором в беспорядке лежали бумаги, досье, документы. Он пододвинул два стула:
– Прошу вас, присаживайтесь!
– Не думал, что мое имя даст мне возможность быть принятым так скоро! – сказал Тремэн.
– Оно связано с очень важной и хорошей вестью для меня: если вы знаете мое имя, значит, вы уже встретились с месье де Сэн-Совером…
– Да, это так Он благополучно достиг моего дома вместе с тем, кого должен был вверить моим заботам, – добавил он, быстрым взглядом указав на своего попутчика, предупреждая, что тот ничего не знает о похищении. – Я надеюсь, что с вашей стороны есть тоже хорошие новости?
– Вы имеете в виду дело мадам Тремэн?
– Да. Доктор Аннеброн, благодаря которому мне удалось беспрепятственно приехать сюда, один из наших лучших друзей, и, так же как я, он очень встревожен. Можете ли вы освободить ее?
– Увы, нет! Этот случай оказался более серьезным, чем мы предполагали. Первоначально мы думали, что предъявленные ей обвинения могут касаться только тех незначительных услуг, которые она оказывала нам, когда переселилась к бальи. Но она была изобличена в заговоре против Робеспьера! Как только ее арестовали, стало ясно, что именно ее они и искали! И никого другого!
– Это бессмысленно! Кем изобличена?
– Мне не удалось это выяснить, несмотря на то, что я знаком с некоторыми людьми, которые подвизаются вокруг Комитета национального спасения. Я согласен с вами, что обвинения против нее лишены смысла, но после того как одна молодая женщина из Нормандии заколола кинжалом Марата, очень легка заподозрить и другую нормандку в участии в заговорах. Сейчас вообще готовы подозревать всех, кто приезжает из провинции…
Гийом обратил внимание, что Аннеброн побледнел, да и сам он чувствовал, как возрастает нервное напряжение, которое он начал испытывать с тех пор, как они только въехали в этот чертов Париж.
– Какая глупость! Стоит только взглянуть на Агнес, чтобы понять, что она совершенно невиновна!
– Вы не видели мадемуазель де Корде: она была прекрасна, молода, благородна и чиста, так же, может быть, как и мадам Тремэн. Но она была удивительна, и неизвестный доносчик знал, что делал.
– Но не могут же ее обвинить на основании каких-то пустых сплетен?
Ив Кормье пожал плечами и горько усмехнулся:
– Я не удивлюсь, если даже узнаю, что приговор вынесен собаке, осмелившейся облаять члена Конвента! Если на вас донесли, значит, вы виновны! Это так просто! Единственное я могу вам сказать сейчас точно она еще жива.
– Где она?
– В Консьержери. Это означает, что в ближайшее время ее будут судить. Вот уже несколько недель я пытаюсь вырвать ее оттуда, но пока безуспешно. Вот так, каждый день приблизительно в этот час я отправляюсь в тюрьму, чтобы прочитать лист приговоренных…
Пьер Аннеброн вдруг взорвался от негодования:
– Прочитать лист приговоренных? А ничего другого вы не можете предпринять?
Адвокат повернул к нему свое усталое лицо, на котором глубокие синие круги под глазами свидетельствовали о бессонных ночах.
– Ничего! – заявил он, ударив кулаком по столу. – И это терзает меня. Но если бы была хоть малейшая возможность вызволить ее из тюрьмы, подкупив кого угодно и за любые деньги, то имело бы смысл рисковать головой…
– У меня есть здесь знакомые, которые поддерживают прекрасные отношения с влиятельными людьми из нынешних властей, – возобновил разговор Гийом. – Так, например, мой друг Лекульте дю Молей…
– Арестован на той неделе, и, судя по тому, что мне удалось узнать, сам Эбер не замедлит присоединиться к нему в тюрьме. Ходят слухи, что он пытался осуществить побег дофина из Тампля, – добавил он с коротким сухим смешком.
Он поднялся и посмотрел на часы.
– Революционный трибунал вот-вот закончит свое сегодняшнее заседание, – сказал он.– Я отправляюсь сейчас туда. Если хотите, можете подождать здесь моего возвращения…
– Дело не в этом! – заявил Гийом. – Мы пойдем с вами.
