Комнатка, пусть небольшая, все-таки обладала определенным набором удобств. Однако зеленый змий требовал своих жертв. И вскоре комнатку пришлось продать. Так Гена поселился на улице. Сначала в своем прежнем подъезде, а потом, раззнакомившись со своими коллегами по стилю жизни, перебрался на свалку.
Летом такая жизнь не была в тягость. Спальное место Гена находил легко. За это носил прозвище Везунчик. Его пускали туда, куда не пускали других бомжей. Одному Богу известно, чем подкупал хмурых сторожей вид Гены. Но спал он часто в тепле, не опасаясь озверевших от конопли скинхедов, избивающих «человеческий мусор», и ментов, в принципе делающих то же самое, но без всякой «дури».
Сегодня Гене не повезло.
Со стройки погнали, а в котельной была незнакомая Везунчику смена. Оставался только люк, довольно сухой и даже теплый. Запасной вариант.
Гена открыл крышку и, воровато озираясь, нырнул внутрь, обратив внимание, что в убежище на удивление дурно воняет.
Бомж остановился. Повел носом. Что-то было не так. Совсем не так.
Наверху шумел город, было слышно, как неподалеку играют дети. Кто-то немелодично бренькает на гитаре. Но тут, внутри старого и уже сухого колодца, что-то было не так! Гена почувствовал это нутром, звериной частью человека, который вынужден не жить. Выживать.
Он посмотрел вниз и чуть было не сорвался. В горле неожиданно стало сухо, и крик застрял где-то в легких. Со дна на него смотрело изуродованное гниением и следами побоев лицо девушки.
Гена рванулся вверх, к чистому воздуху, к небу, к людям, чувствуя, как желудок просится наружу.
Милиционер, к которому подбежал в жуткой панике грязный, облеванный бомж, долго не мог взять в толк, что нужно оборванцу. Бить идиота не хотелось. К чему дубинку пачкать?
Постовой пару раз замахнулся на Гену. Но потом разобрал в бессвязной речи бомжа слово «труп» и нехотя пошел туда, куда его звали.
Заглянув в колодец, милиционер плюнул, выдохнул и помянул чью-то мать.
Гена, выполнив свой гражданский долг, незаметно сделал ноги. На свалку. К своим. На сегодня с него везенья хватит.
Глава 39
Из дневников:
«Нет, как все воняет. Кто не жил в России, тот не пошет».
— Сюрприз, — мрачно сказал Платон и швырнул на стол пачку фотографий.
Сергей собрал разлетевшиеся карточки в пачку и принялся изучать. Первая же фотография заставила его сощуриться.
Девушка, когда-то очень молодо выглядевшая. Сильно изуродованная. Мертвая. Только во все еще открытых глазах живет испуг. Она знала, что ее сейчас будут убивать. И очень боялась. Никакого милосердного удара в затылок, выстрела, сломанной шеи. Девочку запугивали, грозили, подробно объяснили, что с ней будет. А потом убили. Как и обещали.
Артем, поднявшийся со своего места, чтобы рассмотреть фотографии, сморщился, покачал головой и пошел наливать себе кофе.
— Найдена в канализационной шахте. Шахта старая, давно облюбованная бомжами, — рассказывал Платон. — Собственно, они ее и нашли. Удивительно только, что не разбежались, а милицию позвали.
— Установили личность? — на всякий случай поинтересовался Сергей.
— Естественно. Госпожа Новобродская. Она же Алтынина. Вообще жуткий бардак у них там в картотеке. Пока раскопали… В общем, на, смотри. Ее карточка.
Иванов раскрыл картонную папку с ксерокопиями. Пролистал.
— Богато, — наконец сказал Сергей. — На ней клейма ставить негде. Приводы за проституцию черт знает с какого возраста.
— Ты не на то смотришь, — покачал головой Звонарев. — Интересное начинается с самого начала.
Сергей закрыл папку и посмотрел на вводные данные.
— Ну… — Потом его взгляд уперся в дату рождения. — Елки.
— Так точно, — улыбнулся Платон.
— Ей же почти восемнадцать. А не выглядит…
— То-то и оно. Понимаешь, почему ее этот сутенер держал? К этому возрасту да с таким послужным списком она профи. А выглядит как нимфетка. Два удовольствия в одном флаконе. Мечта педофила.
— Тогда я вообще ничего не понимаю.
— У нее были поддельные документы, среди всего прочего. И не одни. По одним, ей все еще пятнадцать. Липа классная. Денег в нее вбухано было…
— Ну, я думаю, она и возвращала их сторицей. Я ничего не понимаю, кто-то зарезал курицу, несущую золотые яйца, — повторил Сергей. — При деньгах прокурора он бы откупился от этой лажи с видеопленкой. Или пробил бы ее по своим каналам и выяснил, что ему даже развратные действия не пришить. Он же законник, он должен понимать. Платон, дело пахнет странно… Это или провокация, или…
— Или провокация, — кивнул Звонарев.
