Как не сразу испугался, когда понял, где я оказался.
Я стоял на четвереньках между наставником и старшим из Медведей. А большая, как дерево, нога шевелилась рядом со мной. Если она поднимется, а потом опустится, то опустится мне на спину. А Медведь и не заметит этого. Он сильно занят: рычит и злится. И наставник мой занят, он не злится, но тоже рычит. А еще он стоит за мной, и я не могу убраться в сторону. Он ведь сам сказал, чтобы с тропы ни шагу. Но кто-то все-таки сошел с тропы, и его следы закончились по ту сторону большой ямы. А мы по эту. И очень близко.
О чем наставник спорит с Медведем, я тоже понял не сразу. Только когда сказали «яма», я начал слушать. И Медведь тогда стал меньше двигать ногами. И говорить стал, а не рычать.
– Я должен вытащить его!
Вот что Медведь говорил. И он услышал, когда мой наставник ответил:
– Вытащим.
Так ответил, что даже я поверил. Не знаю, как песок, а болото неохотно отдает тех, кого поймало.
Потом наставник говорил, а Медведь громко дышал и слушал. Он уже не рвался сойти с тропы и утащить нас за собой. Мы стояли возле большой круглой ямы, а песок сыпался и сыпался в нее. Не понимаю, как я не заметил яму раньше?
– А тебе не интересно, куда девается песок? Или кто живет в этой ямке?
Медведь шумно выдохнул и замер. Совсем. Неживым и неопасным притворился. Как яркая зеленая трава над болотом.
И наставник мой фыркнул. Он иногда так делает, когда плохого больше, чем смешного.
– Значит, сначала смотрим, думаем, а потом вытаскиваем. Но смотреть будет наш герой, которого мы чуть не затоптали. Поднимайся, – и наставник подергал за мой воинский пояс.
Медведь не шевельнулся, наставник тоже не двинулся с места, хоть я поднялся между ними. И оказался очень близко, на расстоянии смертельного удара. А с такого расстояния не промахнешься. Убить можно не только в горло. Живот тоже надо защищать. И то, что ниже живота. До медвежьего горла мне не допрыгнуть, а вот ниже... только руку протянуть и выпустить когти. А если удачно извернуться, то и от медвежьей лапы ускользнуть можно.
Но быть победителем Медведя мне быстро перехотелось. Вот как глянул на яму возле тропы, так сразу о другом думать стал. А наставник будто услышал мои мысли.
– Кажется, скоро мы познакомимся с хозяином этой норки. Вон он, шевелится, видишь?
Я не успел ответить, ответил Медведь. А я присел, когда у меня над головой загудело:
– Нет. Слишком темно.
Не от страха я присел, просто не ожидал, что голос воина так похож на стон голодного болота. И не знал, что Медведи плохо видят в темноте. Как же они охотятся по ночам? И как он будет сражаться с тем, что шевелится на дне ямы, дрожит, колышется, собирается в большой комок. Где лапы, где хвост, где голова – не понять.
Я нагнулся над краем, насколько хватило пояса, вытянул шею и заметил соплеменника Медведя. Он был выше хозяина ямы и пытался выбраться, но песок тек меж его когтей, и не за что было уцепиться, чтобы дождаться помощи. Да и как тут поможешь? Это ведь не болото. И шеста надежного нет. Откуда шесту взяться в пустыне? И как тут найти надежное место, чтобы тоже не сорваться в яму. Чтобы и самому не пришлось вжиматься в осыпающийся песок, держать испуганного зверя, что станет рваться из ловушки и с каждым рывком будет вязнуть все глубже. Вот так и гибнут глупые в трясине. Не глупые тоже гибнут, если ждут помощи, которой все равно не будет.
– Я должен вытащить его.
Кажется, Медведь уже говорил это. И я уже вздрагивал от «стона голодного болота». Но наставник не стал смеяться над моим страхом. Остальные тоже не смеялись. Может, не заметили. Или смотрели на хозяина ямы, и смеяться им совсем не хотелось. Как и мне. А от медвежьего голоса-стона у меня шерсть шевелилась на загривке. А может, и не только у меня.
– В горах я бы спустился в трещину, обвязал его, и нас бы вытащили. А что делать здесь? Как спуститься и не засыпать...
– Никто спускаться не будет, – сказал мой наставник, и Медведь сразу замолчал.
Он опять притворялся неживым и неопасным. А я знал, но не мог сказать, что под травой сидит пятнистая гизли.
– Больше никто не полезет в эту яму. Оба там останутся.
Гизли шевельнулась под травой – Медведь напрягся.
– Но твоего парня мы вытащим. Бросим веревку. У него будет шанс. Но только один!
Гизли не стала просыпаться.
А Медведь не стал спорить с моим наставником. И никто не спорил с ним. Даже когда он приказал приготовить копья. И не только мне, Кугары тоже приготовились. И пояса свои отдали. Веревка получилась странной, но прочной. Медведь сам проверил ее, а потом привязал к копью. Длины хватало с небольшим запасом, если упавший не сползет ниже. Достать его со дна мы не сможем.
