Ведь это просто «кощунство» называть его «Августом».
(Здесь во сне это была, стало быть, Ида, но в действительности – о разнице между «Огустом» и «Августом» постоянно твердила всем мама Берты и употребляла при этом слово «кощунство»).
Для мамы эти приглашения были очень важны. Все должны были получить их вовремя.
– Мы ведь никого не забыли? – наверное, уже в сотый раз спрашивала она.
– Забыли, – сказала ты. – Папу. И Эмануэля Сведенборга.
Тебе ужасно хотелось, чтобы папу тоже пригласили. А следовательно, и Эмануэля Сведенборга. Раз за разом ты напоминала о них маме, но она и слушать не желала, и папа остался без приглашения.
Тебя это ранило, поэтому ты, вероятно, не так радовалась вечеринке, как мама. Поначалу она только о ней и говорила. Что надеть? Чем угощать гостей? Как лучше накрыть стол? И так далее…
Но чем ближе была вечеринка, тем реже мама о ней вспоминала.
Мы все еще продолжали жить в маленькой однокомнатной квартирке. Ты радовалась этому, но мысль о вечеринке тебя беспокоила, и, так как время шло, но ничего не происходило, и в конце концов ты была вынуждена спросить:
– Мама, а когда мы переедем?
Мама ничего не смогла на это ответить.
«Значит, никакой вечеринки не будет», – подумала ты и, поскольку мама ничего не сказала, предположила, что она сообщит всем приглашенным, что вечеринка отменяется.
Но мама этого не сделала. За несколько дней до вечеринки она вдруг забеспокоилась, как все гости разместятся за маленьким столом из чулана.
– Даже если стол разложить, за ним поместится не более восьми человек, – озабоченно произнесла она. – И то нам придется поставить его посреди комнаты, иначе за ним поместится только семь человек.
– А разве никто не отказался от приглашения? – спросила ты.
– Макс не придет, – сказала она. – Сейчас ведь идет война, так что он занят.
Макс – это, разумеется, Максимилиам Фальк аф Стеншерна.
– И больше никто?
– Нет. Все остальные придут. В том числе и принц Юджин.
– Но, мама, разве можно устраивать здесь вечеринку? – спросила тогда ты.
– А почему бы и нет?
Неужели она не понимает?.. Ведь вечеринка назначена уже на завтра, а еще ничего не подготовлено. И денег у нас тоже нет.
– Тогда Акселю придется продать какое-нибудь украшение, – парировала мама.
– Но сейчас уже поздно.
– Тогда тебе придется всем позвонить и сказать, что вечеринка отменяется.
– Мне?!
– А кому же еще? Ведь это ради тебя я собиралась все это устроить, но если ты, конечно, не хочешь…
Тогда ты сказала ей все как есть: что всегда была против этой вечеринки и что вообще предпочла бы никуда не переезжать.
– Ну что ж! Тогда решай сама. Мне до этого дела нет, – отрезала мама. – Поступай как знаешь!
– Но мама!
– Только не забудь всем позвонить! Мне все равно.
– Но у нас же нет телефона!
– Так всем и скажи!
– Что сказать?
– Что хочешь! Скажи, что мы должны были переехать на новую квартиру, но не переехали. Что украшение, которое я собиралась продать, давно уже продано. И что…
– Но, мама, послушай! У нас ведь нет телефона!
– Вот именно, нет! Так и скажи!
И тут ты, слава Богу, проснулась.
Первое, о чем ты подумала, это о том, что хорошо еще, что вы так и не пригласили папу. Можно представить себе, как бы он расстроился, если бы ты позвонила и сказала, что вечеринка отменяется. И ему так и не пришлось бы встретиться с Эмануэлем Сведенборгом.
Это, конечно, был сон, в котором, несмотря на всю его несуразность, все же содержится доля истины. Вот поэтому я и записала его для тебя.
Прежде всего он, конечно, отражает наше отношение к маме и нашему детству.
Но на самом деле речь здесь идет вовсе не о маме, хотя на первый взгляд именно так кажется.
Нет, здесь изображена вовсе не Ида, и не Лидия.
А Клара де Лето. Ты так не думаешь?
С приветом, твоя Сага.
Р. S. Актер – это зеркало.
Зеркало – это тайник теней.
Значит, актер – это тайник теней.
Ты – актриса.
А, значит, ты…
Что и требовалось доказать».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Раньше Каролине никогда бы и в голову не пришло так много размышлять. О том, что она говорит. Что делает. О чем думает. И все это ее бедный мозг должен перемолоть. Но хуже всего вот что: чем больше она углубляется в себя, тем менее уверенной в себе становится. Все, казалось бы, должно быть наоборот, ан нет.
