— Семен Маркович, — Гаупман терпеливо накачивал грушу измерителя давления, — как вы спали?
— А что? — удивился Липинский. — Бродил по дому и скандалил?
— Нет. — Самуил Абрамович пожал плечами. — Все было тихо. Но меня как врача интересует…
— Самуил… — Липинский укоризненно покачал головой. — Мы с вами знакомы очень давно, но я никак не могу привыкнуть к вашей манере задавать вопросы. Если вас интересуют мои кошмары, так и говорите.
— Интересуют, — согласился Гаупман. — Очень интересуют.
— Что конкретно? Хотите проанализировать меня по Фрейду? Вы же знаете, у меня с потенцией и желаниями все в порядке. На детей не тянет, старушек тоже не жажду, собачек и прочую дрянь не переношу. Мужчины тоже не входят в сферу моих половых интересов. Я что-нибудь забыл?
— Ну… Только, может быть, трансвеститов.
— Ах да, конечно… — Липинский усмехнулся. — И женское платье мне не идет.
— Странно… — начал Гаупман.
Но пациент его перебил:
— Вы уверены, что это странно?
Самуил Абрамович вздохнул:
— Клиент шутит, значит, будет жить. Я не про то. Странно, что все, услышав об анализе сновидений, сразу вспоминают Фрейда. Я, знаете ли, больше склоняюсь к Юнгу.
— Юнг был менее эпатажен, вероятно. Поэтому и вспоминают его вторым. Сразу перед девицей Ленорман.
— Радует, что не за ней. Но я не хотел анализировать и приписывать вам какие-то контакты со своим внутренним Я.
— Что же тогда? — Липинский посмотрел на свою синеющую руку. — Кстати, Самуил, вы не забыли?
— А? Что? Ой-вей! — Гаупман надавил на спускной клапан. — Простите, заболтался!
— Ничего, ничего. Видимо, тема вас сильно беспокоит.
— Можно сказать и так.
— Тогда говорите, у нас есть время до завтрака.
Самуил Абрамович собрался:
— Видите ли, Семен, мне необходимо знать, что вам снится. Может быть, в деталях. Если вы не возражаете.
— Вам как врачу?
— Можно сказать и так…
— А как еще можно сказать?
Вместо ответа Гаупман достал из-за пазухи кипу, быстро поцеловал ее и водрузил на голову.
Липинский некоторое время рассматривал врача в ермолке, а потом неуверенно произнес:
— Если нужны деньги на синагогу, то я дам. Вы знаете. Но относительно моего веро…
— Нет-нет! — замахал руками Самуил Абрамович. — Что вы! Я просто хотел таким образом сказать, что я интересуюсь вашими снами не только как врач, а как… Как верующий иудей.
— Вы же знаете, что я не увлекаюсь религиозной практикой.
— Да, конечно. Это не имеет ничего общего с религией. Поймите. Это для моего, как бы так сказать… духовного развития. Или нет. В данном случае, из стремления познать мир.
— По-моему, вы запутались, Самуил.
— Есть немного. — У Гаупмана был исключительно несчастный вид. — Очень трудно пытаться объяснить основу религиозной жизни человеку, который далек от нее.
— Вам это очень важно?
— Да! — искренне закивал Самуил Абрамович.
— Тогда спрашивайте. — Липинский расслабился в кресле.
— Вы не рассказывали, но все-таки, что снилось вам в этот раз?
— То же, что и в прошлый. — Семен Маркович вздохнул. Тема была ему неприятна. — Сначала голоса.
— Какие?
— Ну, кто-то жаловался. Кто-то его утешал. О чем шла речь, мне сказать трудно. Что-то знакомое в речи, в интонациях.
— Язык?
— Русский… видимо. Знаете, во снах язык всегда понятен, пусть даже это будет латынь. Было темно. Они говорили о какой-то пропасти. Но, как мне показалось, это было иносказательно. Словно обсуждалось падение акций или национальной валюты. Ну, понимаете, что-нибудь типа газетного заголовка «Рубль на краю пропасти». Они жаловались на то, что их никто не любит. А потом вдруг настал свет.
— Как вы сказали? — насторожился Гаупман. — Настал?
— Я не знаю, если честно, почему я так сказал. Настал… Понимаете. К свету подходит именно это выражение. Не включился, не зажегся. Настал. Очень яркий. Белый. Откровенный.
— Как это?
— Словно от него было невозможно спрятаться. Откровенный. Понимаете?
— Кажется да. А дальше?
— Дальше… — Липинский на мгновение замешкался. — Знаете, дальше, Самуил, я увидел нечто. Это очень трудно описать.
— На что-то похоже?
— Ни на что. И вместе с тем что-то очень знакомое. Вытянутое…
— Змея?
— Нет.
— Труба? Перо? Дерево?
— Не могу сказать.
— А цвет?
— Да. Цвет был. Золотой.
— И что же это существо делало?
— Во-первых, я не уверен, что это было существо. А во-вторых, мне кажется, что оно ждало меня. Оно обхватило меня.
— Как змея?
— Самуил, что вы зациклились на рептилиях? Оно обхватило меня, как… как облако. Понимаете? Поглотило меня, вместе с тем я оставался самим собой, хотя в этом я уже не уверен.
— И дальше?
— Оно спросило меня, готов ли я для него на все.
— На все?
— Вы слышали меня, Самуил. — Липинский начал терять терпение.
— Хорошо, хорошо. — Гаупман почувствовал раздражение пациента и решил свернуть разговор. — А потом вы проснулись?
— Да.
— Этот сон, он был один раз или?..
— Или.
— А что предшествовало ему?
— Да, собственно, как всегда. Плохое самочувствие.
— Вы о чем-то думали перед этим?
— В общем да. Я, знаете ли, всегда думаю. Только не спрашивайте о чем. Боюсь, что к иудаизму это не имеет никакого отношения.
— Как знать. — Гаупман развел руками. — В любом случае, спасибо вам за вашу откровенность. Не смею вас больше задерживать.
— Как? — Липинский даже удивился. — И все?
— А чего бы вы хотели?
— Ну, как же… Какой же это анализ? Вы должны мне рассказать что-нибудь, вроде: это все из-за того, что я в детстве видел свою маму голой, пылесосящей гостиную.
— А вы видели?
— Нет, — честно сознался Семен Маркович. — Но все психоаналитики обычно сводят сны к такой вот ерунде.
— Я же с самого начала вам сказал, что не занимаюсь психоанализом.
— Да, но зачем-то это вам нужно было.
— Хотите майсу?
— Кого?
— Такую нравоучительную историю.
— Хочу. Обожаю нравоучительные истории.
— Вот вам, пожалуйста, про сны. — Самуил Маркович поправил ермолку. — Как-то раз мне приснилось, что я охочусь на черта возле старой полуразрушенной синагоги. Этот злодей занимался тем, что похищал свитки Торы, рвал их, а из обрывков делал пакетики чая! Черт обычно был невидим, но однажды вечером, патрулируя вокруг его обиталища, я таки заметил нечистого. Он был на редкость мерзок! И я понял, что должен прибить его молотком! «Молоток! Дайте скорее молоток!» — закричал я.
— И что?
— Сильно напугал спавшую рядом жену.
— Занятно, а дальше?
— Пожалуйста. Окончательно проснувшись, я принялся анализировать видение. По Юнгу, кстати. В то время я занимался изучением Торы в колеле. И заваривал чай для учащихся. Собственно, отсюда и пакетики. Это занятие отнимало у меня минут двадцать. И я сильно переживал, что какой-нибудь кусок Талмуда будет пройден без меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96