Тогда я еще не знал, что хозяин ямы не отпускает свою добычу.
27
Мерантос. Воин из клана Медведей
Возле меня стояли Кугары. Настороженные, готовые к битве, даже слегка испуганные, но у каждого было копье. А я не видел, с кем надо сражаться.
Вожак тоже был рядом. Проверил «веревку» из поясов, кольцами уложенную между мной и Котом, стал в ряд копьеносцев, выдохнул: «Приготовились...» Спокойный, уверенный, как и положено вожаку перед битвой.
Похоже, я один не вижу врага! До этой ночи я и не задумывался, какое зрение бывает у ущербных. Оказывается, такое же, как и у т'ангов: могут видеть днем, могут – ночью, а могут, как Ипши, и днем, и ночью. Хороший у нас вожак!
– Давай! – еще один приказ.
Я не успел удивиться его непонятности. Кот понял и бросил копье. «Веревочные» кольца быстро разматывались и исчезали в темноте. Два копья полетели следом. Кугары бросили их почти одновременно и тут же рванули из песка запасные. Приготовились, вглядываясь в темноту. Вожак тоже застыл, как перед прыжком.
И вдруг я словно бы раздвоился. Одна моя часть ухватилась за копье, что воткнулось в склон чуть выше моей головы. И у меня из-под локтей, коленей, из-под пальцев ног потекли песчаные ручейки. Будто я за ледяной карниз цеплялся, а он таял под солнцем. Что-то, может быть весенняя вода, поднималось к моим ногам. Но ни оглянуться, ни поджать ноги... Вторая моя часть стояла над ямой и быстро выбирала веревку. Кажется, скоро начнется что-то странное. Или уже началось.
– Тащи!..
Остальные слова вожака заглушил крик. Но я и так тащил. Изо всех сил. Никогда и никого я не вытаскивал так быстро. И никогда я не просил прародителя Медведя даровать крепость веревке и терпение тому, кто кричит. Не знаю, что нужно сделать, чтобы т'анг так закричал. Я слышал крик Игратоса, но не мог поверить этому – воины клана Медведей умеют не замечать боль. Плох тот наставник, кто воспитал слабого воина.
Игратос кричал, пока я тащил его, и все слышали этот крик.
Еще два копья полетели в яму, и безоружные Кугары остановились за моей спиной. А вожак и Кот замерли впереди меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Я стоял на четвереньках между наставником и старшим из Медведей. А большая, как дерево, нога шевелилась рядом со мной. Если она поднимется, а потом опустится, то опустится мне на спину. А Медведь и не заметит этого. Он сильно занят: рычит и злится. И наставник мой занят, он не злится, но тоже рычит. А еще он стоит за мной, и я не могу убраться в сторону. Он ведь сам сказал, чтобы с тропы ни шагу. Но кто-то все-таки сошел с тропы, и его следы закончились по ту сторону большой ямы. А мы по эту. И очень близко.
О чем наставник спорит с Медведем, я тоже понял не сразу. Только когда сказали «яма», я начал слушать. И Медведь тогда стал меньше двигать ногами. И говорить стал, а не рычать.
– Я должен вытащить его!
Вот что Медведь говорил. И он услышал, когда мой наставник ответил:
– Вытащим.
Так ответил, что даже я поверил. Не знаю, как песок, а болото неохотно отдает тех, кого поймало.
Потом наставник говорил, а Медведь громко дышал и слушал. Он уже не рвался сойти с тропы и утащить нас за собой. Мы стояли возле большой круглой ямы, а песок сыпался и сыпался в нее. Не понимаю, как я не заметил яму раньше?
– А тебе не интересно, куда девается песок? Или кто живет в этой ямке?
Медведь шумно выдохнул и замер. Совсем. Неживым и неопасным притворился. Как яркая зеленая трава над болотом.
И наставник мой фыркнул. Он иногда так делает, когда плохого больше, чем смешного.
– Значит, сначала смотрим, думаем, а потом вытаскиваем. Но смотреть будет наш герой, которого мы чуть не затоптали. Поднимайся, – и наставник подергал за мой воинский пояс.
Медведь не шевельнулся, наставник тоже не двинулся с места, хоть я поднялся между ними. И оказался очень близко, на расстоянии смертельного удара. А с такого расстояния не промахнешься. Убить можно не только в горло. Живот тоже надо защищать. И то, что ниже живота. До медвежьего горла мне не допрыгнуть, а вот ниже... только руку протянуть и выпустить когти. А если удачно извернуться, то и от медвежьей лапы ускользнуть можно.
Но быть победителем Медведя мне быстро перехотелось. Вот как глянул на яму возле тропы, так сразу о другом думать стал. А наставник будто услышал мои мысли.
– Кажется, скоро мы познакомимся с хозяином этой норки. Вон он, шевелится, видишь?