Иногда ей становится неловко от этого копания в собственной душе. Неужели оно так необходимо?
На самом деле она к этому совсем не склонна.
К тому же Каролина стала замечать, что все чаще и чаще позволяет Ингеборг решать за себя. Почему – она не знает, это происходит более или менее неосознанно и на самом деле ее удивляет! И это она, Каролина, которая всегда имела привычку сама всеми верховодить!
Удобно, конечно, когда за тебя решают другие и берут всю ответственность на себя. Но Каролина, разумеется, не собирается позволять Ингеборг все время собой командовать.
Просто сейчас она немного устала. Самокопание забирает у нее много сил. Гораздо интереснее было бы попытаться разобраться в судьбах других, например в судьбах персонажей какой-нибудь пьесы. Для того чтобы воплотить их на сцене, актер просто должен выяснить для себя, что они за люди.
Одну вещь Каролина заметила уже давно. Ее однокашники чаще играют в жизни, чем на сцене. Поэтому их поведение иной раз кажется неестественным. На сцене же, напротив, они выглядят довольно убедительно. Так что можно подумать, что там они остаются самими собой. Но стоит им очутиться среди обычных людей, как они тут же становятся актерами.
Ингеборг тоже обратила на это внимание. Им обеим неловко, когда это случается, и они пообещали следить друг за другом и тут же сказать, если у кого-то такое проявится.
Разве актеру стоит играть самого себя? Это на редкость неприятная роль.
Но увы… Поскорей бы закончилось время тяжких испытаний! Самобичевание – все же довольно утомительная вещь.
Обе они, Ингеборг и Каролина, обладают одинаково сильной волей, хотя она и проявляется по-разному. Со временем это может привести к разногласию между ними. Но с другой стороны, приятно иметь дело с людьми, которые знают, чего хотят, и способны добиться желаемого. Вот Ингеборг способна.
Никому, кроме нее, не удалось бы заставить Каролину ходить в церковь.
Все началось с рождественской заутрени и с тех пор пошло-поехало. Воскресная месса, вечернее песнопение, благодарственный молебен. В это время года в церкви всегда что-нибудь происходит. Каждый день Ингеборг тащит ее туда, и она покорно за ней следует.
Служба может быть очень красивой, наполненной особым настроением. Каролину привлекает ритуал, но не трогает так глубоко, как Ингеборг. Каролина – более поверхностный человек.
Ее интересует не столько богослужение, сколько люди, участвующие в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
(Здесь во сне это была, стало быть, Ида, но в действительности – о разнице между «Огустом» и «Августом» постоянно твердила всем мама Берты и употребляла при этом слово «кощунство»).
Для мамы эти приглашения были очень важны. Все должны были получить их вовремя.
– Мы ведь никого не забыли? – наверное, уже в сотый раз спрашивала она.
– Забыли, – сказала ты. – Папу. И Эмануэля Сведенборга.
Тебе ужасно хотелось, чтобы папу тоже пригласили. А следовательно, и Эмануэля Сведенборга. Раз за разом ты напоминала о них маме, но она и слушать не желала, и папа остался без приглашения.
Тебя это ранило, поэтому ты, вероятно, не так радовалась вечеринке, как мама. Поначалу она только о ней и говорила. Что надеть? Чем угощать гостей? Как лучше накрыть стол? И так далее…
Но чем ближе была вечеринка, тем реже мама о ней вспоминала.
Мы все еще продолжали жить в маленькой однокомнатной квартирке. Ты радовалась этому, но мысль о вечеринке тебя беспокоила, и, так как время шло, но ничего не происходило, и в конце концов ты была вынуждена спросить:
– Мама, а когда мы переедем?
Мама ничего не смогла на это ответить.
«Значит, никакой вечеринки не будет», – подумала ты и, поскольку мама ничего не сказала, предположила, что она сообщит всем приглашенным, что вечеринка отменяется.
Но мама этого не сделала. За несколько дней до вечеринки она вдруг забеспокоилась, как все гости разместятся за маленьким столом из чулана.
– Даже если стол разложить, за ним поместится не более восьми человек, – озабоченно произнесла она. – И то нам придется поставить его посреди комнаты, иначе за ним поместится только семь человек.
– А разве никто не отказался от приглашения? – спросила ты.
– Макс не придет, – сказала она. – Сейчас ведь идет война, так что он занят.
Макс – это, разумеется, Максимилиам Фальк аф Стеншерна.
– И больше никто?
– Нет. Все остальные придут. В том числе и принц Юджин.
– Но, мама, разве можно устраивать здесь вечеринку? – спросила тогда ты.
– А почему бы и нет?
Неужели она не понимает?.. Ведь вечеринка назначена уже на завтра, а еще ничего не подготовлено. И денег у нас тоже нет.