— Но зачем? И кто является объектом?
— Ну а давай подумаем, кому это выгодно?
— Аналитик! — громко сказал Сергей.
— Аюшки, — легкомысленно отозвался Артем.
— Твои соображения.
Артем снова подошел к столу, посмотрел на фотографии, провел ладонью по шершавой поверхности папки с документами.
— Выгодно тому, кто имеет на этом деле «бабки», — наконец сказал аналитик.
— Удивил!
— Или… — Артем поднял руку. — Или их аналог. Например, имидж, народное мнение, популярность в публике. А в этом случае мы имеем дело только с одним человеком. С господином Сорокиным.
— А не сложно ли?
— Есть немного, но если мы говорим о выгоде, го напрашивается только это. Самому прокурору, несмотря на его любовь к «остренькому», проще было бы откупиться. Или надавить на тех, кто эту пленку сделал.
— Из показаний Сорокина так и есть. — Иванов покачал головой.
— Ну а поскольку телевизионщики оказались неподкупны, он свалил за рубеж, — сказал Платон.
— Не вяжется. — Сергей развел руками. — Не вяжется. Зачем за рубеж?
— Растление малолетних — неприятная статья.
— Да, но генеральный прокурор, пожалуй, мог бы пробить девочку по картотеке. И у него па столе лежала бы папка, вот эта самая. — Артем постучал по бумагам ногтем. — А дальше… Ну, места своего лишился бы из-за скандала. PI все. Слишком глупо девочку убивать. Одно дело, трахнуть проститутку восемнадцати лет, а другое дело пойти за убийство. Оно того не стоит. Тем более что у него денег, судя по всему, немерено.
— Именно это меня и настораживает, — ответил Сергей. — Я до сих пор понять не могу, за что ему все это свалилось? За какие такие заслуги? И перед кем? Вряд ли кто-то воспылал бешеной любовью к генеральному прокурору и решил завалить его, такого чистого душой, подарками. Фигня, правда?
Иванов встал, налил себе кофе, вытащил из-под стола коробку с печеньем.
— Угощайтесь. — Сергей снова плюхнулся в кресло.
— Но пока все указывает на прокурора. PI убийство, и совращение несовершеннолетней. По крайней мере, в передаче, если не всплывает факт смерти девушки, все будет подано именно так, — гнул свою линию Артем. — Грязный, коррумпированный прокурор, развратный тип. Журналистам угрожал, девушку совращал, склонял ее к разврату, обещая выпустить братца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Летом такая жизнь не была в тягость. Спальное место Гена находил легко. За это носил прозвище Везунчик. Его пускали туда, куда не пускали других бомжей. Одному Богу известно, чем подкупал хмурых сторожей вид Гены. Но спал он часто в тепле, не опасаясь озверевших от конопли скинхедов, избивающих «человеческий мусор», и ментов, в принципе делающих то же самое, но без всякой «дури».
Сегодня Гене не повезло.
Со стройки погнали, а в котельной была незнакомая Везунчику смена. Оставался только люк, довольно сухой и даже теплый. Запасной вариант.
Гена открыл крышку и, воровато озираясь, нырнул внутрь, обратив внимание, что в убежище на удивление дурно воняет.
Бомж остановился. Повел носом. Что-то было не так. Совсем не так.
Наверху шумел город, было слышно, как неподалеку играют дети. Кто-то немелодично бренькает на гитаре. Но тут, внутри старого и уже сухого колодца, что-то было не так! Гена почувствовал это нутром, звериной частью человека, который вынужден не жить. Выживать.
Он посмотрел вниз и чуть было не сорвался. В горле неожиданно стало сухо, и крик застрял где-то в легких. Со дна на него смотрело изуродованное гниением и следами побоев лицо девушки.
Гена рванулся вверх, к чистому воздуху, к небу, к людям, чувствуя, как желудок просится наружу.
Милиционер, к которому подбежал в жуткой панике грязный, облеванный бомж, долго не мог взять в толк, что нужно оборванцу. Бить идиота не хотелось. К чему дубинку пачкать?
Постовой пару раз замахнулся на Гену. Но потом разобрал в бессвязной речи бомжа слово «труп» и нехотя пошел туда, куда его звали.
Заглянув в колодец, милиционер плюнул, выдохнул и помянул чью-то мать.
Гена, выполнив свой гражданский долг, незаметно сделал ноги. На свалку. К своим. На сегодня с него везенья хватит.
Глава 39
Из дневников:
«Нет, как все воняет. Кто не жил в России, тот не пошет».
— Сюрприз, — мрачно сказал Платон и швырнул на стол пачку фотографий.
Сергей собрал разлетевшиеся карточки в пачку и принялся изучать. Первая же фотография заставила его сощуриться.
