.. вести себя как потаскуха... Ваша репутация погублена этими мерзкими стишками...
- Если бы вы взяли на себя труд прочесть эти стихи, вы бы поняли, что я никогда не вела себя как проститутка. Вам нужно их прочесть - они написаны по-английски, - ледяным тоном сказала Пенелопа.
- Как вы смеете перечить мне...
- Не кричите на меня, милорд.
- Я не кричу.
В этот момент леди Скроуп, занимавшая соседние комнаты, начала стучать в стену. Супруги недовольно повернули головы на звук и продолжили ссору - но теперь шепотом.
- Вы что, намекаете на то, что я была вам не верна?
- Да, намекаю. Я еще не знаю степени вашей неверности, но я собираюсь это выяснить. Завтра вы едете со мной в Стратфорд, и я узнаю правду, даже если мне придется переломать вам все кости.
- Если вы меня тронете, я пожалуюсь королеве, - заявила она.
Упомянув королеву, можно было тут же прижать его к ногтю. Как глупо он выглядел со своим квадратным лицом и короткопалыми руками, в нарядном камзоле, который он так и не научился носить!
- Она не станет вмешиваться, - пробормотал он. - Ее величество не будет оспаривать законную власть мужа над своей женой.
- Законную власть - нет! Если бы я опозорила себя, она не пошевелила бы и пальцем, но я абсолютно невиновна, я не изменяла вам ни с мистером Сидни, ни с кем-либо еще. Мои подруги будут свидетельствовать за меня. Все они добродетельные жены. И леди Уорвик, и леди Скроуп. Вы можете попросить королеву, чтобы она лично провела дознание. Или хотите, я предстану перед архиепископом?
Поле битвы осталось за ней. Она убедила его - и голосом, и поведением. Он проглотил ком в горле и предпринял жалкую попытку примирения:
- Пенелопа, я никогда не думал плохо о вас, но я не потерплю, чтобы этот писака принижал вас своими сонетами.
- Сонеты этого, как вы изволили выразиться, писаки никогда не принизили бы, но, наоборот, возвысили бы любого. И я бы не советовала вам так отзываться о них на людях, если вы не хотите стать предметом насмешек. О вас подумают, будто вы не понимаете куртуазных условностей - измышленные чувства поэта никогда не выражаются ни в чем, кроме слов. Мистер Сидни уже на протяжении двух лет обращается ко мне как к Стелле в своих сонетах. Моя мать и мои опекуны не видели в этом ничего плохого - так же, как и вы до нашего супружества.
На самом деле сонеты мистера Сидни, как и его чувства, сильно изменились по сравнению с его сонетами и чувствами двухгодичной давности, и если Рич до сих пор этого не понял, то только потому, что не считал нужным тратить время на чтение всяких стишков. Но Пенелопа не лгала ему в главном - ее собственное поведение было безупречно.
Она чувствовала себя так уверенно, что, решив отправиться ненадолго в Стратфорд-ле-Боу - по своему собственному желанию, а не по приказу Рича, - она пригласила Филиппа в гости. Может быть, он и не хотел навещать ее в доме, где она делила постель со своим мужем, Но отказаться он не посмел. Он не раз шутил по поводу того, что неплохо было бы нагло заявиться к лорду Ричу домой и посмотреть, что он станет делать. А вдруг он захочет его выставить. Но у Рича не было никакого желания ссориться с племянником графа Лейстера.
Филипп был чудесной компанией для Пенелопы в этот дождливый февраль. Они беседовали, играли в шахматы, она пела ему песни, аккомпанируя себе на лютне, он развлекал ее новыми стихами - не серьезной поэзией, которая создается в одиночестве, в жестоких муках творчества, но безделками, которые играючи приходят к человеку, отточившему свое поэтическое мастерство при написании эпиграмм на придворных и пьес для королевы.
Он как раз писал одно такое стихотворение, сидя за полом в комнате Пенелопы в то время как она играла со своим спаниелем Верным. Сидни выбрал именно эту сцену в качестве темы - Верный совсем ошалел от радости, когда его хозяйка вернулась домой, и Филипп говорил, что сходит с ума от ревности, когда видит, как Пенелопа растрачивает столько чувства на «это крошечное создание».
- Вы же любите собак не меньше меня, - возражала она.
- Да? Подождите, послушайте это. У меня готовы первые восемь строк.
- И ты слушай, малыш, - улыбнулась Пенелопа. - Мистер Сидни написал о тебе в стихотворении.
Верный завилял хвостом. Сидни стал читать:
Любовь моя, неужто песик твой тебе меня дороже?
Тебя он любит, но ведь не сгорает от любви.
Сгораю я. Он тебя ждет. И я не сдвинусь с места тоже.
Он верен. Но нет на свете пса, который был бы преданней меня.
Он ростом невелик, совсем недавно был щенком.
Он только лает. С моими песнями знаком твой голос сладкий.
Ты бровью поведешь - он мчится и несет тебе в зубах перчатку,
Но лишь мигни - я принесу тебе и душу целиком.
- Хорошо, только возникает вопрос...
- Какой?
- Нужно ли мне, чтобы вы приносили мне душу.
Сидни улыбнулся и снова взялся за перо.
- А вы остры на язык. Я докажу вам, что моя душа - товар, которым не следует разбрасываться.
Это правда! Пенелопа вздохнула. Она ощутила сильное желание обхватить руками его голову, снять напряжение и боль, чтобы сон, так долго бежавший от него, наконец пришел. Как все легко было бы в жизни, если бы они поженились тогда! У него такие красивые руки... Первое, что замечаешь в мужчине, - это его руки. Филипп мог бы научить ее любви. Вместе с этой мыслью пришло разочарование - время учения кончилось, и урок уже выучен.
