Здесь нет пока еще той ожесточенной полемики с Западом, которую Ломоносов будет позднее вести и в своих стихотворных произведениях, и в научных трудах, и в журнальных статьях (в 1755 году, например, он помещает в одном ученом голландском журнале отповедь своим западноевропейским критикам, взявшим привычку весьма пренебрежительно относиться ко всему, что исходит из России). Однако уже эта ода, писавшаяся Ломоносовым в Германии, может восприниматься и как громогласное обращение к Западной Европе. Дело в том, что известие о русских победах 1739 года и взятии турецкой крепости Хотин произвело очень серьезное впечатление на Запад, где преобладало мнение, что со смертью Петра I военное могущество России, в общем, пришло в упадок. Поэтому уже само по себе живописание русской военной мощи, пусть даже и не направленной против Запада, выглядело как напоминание гордой Европе о том, что рядом с ней на востоке находится огромное и чрезвычайно могущественное государство, до сих пор ей почти неизвестное и ею не понятое. Ломоносов жил в то время в Германии уже четвертый год. Он был одним из первых в той длинной череде русских, которых Западная Европа чрезвычайно манила издали, пока они не выезжали из России, и страшно разочаровывала при более близком с ней ознакомлении. Победа над турками, о которой Ломоносов прочитал в немецких газетах еще раньше, чем об этом узнали в Петербурге, вызвала у него сильнейший прилив патриотизма. Посылая "Оду на взятие Хотина" в Россию, Ломоносов присовокупил тогда, что это произведение "не что иное есть, как только превеликия радости плод, которую преславная над неприятелем победа в верном и ревностном моем сердце возбудила". В этой оде впервые появляется излюбленный прием позднейшей русской патриотической лирики: грозное напоминание о былых победах. В данном случае Ломоносов говорит о двух походах Петра I, Азовском 1696 года и Персидском 1722 года, о Северной войне и даже о покорении Иваном IV Казани и Астрахани. Позднее об Иване Грозном речь, кажется, уже не заходила, но в XVIII веке громких побед было еще так немного... Пылкому воображению одописца являются даже сами эти два Героя (над войском, в облаках), и говорят друг другу:
Нетщетно я с тобой трудился,
Нетщетен подвиг мой и твой,
Чтоб Россов целой свет страшился.
Чрез нас предел наш стал широк
На север, запад и восток.
Здесь впервые у Ломоносова (но далеко не в первый раз в отечественной литературе, см., например, отрывок "О погибели Русской земли", предпосланный стихотворной подборке) обширность русской державы становится символом ее силы и могущества. Однако цель и назначение этого могущества понимаются Ломоносовым довольно необычно для XVIII века. По его мнению, военные действия нужны были не для того, чтобы кого-то завоевать или устрашить, а исключительно для освобождения народов от чужеземного владычества:
О как красуются места,
Что иго лютое сбросили.
Здесь уже чувствуется слабое звучание темы, которая в дальнейшем сыграет колоссальную роль в русской политической поэзии - темы славянского единства и особой миссии России в этом деле. В 1754 году этот мотив прозвучит у Ломоносова еще отчетливее:
Там вкруг облег Дракон ужасный
Места святы, места прекрасны
И к облакам сто глав вознес!
Весь свет чудовища страшится,
Един лишь смело устремиться
Российский может Геркулес.
Един сто острых жал притупит
И множеством низвержет ран,
Един на сто голов наступит,
Восставит вольность многих стран.
Это был отклик на недавние события: представители многих славянских и неславянских народностей Балканского полуострова, находившегося под властью "ужасного Дракона", то есть Турции, вслед за сербскими переселенцами стали проситься в Россию. Среди них были болгары, греки и другие; в 1754 году обсуждался также вопрос о вхождении в Россию черногорцев.
Но вернемся к "Оде на взятие Хотина". Главной целью России в этой войне с турками было, по мнению Ломоносова, установление прочного мира на освобожденных территориях, причем следует напоминание о том, что благодаря русским войскам, взявшим не так давно Данциг на Висле, мир был водворен и в Западной Европе. Страстному прославлению мира посвящено заключение оды, занявшее четыре строфы; вообще для поэтического творчества Ломоносова призыв к миру, торжественный и полнозвучный, не есть что-то случайное, наоборот, это сквозной лейтмотив его поэзии, может быть, звучащий даже громче всех остальных его мотивов:
Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сел, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
Вокруг тебя цветы пестреют,
И класы на полях желтеют;
Сокровищ полны корабли
Дерзают в море за тобою;
Ты сыплешь щедрою рукою
Твое богатство по земли.
Как мы увидим ниже, и дальше для русской поэтической традиции тема всеобщего мира окажется одной из центральных (своего итогового воплощения она достигнет в "Скифах" Блока). Но уже у Ломоносова ее разработка не свободна от существенного внутреннего противоречия. Как могли, в самом деле, совмещаться в его творчестве горделивое упоение военной мощью России, перед которой трепещет вся Европа, не говоря уже о Турции или Персии, и утверждение неподдельного миролюбия русских, и даже яростное обличение того же Запада и той же Турции как зачинщиков кровавых конфликтов? Ломоносов, видимо, и сам ощущал здесь некую несообразность. Вот одна из его попыток разрешить это противоречие:
Российский род, коль ты ужасен
В полях против своих врагов,
Толь дом твой в недрах безопасен.
Ты вне гроза, ты внутрь покров.
Полки сражая, вне воюешь;
Но внутрь без крови торжествуешь.
Ты буря там, здесь тишина.
Почти назойливое повторение одной и той же мысли на все лады, невольно вызывающее в памяти речи Полония из "Гамлета" ("найти причину этого эффекта, или дефекта, ибо сам эффект благодаря причине дефективен", перевод Б. Пастернака) совсем не характерно для поэзии Ломоносова. Подобное несколько нарочитое акцентирование темы, выдает, возможно, некоторое замешательство автора и неполную его уверенность в своей правоте. Во всяком случае, когда Ломоносову доводилось воспевать события, не вызывавшие у него внутреннего сопротивления, он обычно выражал свою точку зрения куда более лаконично и недвусмысленно. Например, когда в 1748 году одно только продвижение русских войск к Рейну вызвало окончание династической войны за австрийское наследство, пять лет терзавшей Западную Европу, Ломоносов высказался очень коротко и ясно:
И меч твой, лаврами обвитый,
Необнажен, войну пресек.
2
В июле 1741 года, нарушив "вечный мир", заключенный Петром I, Швеция начала военные действия против России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116