Оказывается, это еще хуже, чем солнечный удар на экваторе. Однако Гиньяр не такой уж хиляк!
Это происшествие задержало путешественников на два часа, за которые все успели неплохо позавтракать, и послужило хорошим уроком матросам, беззаботным и неосторожным, как большие дети.
Когда наступил вечер, точнее вечернее время, так как в эту пору года солнце здесь светит круглые сутки, капитан приказал поставить палатку. После сытного ужина матросы по трое улеглись в меховые спальные мешки. Капитан разместился вместе с доктором, а Ужиук растянулся прямо на льду.
В этот день они проделали десять миль и утром двинулись дальше. Все шло как нельзя лучше. Время года благоприятствовало путешественникам. Эскимос время от времени вылавливал из трещины тюленя, ловко действуя гарпуном, и тогда собак, к их великой радости, кормили свежим мясом.
На здоровье никто не жаловался. Только глаза болели от снега и солнца. Доктор распорядился выдать всем солнечные очки.
Восхищенный Плюмован, тотчас нацепив их на нос, пошел полюбоваться на себя в ближайшей луже, которую с успехом использовал вместо зеркала, и удовлетворенно объявил, что очки придают ему вид философа.
Затем новшество примерил Дюма. Загорелая кожа, борода веером и широкий нос делали повара просто великолепным. Парижанин не преминул заметить, что кок похож на марабу. А ужасно курносому Констану Гиньяру никак не удавалось надеть очки на свой короткий нос, что страшно развеселило Плюмована.
— Бедняга, твои очки нужно отправить в манеж.
— Это еще зачем?
— Чтобы научить их верховой езде. Они не умеют сидеть в седле, но ты их учи, не снимай даже ночью.
— Что-что?
— Нельзя их снимать, даже когда спишь, доктор так сказал.
— А! .. Эх, забавно смотреть сквозь них. Здорово! Как будто горы, а внизу зеленые луга.
— Я тут, кстати, вспомнил, как один нормандец — твой земляк, нацепил зеленые очки на барана.
— Ну, рассказывай!
— Чтоб мне провалиться, если я вру! Нормандец, хитрый плут, дал деревянных стружек несчастному животному, а тот их принял за траву!
Очки целый день подогревали остроумие неистощимого шутника. Все, исключая, естественно, капитана и доктора, получили свою порцию насмешек. Досталось и Ужиуку. Эскимос со своим пухлым, приплюснутым лицом, казалось, был просто создан для шуток. Очки уморительно смотрелись на его круглой физиономии. Плюмован, не долго думая, заявил, что гренландец напомнил ему парижскую консьержку, только дама, открывающая двери, была более бородата, чем эскимос.
В то время как матросы беззаботно шутили и смеялись, капитан оставался серьезным,
Шесть дней исследований ничего не дали. В ледяном поле не было не только канала, но даже сколько-нибудь значительной трещины. Еще день пути -и придется возвращаться назад.
У де Амбрие оставалась единственная, но весьма зыбкая надежда. Между льдиной и землями, открытыми Локвудом, помощником Грили, должно быть свободное пространство. А до этих земель не больше двух — двух с половиной миль. Окажись там хоть узкая полоска воды, ее можно было бы без труда расширить до нужных размеров и провести судно.
Увы! Ничего подобного обнаружено не было! Там, где Локвуд нашел небольшой канал, теперь сплошь лежал лед. Напротив мыса Вильда в бинокль можно было рассмотреть памятный знак, поставленный Локвудом и его спутниками на месте последнего перехода к полюсу. Капитану захотелось увидеть его поближе, и через час все были там.
Но что самое поразительное — шагах в ста от знака стоял еще один, видимо недавно сооруженный из положенных одна на другую глыб каменного угля.
Де Амбрие нахмурился.
Опять Прегель!
Доктор и Ужиук нашли спрятанный между глыбами бокал, а в бокале пергамент, где по-немецки, по-французски и по-английски было написано:
«Я, нижеподписавшийся, начальник германской полярной экспедиции поставил сей знак по случаю посещения мною сего места. Продолжаю свой путь и надеюсь поставить еще один знак в десяти милях на север.
Юлиус Прегель.
18 мая 1887 г. ».
— Бедный Локвуд! — вскричал доктор. — Тупоголовый немец его перещеголял. И вы только подумайте, что пишет! Начальник экспедиции на Северный полюс! .. Как будто он уже побывал там! Издеваться над несчастным Локвудом! .. Грабить мертвого! ..
