– Зачем ты это сделал? – спросил он.
А я поблагодарил Прародителя за то, что молодые не умеют ждать и молчать.
– Что? – не понял вожак, занятый своими мыслями. Он к чему-то прислушивался, разглядывая большой камень. Тогда я еще не видел рисунка и надписи. – Что я сделал?
– Нельзя есть камни. Они не сделают голодный живот сытым.
И я был согласен с молодым воином.
Вожак улыбнулся. Хорошо улыбнулся, по-доброму, чуть насмешливо, чуть устало и совсем не обидно. Я не умею так улыбаться. Не многие так умеют. Старый Вождь умел, помню, и чарутти иногда так может. Другие не могут. Наш вожак улыбнулся так, что усталость, жара, пересохшее горло и пустой живот – все забылось. Не надолго, но забылось.
– Я не ем камень...
Вожак вдруг замолчал, а я почти услышал то, что он хотел сказать, но так и не сказал. «Малыш». И правильно, что не сказал. Так говорить может только наставник своему ученику. Даже если ученик давно уже надел пояс. Но говорить можно, если никого чужого рядом нет. Кот учится у нашего вожака, я тоже иногда учусь тому, о чем старый Фастос и не слышал, но рядом много чужих ушей, чтобы называть Кота «малыш». Такое оскорбление молодому воину придется смывать кровью и, скорее всего, своей. Но мне почему-то очень не хотелось этого. Вот уж не думал, что мне будет какое-то дело до т'анга из чужого клана.
– Я не ем, – повторил вожак, перекладывая камешек за щеку. – Это помогает от жажды. Попробуй. – Он бросил воину маленький камень. – Представь, что это глоток воды, и держи его во рту.
Я недоверчиво хмыкнул тогда. Очень тихо, Кот и не заметил, а наш вожак услышал. Он не должен был услышать, но почему-то услышал.
– Или кусочек льда, – сказал вожак уже для меня. – Мелочь, ерунда, а выжить помогает. – Он пожал плечами и опять повернулся к большому камню. – Мне помог...
Вожак говорил так, будто ему все едино, поверим мы или нет. Он наставник, он учит, а ученик учится. Умный ученик – тот, что наденет воинский пояс и сам когда-нибудь станет наставником. Старый Фастос говорил, что глупых воинов не бывает; что есть умные, из них получаются вожаки, и не очень умные – это они подчиняются вожакам, а глупые... таких нет. Глупец не выдержит Испытания, он даже не доживет до него. Вот такой у меня наставник. Сначала я понимал одно из десяти сказанных им слов, но запоминал все. Думал – пока не понимаю, так пойму потом. Когда я стал понимать одно слово из семи, то перестал чувствовать себя глупцом, что не доживет до Испытания. Перед этим походом я думал, что понимаю почти все, о чем говорит старый Фастос. И вдруг опять почувствовал себя глупцом, что смеется над словами наставника.
Еще до заката я поверил словам вожака. Перекатывал во рту маленький камешек, думал о куске льда и... это помогало. Пить хотелось меньше, и язык не напоминал подошву старых тонби. Иногда я совсем забывал, что хочу пить, и только шел и шел, думая... Не помню, о чем я тогда думал, может, и не думал совсем, а просто передвигал ноги и смотрел через голову молодого воина вперед, на спину нашего вожака. Тот уверенно вел нас к далекой Дороге, будто не раз и не два прошел этим путем. Ветер трепал концы выгоревшего лоскута, каким вожак повязал себе голову. Может, это тоже помогает выжить?.. Но спрашивать не хотелось, не было лишних сил, и лоскута такого у меня не было. Думать тоже не хотелось, мысли уползали подальше от горячей головы. Зачем мне думать о вожаке? Тот дойдет, куда ему надо. Переживет всех нас и дойдет. Я... дойду, может быть. А Игратос?.. С такой ногой...
Земля вздрагивала подо мной, как гора при оползне. Воздух обжигал в носу, а песок что-то шептал горячему ветру.
Все это было днем, до заката, а теперь я сижу на песке, слушаю дыхание стаи, перекатываю во рту уже привычный камешек и жду восхода зеленой луны. Теплый ветер шевелит мех на спине.
Мы бежали. Давно бежали, долго. Ночь и день. Еще ночь и еще один день. И еще... Эта ночь последняя. Для нас и для тех, кто не найдет укрытия, когда придет завтрашний день.
Мы бежали. Тени испуганно вздрагивали впереди, пытались оторваться от нас и... не могли. Ветер толкал в спину, подгонял. Сильный ветер, теплый, он пока не обжигал, пока... Его пора придет завтра утром. А сегодня – ночь. Последняя ночь. Она и обе ночи перед ней изменились, они перестали быть темными. А привычные луны – зеленая и оранжевая, уже не следят за нами. И ночи становятся все светлее и светлее. Эта ночь самая светлая, еще светлее ночи белой луны. Но ее пора еще не настала, а оранжевая и зеленая затерялись в блеске Карающей. Вчера ночью их еще можно было увидеть, а теперь все небо в облаках. И у них цвет крови на снегу. Завтра...
А завтра ночи не будет.
Будет день. Долгий, долгий ДЕНЬ.
День, когда на небо приходит третье солнце. День, когда все живое прячется под землю, в пещеры и убежища, прячется и ждет. Ждет, когда долгий, долгий день сменится ночью. Ночь будет короткой и светлой, за ночью придет обычный день, теплый или жаркий. Потом опять ночь и опять день... Пройдет еще много лет до следующего долгого-долгого дня. Дня, что длится три обычных дня и три обычные ночи. Дня, после которого умирают все, кто не нашел убежища. Умирают сразу или через сезон-другой. Теряя шерсть, зубы, глаза, покрываясь ранами и струпьями.
Идет День Смерти, День Кары.
Ту, что смотрит на нас багровым глазом, так и называют – Карающая.
Мы бежали от Карающей.
Не знаю, смог ли кто-нибудь убежать от нее. Убегу – узнаю. Кажется, я научился смеяться над собой. Вожак тоже иногда так смеется.
Наш долгий бег начался с вопроса.
Вожак разговаривал с Зовущей. Я слышал их и не слушал. Т'ангайя иногда говорила с вожаком, не часто, но чаще, чем со мной или с другим т'ангом. Часто она разговаривала только со своим Четырехлапым. Я старался не подходить к Зовущей. От ее запаха кружилась голова, кровь приливала к низу живота, и Зверь начинал ворочаться и рваться к самке. Думаю, у Зовущей подходила пора выбора. Или уже подошла. И кого она выберет? До поиска Игратоса я бы, не задумываясь, сказал, что кого-то из Кугаров. Но после Чаши Крови так уже не скажу. Просто не знаю. Нет, не после Чаши, позже. После камня Ипши. Когда я заметил, как Зовущая смотрит на меня. Или на нашего вожака. Вот я и не знаю, кого она выберет. Может, любого из нас. Я только прошу Прародителя, чтобы это был не Игратос. Лучше уж меня. Или Кота. Вряд ли она позовет Охотника. Думаю, его она позовет, если он останется единственным самцом возле нее. Или не позовет – только Прародитель знает, что творится в голове Зовущей. Почему одного т'анга выбирают два-три раза подряд, а другого ни разу? Не знаю. Ни одна из них так и не сказала.
Чтобы Зовущая выбрала не т'анга... Еще вчера я бы сказал, что такого быть не может. Но вот смотрю на Зовущую рядом с нашим гладкокожим вожаком, и «быть не может» медленно тает, как лед в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102