Кормье по очереди внимательно взглянул на этих двоих мужчин, охваченных решимостью, и понял, что было бы бесполезно пытаться их отговорить.
– Как хотите, – вздохнул он. – В общем-то можно кое-чего добиться, если располагать деньгами…
– У меня их достаточно!
– Возможно, нам удастся получить разрешение на свидание, но я вас умоляю, доверьте мне самому вести переговоры и ни в коем случае не допускайте никаких грубостей! Иначе мы все трое там и останемся!
Пешком они дошли до набережной Сены по улицам, которые становились все более пустынными по мере приближения к Гран Шателе, но стоило им подойти к мосту Пон-о-Шанж, они увидели, что вокруг черным-черно от скопления народа, хотя было очень холодно и мрачные низкие тучи на желто-сером небе предвещали снегопад. Улица Барилери, которая начиналась за мостом, была переполнена толпами людей, взволнованных и озабоченных. Слышался смех, а иногда и песни. В этот момент часы на башне Консьержери пробили четыре удара. Ив Кормье я ожидании поднял голову.
– Что делают здесь все эти люди? – шепотом спросил Гийом.
– Они ждут, когда вывезут приговоренных, чтобы сопровождать их на эшафот. Телеги, на которых повезут этих несчастных, стоят сейчас во дворе Мэ, недалеко от главной лестницы дворца, рядом со входом в тюрьму. Придется подождать, пока толпа схлынет, иначе нас раздавят в этой давке.
Гийом не ответил. Терзаемый страшным предчувствием, он вглядывался в это море людских лиц, в котором иногда сверкали зловещие отблески стали клинков и слышался звон оружия. Средневековые башни Консьержери, выныривающие из покрывала густого тумана, нескончаемо тянулись вверх, что показалось ему еще более зловещим предзнаменованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Кто вы такие? Я вас не знаю…
– Это естественно, – ответил Гийом. – Вы нас раньше не видели. И тем не менее мы желаем видеть месье Кормье. И чем скорее, тем лучше. Скажите ему, что меня зовут Гийом Тремэн и что я приехал из Нормандии!
Он не успел дать больше никаких объяснений: из комнаты на первом этаже вышел сорокалетний мужчина, одетый в скромное темное платье, но достаточно элегантно. Появившись в вестибюле, он бросил быстрый взгляд на посетителей:
– Оставь, Тюдаль! Я знаю этого человека.
Мужчина проводил их в рабочий кабинет, где было довольно сумрачно, несмотря на два высоких окна, задернутых желтыми шторами; и массивный канделябр с букетом свечей, освещавший большой письменный стол-секретер, на котором в беспорядке лежали бумаги, досье, документы. Он пододвинул два стула:
– Прошу вас, присаживайтесь!
– Не думал, что мое имя даст мне возможность быть принятым так скоро! – сказал Тремэн.
– Оно связано с очень важной и хорошей вестью для меня: если вы знаете мое имя, значит, вы уже встретились с месье де Сэн-Совером…
– Да, это так Он благополучно достиг моего дома вместе с тем, кого должен был вверить моим заботам, – добавил он, быстрым взглядом указав на своего попутчика, предупреждая, что тот ничего не знает о похищении. – Я надеюсь, что с вашей стороны есть тоже хорошие новости?
– Вы имеете в виду дело мадам Тремэн?
– Да. Доктор Аннеброн, благодаря которому мне удалось беспрепятственно приехать сюда, один из наших лучших друзей, и, так же как я, он очень встревожен. Можете ли вы освободить ее?
– Увы, нет! Этот случай оказался более серьезным, чем мы предполагали. Первоначально мы думали, что предъявленные ей обвинения могут касаться только тех незначительных услуг, которые она оказывала нам, когда переселилась к бальи. Но она была изобличена в заговоре против Робеспьера! Как только ее арестовали, стало ясно, что именно ее они и искали! И никого другого!
– Это бессмысленно! Кем изобличена?
– Мне не удалось это выяснить, несмотря на то, что я знаком с некоторыми людьми, которые подвизаются вокруг Комитета национального спасения. Я согласен с вами, что обвинения против нее лишены смысла, но после того как одна молодая женщина из Нормандии заколола кинжалом Марата, очень легка заподозрить и другую нормандку в участии в заговорах. Сейчас вообще готовы подозревать всех, кто приезжает из провинции…
Гийом обратил внимание, что Аннеброн побледнел, да и сам он чувствовал, как возрастает нервное напряжение, которое он начал испытывать с тех пор, как они только въехали в этот чертов Париж.
