Что чтение сур из Корана по ритмике есть не что иное, как дыхательная йога, а прикладывание лбом к земле — разрядка, освобождение тела от избытка энергии. И так далее. Может, так оно и есть, давно пора понять, что на Востоке ничего не делают зря. А посольские шутники, преимущественно из молодых, даже гарему нашли объяснение: если в Европе мужчина отдает свою силу и энергию женщине, то в гареме создается такое энергетическое биополе, при котором уже мужчина получает в определенный миг от своих жен и силу, и заряд новой бодрости. Потому, мол, здесь и старцы в состоянии создавать семьи и иметь детей.
Эх, молодцы, помогли бы лучше найти тот момент, когда можно примирить Генсека и его заместителя. А то ведь, когда паны дерутся, чубы трещат у холопов. Но нельзя же, в самом деле, чтобы при народной власти жилось народу хуже, чем при Дауде. Тогда ради чего и революция? Правда, народной и сегодняшнюю власть назвать можно только с большой натяжкой — в ЦК на данный момент из тридцати человек ни одного рабочего, не говоря уже о крестьянах...
Всплыла вдруг фраза Амина, сказанная им напоследок: «Я сделаю все, чтобы в партии было единство». Он в самом деле имел в виду объединение или... или изгнание из партии всех неугодных, как сделал с «четверкой»? Ох, Восток, Восток...
— И все-таки надо сделать все, чтобы примирить их, — уже подъезжая к воротам посольства, в задумчивости проговорил Пузанов. — Сделать все возможное. Да... Ну что, зайдем, выпьем чаю или спать?
И тут же заметил у посольских ворот три лимузина с афганскими номерами.
Что за чертовщина? Кто приехал и зачем?
Из проходной торопливо вышел комендант посольства:
— Александр Михайлович, в посольство прибыли Ватанджар, Гулябзой, Сарвари и Маздурьяр. Говорят, Амин отдал приказ арестовать их.
— Где они?
— Звонят, пытаются поднять войска.
— Ни в коем случае! Лев, Николаевич, немедленно езжайте к себе. Ни один самолет или вертолет не должен подняться в воздух, ни одному танку, ни под каким предлогом не двигаться с места. Хватит крови. Хватит.
— Есть. Понял.
Необходимое послесловие. Горелов успеет отдать необходимые распоряжения своим советникам в Кабульском и Баграмском гарнизонах, и в самом деле ни один танк не выйдет из военных городков, ни один самолет не взлетит с аэродромов. Пузанов вначале станет уговаривать «четверку» не поднимать верные им части по тревоге, затем просто запретит им пользоваться городским телефоном, прекрасно зная, что он прослушивается.
Министры переедут в посольство Чехословакии, но и там им не разрешат воспользоваться связью.
14 сентября 1979 года. 7 часов утра. Кабул.
Наташа проснулась от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд. С усилием приоткрыла глаза. Ребенок капризничал всю ночь, забылась только под утро, и первой мыслью было: неужели опять проснулся?
Но рядом стоял муж. Он уже облачился в форму и, опершись на дужки кровати, смотрел то на нее, то на кроватку сына.
— Что рано? — с облегчением закрыв глаза, вяло протянула мужу руку: я здесь, с тобой, но просто нет сил бороться со сном.
Сайед взял ладонь, поцеловал, и Наташа благодарно улыбнулась.
— Спите, мне пора.
Она легонько кивнула головой, вновь погружаясь в сон. И не могла сказать, длилось это забытье мгновение или все же несколько минут, но, когда вновь открыла глаза, муж возвращался от двери в комнату. Увидев, что она наблюдает за ним, задумчиво замер. Потом улыбнулся, сделал вид, будто что-то ищет. На самом деле подошел к кроватке сына, поправил одеяльце, незаметно погладив тельце ребенка.
— Что случилось? Ты куда? Сегодня же джума? — приподнялась встревоженная Наташа. Мгновенно вспомнился вчерашний разговор за поздним чаем: Сайед сказал, что между Тараки и Амином все должно решиться если не сегодня, то завтра. Что решиться? Муж служит у Тараки, но главный для него — Амин. В чью сторону он делает выбор?
— Сайед!
— Спите, — сказал на этот раз более решительно и торопливо вышел.
Тревога, уже родившись, вытеснила сон. Как была, в рубашке, Наташа подбежала к окну. Муж, главный адъютант Генерального секретаря Сайед Тарун, шел к подъехавшей за ним машине легко и быстро, как всегда. Это немного успокоило ее, однако сон уже пропал. Наташа села за столик, взяла в руки полученное вчера и неизвестно сколько раз перечитанное письмо от родителей. Поднесла конверт к лицу, пытаясь уловить запах далекого дома далекой России,
14 сентября 1979 года. 15 часов. Кабул.
— Алло. Лев Николаевич? Это Пузанов. Здравствуйте.
— Здравствуйте, Александр Михайлович. А я только собирался вам звонить.
— Что случилось?
— Арестованы те офицеры, которым вчера звонили министры из посольства.
— Бывшие министры.
— Что-то и с ними?
— Сегодня официально объявлено, что они сняты со всех остов. Амин, таким образом, объявил войну Тараки.
— Вы звонили в Москву?
— Да. Политбюро рекомендует сделать еще одну попытку, чтобы примирить лидеров. Я только что звонил Павловскому, он выезжает ко мне.
— Уже вчера было ясно, что мирить их бесполезно.
— Да, но я понял так, что на этот раз мы должны вести речь уже не о примирении, а о спасении Тараки. Подъезжайте ко мне прямо сейчас.
— Хорошо.
Когда Горелов подъехал к посольству, его уже ждали в машинах Пузанов, Павловский и Иванов. «Давай за нами», — махнул из-за стекла посол, и машины тронулись к центру города.
Тараки словно и не покидал кабинета после вчерашней встречи. Он вновь сидел в кресле, но только теперь нервно подергивал пальцами перед своим лицом. На столе лежала кипа газет — создалось впечатление, что афганский лидер искал хотя бы в одной из них опровержения того, о чем писали все остальные.
На самом деле утром ему позвонил Гулябзой:
— Учитель, Амин отдал команду арестовать нас.
— Не может быть.
— Для этого уже готовится батальон.
— Но я же не разрешал этого делать!
Гулябзой, кажется, усмехнулся: сколько дел Амин уже вделал, не спрашивая вашего разрешения. И Тараки понял, что арест министров — это последняя ступенька к нему, Тараки. Следующим будет он.
— Он не сделает этого, — сам не веря в свои слова, проговорил в трубку Тараки.
И вот газеты подтвердили — может. Амин уже издает указы, не спрашивая его согласия. Игнорируя его подпись. Это — конец.
— Как же так, товарищ Тараки, — начал и Пузанов. — Только сегодня ночью Амин при нас говорил о единстве в партии, а сегодня мы узнаем... — Александр Михайлович кивнул на газеты.
Тараки обхватил голову руками и наконец впервые сказал то, что давно было известно окружающим:
— Я знаю, что Амин поставил своей целью убрать меня, присвоить себе нашу революцию. Это страшный человек. Он пойдет на всё ради своей цели. Если он придет к власти, прольется много невинной крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119