Невозможно было и дальше вести прежнюю жизнь.
Жанетта молчала, вспоминая поместье, в котором выросла, его чудесную красоту. Она едва решилась задать вопрос.
– А что с «Верденом»?
– Можно сказать, его больше нет… как и «Бонтемпа», как и «Сангуина».
Куинси мрачно покачал головой. Жанетта не хотела верить в услышанное. Как красив был «Верлен», как живописен! Просто смотреть на него, видеть смену времен года, ступать по плодородной земле – уже и это было счастьем! Чувство горького сожаления стеснило ей сердце. Она пыталась, но не могла увязать в одно целое мирных крестьян, которым когда-то помогала, и одержимую разрушением кровожадную толпу. Куинси привлек ее к себе. Лишь тогда она ощутила, что дрожь сотрясает ее тело.
Куинси хорошо понимал чувства Жанетты. Его сердце тоже болело за сожженный «Сангуин» – единственный дом, который он когда-либо имел. Все самые лучшие, самые светлые воспоминания были связаны с ним. Там был погребен его отец, там сам он когда-то присматривал за пахотой, севом и жатвой. Но под глубокой скорбью таилась надежда. Можно было уничтожить здания, но не землю, на которой они были построены. «Земля была, есть и будет, – думал Куинси, – и всегда найдется тот, кто засеет ее и соберет урожай». И еще он думал о тех, кто владел этой землей, но был слишком высокомерен, чтобы поступиться даже малым. Теперь они потеряли все!
Он гладил Жанетту по голове и говорил себе, что она еще очень молода, она забудет. Сердце ее оправится от тяжелого удара. Иное дело – Гретхен.
– Известно ли вам, что стало с тамошним дворянством? – спросил он тихо.
– Как только прошла весть о взятии Бастилии, большинство дворян бежало из Франции, прихватив все, что можно было увезти. Но не все. Некоторые лишь сейчас снимаются с места.
– Мой отчим, например? – вопросительно произнесла Жанетта.
– Эдуард покинул страну одним из первых. Он звал и меня, но я отказалась. Я не из тех, кто бросает родину в час испытаний. – Гретхен сказала это с гордостью и грустью, помолчала и заговорила снова: – Насколько мне известно, Ален де Виньи был послан представителем от дворянства на съезд народа, но как только король признал Ассамблею, демонстративно покинул собрание и вернулся в провинцию. Он наотрез отказался покинуть «Сангуин» и «Бонтемп», хотя Эдуард уговаривал его уехать. Он не мог вообразить себе масштаба беспорядков и полагал, что сумеет защитить свои владения. Эдуард взял с него слово, что он позаботится и о «Вердене»…
– И что же? – нетерпеливо перебила Жанетта, в глубине души уверенная, что уж с Аленом то ничего не случится.
– Крестьяне повесили его в главном зале «Бонтемпа», – неохотно ответила Гретхен.
Девушка ахнула и прижала руку к губам. Итак, Ален был мертв. Человек, который дважды взял ее силой и силой же принуждал выйти за него замуж. Он всегда казался таким могущественным, таким уверенным в себе – и вот он мертв. Она спросила себя, какие чувства испытывает, и ответила: ничего, совсем ничего. Не потому, что не могла простить его, просто смерть Алена казалась нереальной, и требовалось время, чтобы ее осмыслить.
Куинси прижал ее к себе, не сводя с Гретхен встревоженного взгляда. Он думал о тех дворянах, что всегда сочувствовали бедным и помогали им. Они считали, что не принадлежат к правящему классу, но считал ли так народ, захвативший власть? Гретхен следовало послушаться Эдуарда и бежать из страны. Ни ее жизнь, ни жизнь Жанетты не были неприкосновенны. Бросив взгляд на свою возлюбленную, Куинси подумал, что аристократические черты не скроешь под одеждой простолюдина. Она была слишком изящна, она держалась с достоинством и с детства привитой гордостью, в ней сказывалось благородное происхождение. Не впервые он задался вопросом, не ошибся ли, позволив ей остаться с ним? Жанетта вольна сама сделать выбор.
«Но что же будет, – думал Куинси, – что будет?» Он больше не имел на повстанцев никакого влияния, хотя дело еще не дошло до откровенной вражды. С захватом власти идеализм их остался в прошлом, словно его и не было.
Куинси чувствовал себя беспомощным и бесполезным, и это ему очень не нравилось. Сейчас он даже не был уверен, что сумеет защитить любимую женщину.
– Тетя, Гретхен, – сказала Жанетта, нарушая тяжелую тишину, – мы ведь пришли еще и для того, чтобы поделиться с вами радостью…
Оглянувшись на Куинси, она коснулась рукой своего живота. Гретхен подалась вперед, заранее улыбаясь.
– Да, тетя Гретхен, у меня будет ребенок!
– Как чудесно! Я счастлива за вас, дорогие мои!