– Какая глупость! Стоит только взглянуть на Агнес, чтобы понять, что она совершенно невиновна!
– Вы не видели мадемуазель де Корде: она была прекрасна, молода, благородна и чиста, так же, может быть, как и мадам Тремэн. Но она была удивительна, и неизвестный доносчик знал, что делал.
– Но не могут же ее обвинить на основании каких-то пустых сплетен?
Ив Кормье пожал плечами и горько усмехнулся:
– Я не удивлюсь, если даже узнаю, что приговор вынесен собаке, осмелившейся облаять члена Конвента! Если на вас донесли, значит, вы виновны! Это так просто! Единственное я могу вам сказать сейчас точно она еще жива.
– Где она?
– В Консьержери. Это означает, что в ближайшее время ее будут судить. Вот уже несколько недель я пытаюсь вырвать ее оттуда, но пока безуспешно. Вот так, каждый день приблизительно в этот час я отправляюсь в тюрьму, чтобы прочитать лист приговоренных…
Пьер Аннеброн вдруг взорвался от негодования:
– Прочитать лист приговоренных? А ничего другого вы не можете предпринять?
Адвокат повернул к нему свое усталое лицо, на котором глубокие синие круги под глазами свидетельствовали о бессонных ночах.
– Ничего! – заявил он, ударив кулаком по столу. – И это терзает меня. Но если бы была хоть малейшая возможность вызволить ее из тюрьмы, подкупив кого угодно и за любые деньги, то имело бы смысл рисковать головой…
– У меня есть здесь знакомые, которые поддерживают прекрасные отношения с влиятельными людьми из нынешних властей, – возобновил разговор Гийом. – Так, например, мой друг Лекульте дю Молей…
– Арестован на той неделе, и, судя по тому, что мне удалось узнать, сам Эбер не замедлит присоединиться к нему в тюрьме. Ходят слухи, что он пытался осуществить побег дофина из Тампля, – добавил он с коротким сухим смешком.
Он поднялся и посмотрел на часы.
– Революционный трибунал вот-вот закончит свое сегодняшнее заседание, – сказал он.– Я отправляюсь сейчас туда. Если хотите, можете подождать здесь моего возвращения…
– Дело не в этом! – заявил Гийом. – Мы пойдем с вами.
Кормье по очереди внимательно взглянул на этих двоих мужчин, охваченных решимостью, и понял, что было бы бесполезно пытаться их отговорить.
– Как хотите, – вздохнул он. – В общем-то можно кое-чего добиться, если располагать деньгами…
– У меня их достаточно!
– Возможно, нам удастся получить разрешение на свидание, но я вас умоляю, доверьте мне самому вести переговоры и ни в коем случае не допускайте никаких грубостей! Иначе мы все трое там и останемся!
Пешком они дошли до набережной Сены по улицам, которые становились все более пустынными по мере приближения к Гран Шателе, но стоило им подойти к мосту Пон-о-Шанж, они увидели, что вокруг черным-черно от скопления народа, хотя было очень холодно и мрачные низкие тучи на желто-сером небе предвещали снегопад. Улица Барилери, которая начиналась за мостом, была переполнена толпами людей, взволнованных и озабоченных. Слышался смех, а иногда и песни. В этот момент часы на башне Консьержери пробили четыре удара. Ив Кормье я ожидании поднял голову.
– Что делают здесь все эти люди? – шепотом спросил Гийом.
– Они ждут, когда вывезут приговоренных, чтобы сопровождать их на эшафот. Телеги, на которых повезут этих несчастных, стоят сейчас во дворе Мэ, недалеко от главной лестницы дворца, рядом со входом в тюрьму. Придется подождать, пока толпа схлынет, иначе нас раздавят в этой давке.
Гийом не ответил. Терзаемый страшным предчувствием, он вглядывался в это море людских лиц, в котором иногда сверкали зловещие отблески стали клинков и слышался звон оружия. Средневековые башни Консьержери, выныривающие из покрывала густого тумана, нескончаемо тянулись вверх, что показалось ему еще более зловещим предзнаменованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108