Шли быстро, даже быстрее, чем предполагал комполка, И в три ночи от Цыганова поступил наконец последний доклад: прибыли в резиденцию главного военного советника, происшествий не случилось. И то ли от этого гражданского словечка, то ли от одновременного вздоха облегчения и Костин, и Сердюков улыбнулись. Да, хорохорились они, делали вид, что ничего особенного не происходило, просто шла где-то в ночи колонна, и все, а ведь такое висело на плечах...
— Ну что, командир, мы свою задачу выполнили. Пошли спать, — положил руку на плечо командиру полка Костин. Пощупал комбинезон, словно на нем был погон. — Кстати, подполковником давно ходишь?
— Год и три месяца.
— Лет сколько тебе?
— Тридцать четыре.
— Думаю, что скоро отпразднуем твоего полковника.
— Мне? С какой стати? Да и кто присвоит?
— Это уже наши заботы. А присвоит министр обороны, как и положено. Ладно, об этом потом. А сейчас в самом деле пошли спать. Пошли-пошли. Завтра тоже будет день.
— Уже сегодня, — уточнил Сердюков.
Необходимое послесловие. Сердюкову и в самом деле через месяц присвоят воинское звание полковник. В 38 лет он станет генерал-майором, перейдет служить в штаб воздушно-десантных войск. К орденам «За службу Родине в Вооруженных Силах» III степени и Красного Знамени прибавится еще один Красного Знамени — за успешное освоение новой техники. Перспектива службы будет блестящей, но в 44 года Николая Ивановича уволят в запас. Во время одной из бесед с новым командующим ВДВ (после Сухорукова они стали меняться довольно быстро) тот грубо оборвет генерала, повысит на него голос, и Сердюков без обиняков скажет:
— Товарищ командующий, я не желаю служить под вашим началом. Прошу перевести меня в любое другое место.
«Другим местом» окажется госпиталь, где одного далеко не самого старого генерала в Вооруженных Силах уволят по состоянию здоровья. А у кого оно без изъянов в 44 года? Тем более среди тех, кто прошел Афганистан?
Обида будет резкой, генерал сменит номер домашнего телефона, практически ни с кем из бывших сослуживцев не станет поддерживать контактов. Работать устроится в организацию, занимающуюся экологией...
Глава 25
СКОЛЬКО НОВЫХ ГОДОВ ВПЕРЕДИ? — «ПОКАРАЙ БАБРАКА ГРОМ НЕБЕСНЫЙ». — МОДЖАХЕДЫ УМИРАЮТ ЗА АМЕРИКУ. — КТО БУДЕТ ВЯЗАТЬ КОТА? — ЛЕНА ЖЕЛТИКОВА ПРИНИМАЕТ БОЙ. — СМЕРТЬ «АФГАНЦА НОМЕР ОДИН».
1 января 1980 года. Кабул.
Бабрак Кармаль с товарищами праздновал победу. В первый день года были изданы первые указы нового руководства страны, а раз есть указы, значит, есть и законное правительство.
Брежнев и Косыгин в этот день отправили две поздравительные телеграммы: одну, в честь победы кубинской революции, — Фиделю Кастро — истинному кумиру Амина, чьей отваге и всемирной известности бесконечно завидовал Хафизулла, и вторую, с избранием на высшие государственные и партийные посты, — Кармалю Бабраку (перепутав в спешке имя с фамилией), свергнувшему почитателя Фиделя, всесильного афганского Сталина.
Сороковая армия праздновала Новый год в слякоти, стылости, при кострах — и то это только там, где запасливые тыловики захватили с собой на всякий случай в неизвестную дорогу дровишек. А где нет — шли командиры на поклон к артиллеристам: постреляйте побольше, освободите ящики для огонька.
В недостроенных афганских офицерских казармах сидел и «мусульманский» батальон, уже переодетый в советскую форму, подсчитавший свои потери и теперь просто мечтавший обсушиться и выспаться в тепле. Рядом, в нескольких метрах, высился разбитый, в черных дымных подтеках, но по-прежнему величавый и красивый Дворец Амина. Афганцы растаскивала из него последние ковры, кондиционеры, люстры, шторы, стулья. Во Дворце гуляли ветры, но зато там было сухо. Бабрак Кармаль отдавал здание под штаб армии, а пока он не подошел из Термеза, предлагал занять любому советскому подразделению. Однако Москва категорическиз апретила занимать не только какие бы то ни было помещения, но и пригодные для посевов поля. И врастала, вгрызалась, пласталась почти стотысячная армия на неудобьях, лепилась ласточкиными гнездами на склонах гор, втискивалась в ущелья .
Единственным, кому не определяли места и не ставила никаких задач, был опять же «мусульманский» батальон.
— Вы свою задачу здесь выполнили. Готовьтесь домой, — отдали приказ Халбаеву. — Приготовьте списки награжденных, а пока каждый пусть напишет что-то типа воспоминаний из боевого опыта при штурме Дворца .
Что ж, стыдиться военным было нечего: как войсковая операция ввод войск и штурм Дворца прошли вполне нормально, практически без потерь. Словом, военное ведомство свою часть программы отработало достаточно слаженно и организованно, теперь дело оставалось за Сусловым и Громыко: объясняйте стране и миру, что же все-таки и зачем мы сделали в Афганистане. «А славою сочтемся, ведь мы свои же люди...»
От написания воспоминаний «мусульман» отвлек фотокорреспондент «Красной звезды» Алексей Ефимов, единственный журналист из центральной прессы, прорвавшийся в Афган в то время. Еще сам ничего не зная об обстановке, тем не менее по профессиональному наитию выделил именно этот батальон и предложил всем сфотографироваться. Особистов рядом не оказалось, и у Ефимова получился единственный снимок всего батальона — правда, уже без погибших и раненых. Да еще комбата нигде не смогли найти.
Халбаев же в это время получал приказ на возвращение в Союз, в родной Ташкент. Улететь быстро, тихо, незаметно.
И родилось после этого известия среди солдат и офицеров какое-то нехорошее предчувствие. Оно витало от солдата к солдату, от офицера к офицеру; представилось «мусульманам», что не долетит их самолет до Ташкента: слишком много они знают. Взорвется в воздухе — и исчезнет тайна батальона и штурма Дворца, развеется прахом: ничего не было, а что было — привиделось. И сразу до другого додумались: если бы операция не удалась и Амин ушел из ловушки, ударила бы по батальону Витебская дивизия. И тогда вообще на двести процентов был бы оправдан ввод войск: взбунтовавшийся афганский батальон охраны хотел сместить законное правительство, а Советская Армия, откликаясь на просьбы о военной помощи, защитила Хафизуллу Амина, разбив бунтарей до основания.
Роились слухи, предположения, но тем не менее сел 8 января в чрево Ан-22 «мусульманский» батальон. Задрожав, начала закрываться рампа самолета, отсекая людей от бетонки аэродрома — кусочка неба меж гор. Прощай, Кабул. Здравствуй, Родина?..
Необходимее послесловие. Батальон благополучно приземлится на военном аэродроме Ташкента. Прошел ровно месяц, как улетел он отсюда на юг, а опытный глаз уже замечал, что Ташкент стал, по сути, прифронтовым городом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119