Она бросилась обнимать обоих, потом принесла свой лучший коньяк, чтобы отпраздновать событие.
– Жизнь в конечном счете всегда побеждает смерть, и созидание приходит на смену разрушению, – с пафосом сказала она, поднимая свой стакан. – Такова жизнь! Я пью за возрождение Франции! Пусть ваше дитя станет первой ласточкой этого возрождения!
Все трое торжественно пригубили напиток.
– Благодарю за чудесный тост, тетушка! К чему оглядываться на печальное прошлое, если нас ждет счастливое будущее! Мы отстроим заново все, что разрушено.
Куинси ласково сжал руку Жанетты, чувствуя, как к нему возвращается уверенность. «Она выстоит, – думал он. – Истинная дочь своей страны, она вынесет вместе с Францией все, что выпадет на ее долю».
– Нам нужно обвенчаться как можно скорее, – обратился он к Гретхен. – Я вовсе не хочу, чтобы ребенок родился вне брака, чтобы он хоть на один день повторил мою судьбу.
Гретхен понимающе кивнула.
– Правда, есть некоторые трудности, – продолжал он. – Духовенство сейчас в том же положении, что и дворянство. Священники скрываются из страха за свои жизни. И все же мы хотим, чтобы наш брак был освящен церковью.
– Я помогу вам. Один мой давний друг принадлежит к духовенству. Надеюсь, вы не против быть обвенчанными прямо здесь, в моем доме?
– Не только не против, но будем в восторге! – воскликнула Жанетта. – Когда же это случится?
– Боюсь, не сегодня и не завтра. Сначала нужно разыскать моего друга.
– Время терпит, но все же хотелось бы…
– Хотелось бы как можно скорее пройти через церемонию венчания? Скажи, дорогая, каков у тебя срок?
– Невелик, всего пара месяцев. – Жанетта снова оглянулась на Куинси и улыбнулась ему.
– Надеюсь, ты позаботишься о повитухе, когда придет время, – сказала ему Гретхен, озабоченно хмурясь.
– Сделаю, что смогу, но мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты жила с нами. Жанетта своенравна, а тебя она, конечно, станет слушаться.
– В самом деле, тетя Гретхен! – Девушка чуть было не захлопала в ладоши, но вовремя вспомнила, что нужно вести себя тихо. – Это и для вас будет лучше: вы не будете одинокой. С тех пор как Берта вернулась в свою деревню, вам все приходится делать самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Жанетта молчала, вспоминая поместье, в котором выросла, его чудесную красоту. Она едва решилась задать вопрос.
– А что с «Верденом»?
– Можно сказать, его больше нет… как и «Бонтемпа», как и «Сангуина».
Куинси мрачно покачал головой. Жанетта не хотела верить в услышанное. Как красив был «Верлен», как живописен! Просто смотреть на него, видеть смену времен года, ступать по плодородной земле – уже и это было счастьем! Чувство горького сожаления стеснило ей сердце. Она пыталась, но не могла увязать в одно целое мирных крестьян, которым когда-то помогала, и одержимую разрушением кровожадную толпу. Куинси привлек ее к себе. Лишь тогда она ощутила, что дрожь сотрясает ее тело.
Куинси хорошо понимал чувства Жанетты. Его сердце тоже болело за сожженный «Сангуин» – единственный дом, который он когда-либо имел. Все самые лучшие, самые светлые воспоминания были связаны с ним. Там был погребен его отец, там сам он когда-то присматривал за пахотой, севом и жатвой. Но под глубокой скорбью таилась надежда. Можно было уничтожить здания, но не землю, на которой они были построены. «Земля была, есть и будет, – думал Куинси, – и всегда найдется тот, кто засеет ее и соберет урожай». И еще он думал о тех, кто владел этой землей, но был слишком высокомерен, чтобы поступиться даже малым. Теперь они потеряли все!
Он гладил Жанетту по голове и говорил себе, что она еще очень молода, она забудет. Сердце ее оправится от тяжелого удара. Иное дело – Гретхен.
– Известно ли вам, что стало с тамошним дворянством? – спросил он тихо.
– Как только прошла весть о взятии Бастилии, большинство дворян бежало из Франции, прихватив все, что можно было увезти. Но не все. Некоторые лишь сейчас снимаются с места.
– Мой отчим, например? – вопросительно произнесла Жанетта.
– Эдуард покинул страну одним из первых. Он звал и меня, но я отказалась. Я не из тех, кто бросает родину в час испытаний. – Гретхен сказала это с гордостью и грустью, помолчала и заговорила снова: – Насколько мне известно, Ален де Виньи был послан представителем от дворянства на съезд народа, но как только король признал Ассамблею, демонстративно покинул собрание и вернулся в провинцию. Он наотрез отказался покинуть «Сангуин» и «Бонтемп», хотя Эдуард уговаривал его уехать. Он не мог вообразить себе масштаба беспорядков и полагал, что сумеет защитить свои владения. Эдуард взял с него слово, что он позаботится и о «Вердене»…
– И что же? – нетерпеливо перебила Жанетта, в глубине души уверенная, что уж с Аленом то ничего не случится.