– Тогда Акселю придется продать какое-нибудь украшение, – парировала мама.
– Но сейчас уже поздно.
– Тогда тебе придется всем позвонить и сказать, что вечеринка отменяется.
– Мне?!
– А кому же еще? Ведь это ради тебя я собиралась все это устроить, но если ты, конечно, не хочешь…
Тогда ты сказала ей все как есть: что всегда была против этой вечеринки и что вообще предпочла бы никуда не переезжать.
– Ну что ж! Тогда решай сама. Мне до этого дела нет, – отрезала мама. – Поступай как знаешь!
– Но мама!
– Только не забудь всем позвонить! Мне все равно.
– Но у нас же нет телефона!
– Так всем и скажи!
– Что сказать?
– Что хочешь! Скажи, что мы должны были переехать на новую квартиру, но не переехали. Что украшение, которое я собиралась продать, давно уже продано. И что…
– Но, мама, послушай! У нас ведь нет телефона!
– Вот именно, нет! Так и скажи!
И тут ты, слава Богу, проснулась.
Первое, о чем ты подумала, это о том, что хорошо еще, что вы так и не пригласили папу. Можно представить себе, как бы он расстроился, если бы ты позвонила и сказала, что вечеринка отменяется. И ему так и не пришлось бы встретиться с Эмануэлем Сведенборгом.
Это, конечно, был сон, в котором, несмотря на всю его несуразность, все же содержится доля истины. Вот поэтому я и записала его для тебя.
Прежде всего он, конечно, отражает наше отношение к маме и нашему детству.
Но на самом деле речь здесь идет вовсе не о маме, хотя на первый взгляд именно так кажется.
Нет, здесь изображена вовсе не Ида, и не Лидия.
А Клара де Лето. Ты так не думаешь?
С приветом, твоя Сага.
Р. S. Актер – это зеркало.
Зеркало – это тайник теней.
Значит, актер – это тайник теней.
Ты – актриса.
А, значит, ты…
Что и требовалось доказать».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Раньше Каролине никогда бы и в голову не пришло так много размышлять. О том, что она говорит. Что делает. О чем думает. И все это ее бедный мозг должен перемолоть. Но хуже всего вот что: чем больше она углубляется в себя, тем менее уверенной в себе становится. Все, казалось бы, должно быть наоборот, ан нет.
Иногда ей становится неловко от этого копания в собственной душе. Неужели оно так необходимо?
На самом деле она к этому совсем не склонна.
К тому же Каролина стала замечать, что все чаще и чаще позволяет Ингеборг решать за себя. Почему – она не знает, это происходит более или менее неосознанно и на самом деле ее удивляет! И это она, Каролина, которая всегда имела привычку сама всеми верховодить!
Удобно, конечно, когда за тебя решают другие и берут всю ответственность на себя. Но Каролина, разумеется, не собирается позволять Ингеборг все время собой командовать.
Просто сейчас она немного устала. Самокопание забирает у нее много сил. Гораздо интереснее было бы попытаться разобраться в судьбах других, например в судьбах персонажей какой-нибудь пьесы. Для того чтобы воплотить их на сцене, актер просто должен выяснить для себя, что они за люди.
Одну вещь Каролина заметила уже давно. Ее однокашники чаще играют в жизни, чем на сцене. Поэтому их поведение иной раз кажется неестественным. На сцене же, напротив, они выглядят довольно убедительно. Так что можно подумать, что там они остаются самими собой. Но стоит им очутиться среди обычных людей, как они тут же становятся актерами.
Ингеборг тоже обратила на это внимание. Им обеим неловко, когда это случается, и они пообещали следить друг за другом и тут же сказать, если у кого-то такое проявится.
Разве актеру стоит играть самого себя? Это на редкость неприятная роль.
Но увы… Поскорей бы закончилось время тяжких испытаний! Самобичевание – все же довольно утомительная вещь.
Обе они, Ингеборг и Каролина, обладают одинаково сильной волей, хотя она и проявляется по-разному. Со временем это может привести к разногласию между ними. Но с другой стороны, приятно иметь дело с людьми, которые знают, чего хотят, и способны добиться желаемого. Вот Ингеборг способна.
Никому, кроме нее, не удалось бы заставить Каролину ходить в церковь.
Все началось с рождественской заутрени и с тех пор пошло-поехало. Воскресная месса, вечернее песнопение, благодарственный молебен. В это время года в церкви всегда что-нибудь происходит. Каждый день Ингеборг тащит ее туда, и она покорно за ней следует.
Служба может быть очень красивой, наполненной особым настроением. Каролину привлекает ритуал, но не трогает так глубоко, как Ингеборг. Каролина – более поверхностный человек.
Ее интересует не столько богослужение, сколько люди, участвующие в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110