— Успокойтесь, доктор. Мы пробьем дорогу сквозь лед и пройдем дальше немца! Не забудьте, Прегель вышел в море на год раньше нас, а опередил всего на пять недель, судя по дате на документе. Вполне возможно, что судно его сейчас еще только в Форт-Конжере… Впрочем, не будем строить предположений. Пора возвращаться. И как можно быстрее. На судне, наверное, волнуются из-за нашего долгого отсутствия.
Де Амбрие, чтобы быть уверенным, что лед на обоих берегах однороден, решил вернуться на корабль другой дорогой. Он высадил свою маленькую команду параллельно землям Локвуда. Моряки держались скал, не покидая ледника. Путь был гораздо тяжелее, чем раньше.
Так, французские исследователи, увидев в бинокль мыс Вашингтона, замеченный лейтенантом Грили, открыли фьорд, которому Грили дал имя несчастного командира «Жаннеты», и пошли вперед, огибая ледник с юга.
Итак, через тридцать шесть часов экспедиция будет закончена. Несмотря на туман и препятствия, которые встречались на каждом шагу, путешественники не боялись заблудиться, настолько капитан был уверен в правильности выбранного направления. Прошло двенадцать часов, потом еще двенадцать, в последний раз ставили палатку.
— Вперед, ребята, смелее! Цель близка.
Де Амбрие, обычно такой хладнокровный, выказывал явное нетерпение.
Доктор, которому была известна причина этой спешки, тоже подгонял матросов, служа им примером. Он ускорил шаги и, казалось, совсем забыл, что покрылся испариной, об опасности которой сам недавно предупреждал.
Это происходило четырнадцатого июля note 61 — в национальный праздник французов. Капитан хотел сделать сюрприз своим товарищам. Бершу получил соответствующий приказ, на борту было уже все готово, дабы достойно отметить знаменательную дату: изысканные блюда, хорошее вино, ликеры, потом различные представления, подготовленные матросами, оставшимися на борту. Организация веселого, задорного праздника среди вечной мерзлоты, в основе которого лежал горячий патриотизм, — явление поистине уникальное.
Капитан все время ворчал на туман, скрывающий корабль, украшенный разноцветными флагами, к которому подходили все ближе и ближе. Собаки повернули свои острые морды на юго-восток и шумно вдыхали почти неуловимые запахи. Одна из них — Помпон — любимец парижанина, внезапно завыла, и словно эхо ей ответил отдаленный прерывистый лай. Внезапно вся свора принялась неистово лаять, к великому изумлению людей, не веривших своим ушам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Это происшествие задержало путешественников на два часа, за которые все успели неплохо позавтракать, и послужило хорошим уроком матросам, беззаботным и неосторожным, как большие дети.
Когда наступил вечер, точнее вечернее время, так как в эту пору года солнце здесь светит круглые сутки, капитан приказал поставить палатку. После сытного ужина матросы по трое улеглись в меховые спальные мешки. Капитан разместился вместе с доктором, а Ужиук растянулся прямо на льду.
В этот день они проделали десять миль и утром двинулись дальше. Все шло как нельзя лучше. Время года благоприятствовало путешественникам. Эскимос время от времени вылавливал из трещины тюленя, ловко действуя гарпуном, и тогда собак, к их великой радости, кормили свежим мясом.
На здоровье никто не жаловался. Только глаза болели от снега и солнца. Доктор распорядился выдать всем солнечные очки.
Восхищенный Плюмован, тотчас нацепив их на нос, пошел полюбоваться на себя в ближайшей луже, которую с успехом использовал вместо зеркала, и удовлетворенно объявил, что очки придают ему вид философа.
Затем новшество примерил Дюма. Загорелая кожа, борода веером и широкий нос делали повара просто великолепным. Парижанин не преминул заметить, что кок похож на марабу. А ужасно курносому Констану Гиньяру никак не удавалось надеть очки на свой короткий нос, что страшно развеселило Плюмована.
— Бедняга, твои очки нужно отправить в манеж.
— Это еще зачем?
— Чтобы научить их верховой езде. Они не умеют сидеть в седле, но ты их учи, не снимай даже ночью.
— Что-что?
— Нельзя их снимать, даже когда спишь, доктор так сказал.
— А! .. Эх, забавно смотреть сквозь них. Здорово! Как будто горы, а внизу зеленые луга.
— Я тут, кстати, вспомнил, как один нормандец — твой земляк, нацепил зеленые очки на барана.
— Ну, рассказывай!
— Чтоб мне провалиться, если я вру! Нормандец, хитрый плут, дал деревянных стружек несчастному животному, а тот их принял за траву!