Девушка, когда-то очень молодо выглядевшая. Сильно изуродованная. Мертвая. Только во все еще открытых глазах живет испуг. Она знала, что ее сейчас будут убивать. И очень боялась. Никакого милосердного удара в затылок, выстрела, сломанной шеи. Девочку запугивали, грозили, подробно объяснили, что с ней будет. А потом убили. Как и обещали.
Артем, поднявшийся со своего места, чтобы рассмотреть фотографии, сморщился, покачал головой и пошел наливать себе кофе.
— Найдена в канализационной шахте. Шахта старая, давно облюбованная бомжами, — рассказывал Платон. — Собственно, они ее и нашли. Удивительно только, что не разбежались, а милицию позвали.
— Установили личность? — на всякий случай поинтересовался Сергей.
— Естественно. Госпожа Новобродская. Она же Алтынина. Вообще жуткий бардак у них там в картотеке. Пока раскопали… В общем, на, смотри. Ее карточка.
Иванов раскрыл картонную папку с ксерокопиями. Пролистал.
— Богато, — наконец сказал Сергей. — На ней клейма ставить негде. Приводы за проституцию черт знает с какого возраста.
— Ты не на то смотришь, — покачал головой Звонарев. — Интересное начинается с самого начала.
Сергей закрыл папку и посмотрел на вводные данные.
— Ну… — Потом его взгляд уперся в дату рождения. — Елки.
— Так точно, — улыбнулся Платон.
— Ей же почти восемнадцать. А не выглядит…
— То-то и оно. Понимаешь, почему ее этот сутенер держал? К этому возрасту да с таким послужным списком она профи. А выглядит как нимфетка. Два удовольствия в одном флаконе. Мечта педофила.
— Тогда я вообще ничего не понимаю.
— У нее были поддельные документы, среди всего прочего. И не одни. По одним, ей все еще пятнадцать. Липа классная. Денег в нее вбухано было…
— Ну, я думаю, она и возвращала их сторицей. Я ничего не понимаю, кто-то зарезал курицу, несущую золотые яйца, — повторил Сергей. — При деньгах прокурора он бы откупился от этой лажи с видеопленкой. Или пробил бы ее по своим каналам и выяснил, что ему даже развратные действия не пришить. Он же законник, он должен понимать. Платон, дело пахнет странно… Это или провокация, или…
— Или провокация, — кивнул Звонарев.
— Но зачем? И кто является объектом?
— Ну а давай подумаем, кому это выгодно?
— Аналитик! — громко сказал Сергей.
— Аюшки, — легкомысленно отозвался Артем.
— Твои соображения.
Артем снова подошел к столу, посмотрел на фотографии, провел ладонью по шершавой поверхности папки с документами.
— Выгодно тому, кто имеет на этом деле «бабки», — наконец сказал аналитик.
— Удивил!
— Или… — Артем поднял руку. — Или их аналог. Например, имидж, народное мнение, популярность в публике. А в этом случае мы имеем дело только с одним человеком. С господином Сорокиным.
— А не сложно ли?
— Есть немного, но если мы говорим о выгоде, го напрашивается только это. Самому прокурору, несмотря на его любовь к «остренькому», проще было бы откупиться. Или надавить на тех, кто эту пленку сделал.
— Из показаний Сорокина так и есть. — Иванов покачал головой.
— Ну а поскольку телевизионщики оказались неподкупны, он свалил за рубеж, — сказал Платон.
— Не вяжется. — Сергей развел руками. — Не вяжется. Зачем за рубеж?
— Растление малолетних — неприятная статья.
— Да, но генеральный прокурор, пожалуй, мог бы пробить девочку по картотеке. И у него па столе лежала бы папка, вот эта самая. — Артем постучал по бумагам ногтем. — А дальше… Ну, места своего лишился бы из-за скандала. PI все. Слишком глупо девочку убивать. Одно дело, трахнуть проститутку восемнадцати лет, а другое дело пойти за убийство. Оно того не стоит. Тем более что у него денег, судя по всему, немерено.
— Именно это меня и настораживает, — ответил Сергей. — Я до сих пор понять не могу, за что ему все это свалилось? За какие такие заслуги? И перед кем? Вряд ли кто-то воспылал бешеной любовью к генеральному прокурору и решил завалить его, такого чистого душой, подарками. Фигня, правда?
Иванов встал, налил себе кофе, вытащил из-под стола коробку с печеньем.
— Угощайтесь. — Сергей снова плюхнулся в кресло.
— Но пока все указывает на прокурора. PI убийство, и совращение несовершеннолетней. По крайней мере, в передаче, если не всплывает факт смерти девушки, все будет подано именно так, — гнул свою линию Артем. — Грязный, коррумпированный прокурор, развратный тип. Журналистам угрожал, девушку совращал, склонял ее к разврату, обещая выпустить братца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96