Я не успел ответить, ответил Медведь. А я присел, когда у меня над головой загудело:
– Нет. Слишком темно.
Не от страха я присел, просто не ожидал, что голос воина так похож на стон голодного болота. И не знал, что Медведи плохо видят в темноте. Как же они охотятся по ночам? И как он будет сражаться с тем, что шевелится на дне ямы, дрожит, колышется, собирается в большой комок. Где лапы, где хвост, где голова – не понять.
Я нагнулся над краем, насколько хватило пояса, вытянул шею и заметил соплеменника Медведя. Он был выше хозяина ямы и пытался выбраться, но песок тек меж его когтей, и не за что было уцепиться, чтобы дождаться помощи. Да и как тут поможешь? Это ведь не болото. И шеста надежного нет. Откуда шесту взяться в пустыне? И как тут найти надежное место, чтобы тоже не сорваться в яму. Чтобы и самому не пришлось вжиматься в осыпающийся песок, держать испуганного зверя, что станет рваться из ловушки и с каждым рывком будет вязнуть все глубже. Вот так и гибнут глупые в трясине. Не глупые тоже гибнут, если ждут помощи, которой все равно не будет.
– Я должен вытащить его.
Кажется, Медведь уже говорил это. И я уже вздрагивал от «стона голодного болота». Но наставник не стал смеяться над моим страхом. Остальные тоже не смеялись. Может, не заметили. Или смотрели на хозяина ямы, и смеяться им совсем не хотелось. Как и мне. А от медвежьего голоса-стона у меня шерсть шевелилась на загривке. А может, и не только у меня.
– В горах я бы спустился в трещину, обвязал его, и нас бы вытащили. А что делать здесь? Как спуститься и не засыпать...
– Никто спускаться не будет, – сказал мой наставник, и Медведь сразу замолчал.
Он опять притворялся неживым и неопасным. А я знал, но не мог сказать, что под травой сидит пятнистая гизли.
– Больше никто не полезет в эту яму. Оба там останутся.
Гизли шевельнулась под травой – Медведь напрягся.
– Но твоего парня мы вытащим. Бросим веревку. У него будет шанс. Но только один!
Гизли не стала просыпаться.
А Медведь не стал спорить с моим наставником. И никто не спорил с ним. Даже когда он приказал приготовить копья. И не только мне, Кугары тоже приготовились. И пояса свои отдали. Веревка получилась странной, но прочной. Медведь сам проверил ее, а потом привязал к копью. Длины хватало с небольшим запасом, если упавший не сползет ниже. Достать его со дна мы не сможем.
Тогда я еще не знал, что хозяин ямы не отпускает свою добычу.
27
Мерантос. Воин из клана Медведей
Возле меня стояли Кугары. Настороженные, готовые к битве, даже слегка испуганные, но у каждого было копье. А я не видел, с кем надо сражаться.
Вожак тоже был рядом. Проверил «веревку» из поясов, кольцами уложенную между мной и Котом, стал в ряд копьеносцев, выдохнул: «Приготовились...» Спокойный, уверенный, как и положено вожаку перед битвой.
Похоже, я один не вижу врага! До этой ночи я и не задумывался, какое зрение бывает у ущербных. Оказывается, такое же, как и у т'ангов: могут видеть днем, могут – ночью, а могут, как Ипши, и днем, и ночью. Хороший у нас вожак!
– Давай! – еще один приказ.
Я не успел удивиться его непонятности. Кот понял и бросил копье. «Веревочные» кольца быстро разматывались и исчезали в темноте. Два копья полетели следом. Кугары бросили их почти одновременно и тут же рванули из песка запасные. Приготовились, вглядываясь в темноту. Вожак тоже застыл, как перед прыжком.
И вдруг я словно бы раздвоился. Одна моя часть ухватилась за копье, что воткнулось в склон чуть выше моей головы. И у меня из-под локтей, коленей, из-под пальцев ног потекли песчаные ручейки. Будто я за ледяной карниз цеплялся, а он таял под солнцем. Что-то, может быть весенняя вода, поднималось к моим ногам. Но ни оглянуться, ни поджать ноги... Вторая моя часть стояла над ямой и быстро выбирала веревку. Кажется, скоро начнется что-то странное. Или уже началось.
– Тащи!..
Остальные слова вожака заглушил крик. Но я и так тащил. Изо всех сил. Никогда и никого я не вытаскивал так быстро. И никогда я не просил прародителя Медведя даровать крепость веревке и терпение тому, кто кричит. Не знаю, что нужно сделать, чтобы т'анг так закричал. Я слышал крик Игратоса, но не мог поверить этому – воины клана Медведей умеют не замечать боль. Плох тот наставник, кто воспитал слабого воина.
Игратос кричал, пока я тащил его, и все слышали этот крик.
Еще два копья полетели в яму, и безоружные Кугары остановились за моей спиной. А вожак и Кот замерли впереди меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102