– Крестьяне повесили его в главном зале «Бонтемпа», – неохотно ответила Гретхен.
Девушка ахнула и прижала руку к губам. Итак, Ален был мертв. Человек, который дважды взял ее силой и силой же принуждал выйти за него замуж. Он всегда казался таким могущественным, таким уверенным в себе – и вот он мертв. Она спросила себя, какие чувства испытывает, и ответила: ничего, совсем ничего. Не потому, что не могла простить его, просто смерть Алена казалась нереальной, и требовалось время, чтобы ее осмыслить.
Куинси прижал ее к себе, не сводя с Гретхен встревоженного взгляда. Он думал о тех дворянах, что всегда сочувствовали бедным и помогали им. Они считали, что не принадлежат к правящему классу, но считал ли так народ, захвативший власть? Гретхен следовало послушаться Эдуарда и бежать из страны. Ни ее жизнь, ни жизнь Жанетты не были неприкосновенны. Бросив взгляд на свою возлюбленную, Куинси подумал, что аристократические черты не скроешь под одеждой простолюдина. Она была слишком изящна, она держалась с достоинством и с детства привитой гордостью, в ней сказывалось благородное происхождение. Не впервые он задался вопросом, не ошибся ли, позволив ей остаться с ним? Жанетта вольна сама сделать выбор.
«Но что же будет, – думал Куинси, – что будет?» Он больше не имел на повстанцев никакого влияния, хотя дело еще не дошло до откровенной вражды. С захватом власти идеализм их остался в прошлом, словно его и не было.
Куинси чувствовал себя беспомощным и бесполезным, и это ему очень не нравилось. Сейчас он даже не был уверен, что сумеет защитить любимую женщину.
– Тетя, Гретхен, – сказала Жанетта, нарушая тяжелую тишину, – мы ведь пришли еще и для того, чтобы поделиться с вами радостью…
Оглянувшись на Куинси, она коснулась рукой своего живота. Гретхен подалась вперед, заранее улыбаясь.
– Да, тетя Гретхен, у меня будет ребенок!
– Как чудесно! Я счастлива за вас, дорогие мои!
Она бросилась обнимать обоих, потом принесла свой лучший коньяк, чтобы отпраздновать событие.
– Жизнь в конечном счете всегда побеждает смерть, и созидание приходит на смену разрушению, – с пафосом сказала она, поднимая свой стакан. – Такова жизнь! Я пью за возрождение Франции! Пусть ваше дитя станет первой ласточкой этого возрождения!
Все трое торжественно пригубили напиток.
– Благодарю за чудесный тост, тетушка! К чему оглядываться на печальное прошлое, если нас ждет счастливое будущее! Мы отстроим заново все, что разрушено.
Куинси ласково сжал руку Жанетты, чувствуя, как к нему возвращается уверенность. «Она выстоит, – думал он. – Истинная дочь своей страны, она вынесет вместе с Францией все, что выпадет на ее долю».
– Нам нужно обвенчаться как можно скорее, – обратился он к Гретхен. – Я вовсе не хочу, чтобы ребенок родился вне брака, чтобы он хоть на один день повторил мою судьбу.
Гретхен понимающе кивнула.
– Правда, есть некоторые трудности, – продолжал он. – Духовенство сейчас в том же положении, что и дворянство. Священники скрываются из страха за свои жизни. И все же мы хотим, чтобы наш брак был освящен церковью.
– Я помогу вам. Один мой давний друг принадлежит к духовенству. Надеюсь, вы не против быть обвенчанными прямо здесь, в моем доме?
– Не только не против, но будем в восторге! – воскликнула Жанетта. – Когда же это случится?
– Боюсь, не сегодня и не завтра. Сначала нужно разыскать моего друга.
– Время терпит, но все же хотелось бы…
– Хотелось бы как можно скорее пройти через церемонию венчания? Скажи, дорогая, каков у тебя срок?
– Невелик, всего пара месяцев. – Жанетта снова оглянулась на Куинси и улыбнулась ему.
– Надеюсь, ты позаботишься о повитухе, когда придет время, – сказала ему Гретхен, озабоченно хмурясь.
– Сделаю, что смогу, но мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты жила с нами. Жанетта своенравна, а тебя она, конечно, станет слушаться.
– В самом деле, тетя Гретхен! – Девушка чуть было не захлопала в ладоши, но вовремя вспомнила, что нужно вести себя тихо. – Это и для вас будет лучше: вы не будете одинокой. С тех пор как Берта вернулась в свою деревню, вам все приходится делать самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86