Из всех комбатов в дивизии Василий Иосифович был, пожалуй, самым старым и, считалось, самым опытным — уж не потому ли затевает какие-то непонятные и странные игры Гуськов? А к Алферову обратился еще и потому, что отец его служил в штабе при картах, и уж он-то в первую очередь мог догадаться, куда их готовят: достаточно было лишь проанализировать карты, которые получает для работы заместитель командующего.
— Василий Иосифович, молчит, — пожал плечами Алферов. — Так, иногда подойдет, похлопает по плечу, но — молчит. Хотя, наверное, что-то знает.
— Ладно, подождем еще. Мы не торопимся.
Уж кто-кто, а такой зубр в тактических делах, как Ломакин, размышления с самого начала направил в нужное русло. Шесть раз за последний год в разную степень боевой готовности приводили десантников из-за беспокойного южного соседа. Это только кажется, что события в других странах — дело одних только этих стран. Спросите у десантников, посчитайте, сколько раз сидели они «на парашютах» последние годы, — и вы узнаете, спокоен ли этот мир, дает ли наличие государственной границы безопасность стране, или это все-таки рубеж, за которым не все желают добра одной шестой части земли?
Готовился к чему-то батальон...
Начало июля 1979 года. ТуркВО.
— Осаживай, осаживай смелее. Теперь сам заваливайся влево, а голову ей выворачивай поводом в другую сторону. Так, хорошо. Ногу из стремени, придавит.
Лошадь под солдатом осторожно завалилась на бок, и кавалерист залег за нее, вскинул автомат.
— Передерни затвор. А лошадь успокаивай. Да не гладь ее, она этого не понимает и не ощущает. Похлопывай по шее. И нашептывай что-нибудь ласковое на ухо. Так, теперь внимание. Огонь!
Треск автоматной очереди над ухом — ощущение малоприятное и для человека, а для лежащей, ничего не понимающей лошади тем более. Она рванулась, попыталась встать, но уздечка была прижата ногой всадника к склону, и попытка не удалась.
— Хорошо. Успокаивай, успокаивай ее. Теперь забрасывай ногу в седло, освобождай ей голову. Держись.
Лошадь, почувствовав свободу, рванулась, копыта заскользили по каменной крошке, но солдат удержался, облегченно улыбнулся. Стоявшие на склоне кавалеристы, как в театре, захлопали в ладони.
— Взво-о-од! — пропел Ледогоров, привстав в стременах и оглядываясь по сторонам. У лошадей, услышавших голос командира, замерли торчком уши. — Дистанция — полголовы лошади. Поводья — по-строевому...
К лошади подходят и садятся спереди, чтобы она не только чувствовала, но и видела хозяина. Сколько таких премудростей пришлось постичь Борису за почти год службы в эскадроне. Противился вначале, ухмылялся: что за игра в «казаки-разбойники» при современной технике, но это скорее была боль от расставания с десантной службой. И когда зимой их эскадрон подняли с проверкой и солдаты, цепляясь за хвосты впереди идущих лошадей и вытаскивая за поводья своих, поднялись на перевал, считавшийся в январе непроходимым, Борис зауважал новое место службы: нет, недаром жуют овес их лошади, рано их списывать на постой.
— Вить «змейку», — указал Ледогоров взводу на один из самых крутых склонов.
Запетлял среди камней конный строй: вправо вверх десять метров, влево вверх десять метров — то ли лыжники стащили у конников этот способ подниматься в гору, то ли наоборот, но ввинтиться на гребень горы можно только так. Скорость подъема была невелика. Но Борис специально загрузил на сегодняшнюю тренировку взвод под завязку — боеприпасы, минометы, продукты, малую вьючную кухню, даже пароконные носилки, изготовленные из березовых жердей, и плащ-палатки — все тащили с собой. Пусть втягиваются, особенно молодежь. Это им не кавалерийский мосфильмовский полк под Москвой. Здесь ТуркВО, боевая задача — служба, одним словом. И может быть, черт с ним, с ВДВ, там тоже мишуры и бестолковости хватает. А кавалерия — это по крайней мере интересно, это простор, это взаимная верность и преданность лошадей и их хозяев; об этом тоже думается, потому что все в конечном итоге мечтают в душе жить по истинным законам братства и товарищества. Кавалерист же начинается с того, что берет из переметной сумы щетку, скребницу и идет чистить лошадь. И когда она почувствует заботу о себе, из любого ада вынесет своего седока, пройдет под ним любое расстояние.
Двадцать пять прожитых лет, как определил Борис, заставляют уже человека определять, где тараканьи бега за воинскими званиями, а где служба в свое удовольствие.
К этим мыслям Борис пришел исподволь, незаметно для себя. Может быть, у вечерних костров, которые так любил их эскадрон и ради которых специально задерживался на полевых занятиях, а может, в долгих переходах, когда качаешься в седле вместе со своими думами. Но они укрепились в душе, помогли перенести разлуку с ВДВ, старыми товарищами.
Вот и сейчас, за мыслями, незаметно, но вошел со взводом на гору. Вскинул бинокль, оглядел округу. Внизу, по дороге, в их сторону ехали два «уазика», и, вглядевшись, Борис ощутил легкое волнение: за рулем машин сидели десантники в голубых беретах. Вот ведь как получается: только подумал о своем прошлом, вроде отодвинул его в сторону, — все, не мешайся, а поди ж ты, как заколотилось сердце. Даже Адмирал под ним стал переминаться с ноги на ногу, видимо, почувствовал его волнение. Нельзя, нельзя встречаться с первой любовью, умерло так умерло.
Борис перевел бинокль на горы, но вскоре, сам не заметив, когда и как, вновь навел его на машины. Знал, вернее слышал, что в сотне километров от их эскадрона стоит парашютно-десантный полк, одно время порывался даже съездить туда, но удержался перед соблазном: кем приедешь? А что, если сейчас попробовать? Взять и ворваться на лошадях на плац? Или захватить машины? Может, в самом деле посмотреть, как без него в ВДВ управлялись?
Торопясь, приказал снять с лошадей груз, спустил взвод по противоположному склону в предгорье и, когда «уазики» показались из-за поворота, прокричал:
— Шашки — к бою!
Сверкнули, разрубив солнечные лучи, клинки сабель.
— За мной — марш!
Направил Адмирала на головную машину, ослабил поводья, давая возможность лошади вытянуться стрелой.
— Ура-а! — хрипел взвод.
Гудела под копытами земля. В машинах их заметили, «уазики» прибавили скорости, но куда мотору в горах против коня!
Борис первым выскочил на дорогу, осадил лошадь прямо перед радиатором машины. Улыбнулся, заметив за стеклом испуганные и недоуменные лица водителя и офицера в куртке без погон. Поднял Адмирала свечой, погарцевал, играясь шашкой. Вот так-то, десантнички, кровные ребятушки. Чего растерялись-то, где ваш девиз про гвардию мужества?
Первым пришел в себя офицер. Он пригладил волосы, открыл дверцу, спрыгнул на дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119