Очки целый день подогревали остроумие неистощимого шутника. Все, исключая, естественно, капитана и доктора, получили свою порцию насмешек. Досталось и Ужиуку. Эскимос со своим пухлым, приплюснутым лицом, казалось, был просто создан для шуток. Очки уморительно смотрелись на его круглой физиономии. Плюмован, не долго думая, заявил, что гренландец напомнил ему парижскую консьержку, только дама, открывающая двери, была более бородата, чем эскимос.
В то время как матросы беззаботно шутили и смеялись, капитан оставался серьезным,
Шесть дней исследований ничего не дали. В ледяном поле не было не только канала, но даже сколько-нибудь значительной трещины. Еще день пути -и придется возвращаться назад.
У де Амбрие оставалась единственная, но весьма зыбкая надежда. Между льдиной и землями, открытыми Локвудом, помощником Грили, должно быть свободное пространство. А до этих земель не больше двух — двух с половиной миль. Окажись там хоть узкая полоска воды, ее можно было бы без труда расширить до нужных размеров и провести судно.
Увы! Ничего подобного обнаружено не было! Там, где Локвуд нашел небольшой канал, теперь сплошь лежал лед. Напротив мыса Вильда в бинокль можно было рассмотреть памятный знак, поставленный Локвудом и его спутниками на месте последнего перехода к полюсу. Капитану захотелось увидеть его поближе, и через час все были там.
Но что самое поразительное — шагах в ста от знака стоял еще один, видимо недавно сооруженный из положенных одна на другую глыб каменного угля.
Де Амбрие нахмурился.
Опять Прегель!
Доктор и Ужиук нашли спрятанный между глыбами бокал, а в бокале пергамент, где по-немецки, по-французски и по-английски было написано:
«Я, нижеподписавшийся, начальник германской полярной экспедиции поставил сей знак по случаю посещения мною сего места. Продолжаю свой путь и надеюсь поставить еще один знак в десяти милях на север.
Юлиус Прегель.
18 мая 1887 г. ».
— Бедный Локвуд! — вскричал доктор. — Тупоголовый немец его перещеголял. И вы только подумайте, что пишет! Начальник экспедиции на Северный полюс! .. Как будто он уже побывал там! Издеваться над несчастным Локвудом! .. Грабить мертвого! ..
— Успокойтесь, доктор. Мы пробьем дорогу сквозь лед и пройдем дальше немца! Не забудьте, Прегель вышел в море на год раньше нас, а опередил всего на пять недель, судя по дате на документе. Вполне возможно, что судно его сейчас еще только в Форт-Конжере… Впрочем, не будем строить предположений. Пора возвращаться. И как можно быстрее. На судне, наверное, волнуются из-за нашего долгого отсутствия.
Де Амбрие, чтобы быть уверенным, что лед на обоих берегах однороден, решил вернуться на корабль другой дорогой. Он высадил свою маленькую команду параллельно землям Локвуда. Моряки держались скал, не покидая ледника. Путь был гораздо тяжелее, чем раньше.
Так, французские исследователи, увидев в бинокль мыс Вашингтона, замеченный лейтенантом Грили, открыли фьорд, которому Грили дал имя несчастного командира «Жаннеты», и пошли вперед, огибая ледник с юга.
Итак, через тридцать шесть часов экспедиция будет закончена. Несмотря на туман и препятствия, которые встречались на каждом шагу, путешественники не боялись заблудиться, настолько капитан был уверен в правильности выбранного направления. Прошло двенадцать часов, потом еще двенадцать, в последний раз ставили палатку.
— Вперед, ребята, смелее! Цель близка.
Де Амбрие, обычно такой хладнокровный, выказывал явное нетерпение.
Доктор, которому была известна причина этой спешки, тоже подгонял матросов, служа им примером. Он ускорил шаги и, казалось, совсем забыл, что покрылся испариной, об опасности которой сам недавно предупреждал.
Это происходило четырнадцатого июля note 61 — в национальный праздник французов. Капитан хотел сделать сюрприз своим товарищам. Бершу получил соответствующий приказ, на борту было уже все готово, дабы достойно отметить знаменательную дату: изысканные блюда, хорошее вино, ликеры, потом различные представления, подготовленные матросами, оставшимися на борту. Организация веселого, задорного праздника среди вечной мерзлоты, в основе которого лежал горячий патриотизм, — явление поистине уникальное.
Капитан все время ворчал на туман, скрывающий корабль, украшенный разноцветными флагами, к которому подходили все ближе и ближе. Собаки повернули свои острые морды на юго-восток и шумно вдыхали почти неуловимые запахи. Одна из них — Помпон — любимец парижанина, внезапно завыла, и словно эхо ей ответил отдаленный прерывистый лай. Внезапно вся свора принялась неистово лаять, к великому изумлению людей, не веривших своим ушам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53