- Ну-ка посмотрим, что ваш любимец скажет на это, - произнес Сидни, отложив перо и посмотрев на Пенелопу.
Она быстро отвела взгляд, но, видимо, опоздала. Увидев в его глазах вопрос, она залилась краской и начала усиленно гладить Верного. Сидни сидел, молчал и улыбался каким-то своим мыслям.
Не прошло и двух недель, как ей пришлось признаться во взаимной любви к нему. Филипп вытянул из нее правду, и теперь его было не сбить с толку никакими уловками. Он видел ее глаза в тот момент, когда она смотрела на него, и написал об этом сонет, который и прислал без всяких комментариев. В притворстве уже не было надобности.
Она ясно дала понять, что ему не на что надеяться и что их любовь не пойдет дальше слов, и, хотя он потратил много времени, споря и доказывая, что белое - это черное, она была уверена, что он примет ее условия. Несмотря на свои мудрые и вразумительные аргументы, Филипп все же был от природы столь добродетелен, а ее власть над ним - столь сильна, что Пенелопа успокоились, поняв, что они могут продолжать видеться, не подвергая себя никакой опасности.
Недели шли за неделями, заполненные удовольствиями и развлечениями. Двор переместился в Нонсач. Рич уехал в Лиз, на пахоту и сев. Одним апрельским днем Пенелопа заехала в огромный особняк Лейстера в Стренде, чтобы повидаться с родными. Дворецкий сказал ей, что графиня и леди Дороти куда-то отправились в карете, но его светлость дома и принимает лорда Уорвика и мистера Сидни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
- Если бы вы взяли на себя труд прочесть эти стихи, вы бы поняли, что я никогда не вела себя как проститутка. Вам нужно их прочесть - они написаны по-английски, - ледяным тоном сказала Пенелопа.
- Как вы смеете перечить мне...
- Не кричите на меня, милорд.
- Я не кричу.
В этот момент леди Скроуп, занимавшая соседние комнаты, начала стучать в стену. Супруги недовольно повернули головы на звук и продолжили ссору - но теперь шепотом.
- Вы что, намекаете на то, что я была вам не верна?
- Да, намекаю. Я еще не знаю степени вашей неверности, но я собираюсь это выяснить. Завтра вы едете со мной в Стратфорд, и я узнаю правду, даже если мне придется переломать вам все кости.
- Если вы меня тронете, я пожалуюсь королеве, - заявила она.
Упомянув королеву, можно было тут же прижать его к ногтю. Как глупо он выглядел со своим квадратным лицом и короткопалыми руками, в нарядном камзоле, который он так и не научился носить!
- Она не станет вмешиваться, - пробормотал он. - Ее величество не будет оспаривать законную власть мужа над своей женой.
- Законную власть - нет! Если бы я опозорила себя, она не пошевелила бы и пальцем, но я абсолютно невиновна, я не изменяла вам ни с мистером Сидни, ни с кем-либо еще. Мои подруги будут свидетельствовать за меня. Все они добродетельные жены. И леди Уорвик, и леди Скроуп. Вы можете попросить королеву, чтобы она лично провела дознание. Или хотите, я предстану перед архиепископом?
Поле битвы осталось за ней. Она убедила его - и голосом, и поведением. Он проглотил ком в горле и предпринял жалкую попытку примирения:
- Пенелопа, я никогда не думал плохо о вас, но я не потерплю, чтобы этот писака принижал вас своими сонетами.
- Сонеты этого, как вы изволили выразиться, писаки никогда не принизили бы, но, наоборот, возвысили бы любого. И я бы не советовала вам так отзываться о них на людях, если вы не хотите стать предметом насмешек. О вас подумают, будто вы не понимаете куртуазных условностей - измышленные чувства поэта никогда не выражаются ни в чем, кроме слов. Мистер Сидни уже на протяжении двух лет обращается ко мне как к Стелле в своих сонетах. Моя мать и мои опекуны не видели в этом ничего плохого - так же, как и вы до нашего супружества.
На самом деле сонеты мистера Сидни, как и его чувства, сильно изменились по сравнению с его сонетами и чувствами двухгодичной давности, и если Рич до сих пор этого не понял, то только потому, что не считал нужным тратить время на чтение всяких стишков. Но Пенелопа не лгала ему в главном - ее собственное поведение было безупречно.
Она чувствовала себя так уверенно, что, решив отправиться ненадолго в Стратфорд-ле-Боу - по своему собственному желанию, а не по приказу Рича, - она пригласила Филиппа в гости. Может быть, он и не хотел навещать ее в доме, где она делила постель со своим мужем, Но отказаться он не посмел. Он не раз шутил по поводу того, что неплохо было бы нагло заявиться к лорду Ричу домой и посмотреть, что он станет делать. А вдруг он захочет его выставить. Но у Рича не было никакого желания ссориться с племянником графа Лейстера.
Филипп был чудесной компанией для Пенелопы в этот дождливый февраль. Они беседовали, играли в шахматы, она пела ему песни, аккомпанируя себе на лютне, он развлекал ее новыми стихами - не серьезной поэзией, которая создается в одиночестве, в жестоких муках творчества, но безделками, которые играючи приходят к человеку, отточившему свое поэтическое мастерство при написании эпиграмм на придворных и пьес для королевы.
Он как раз писал одно такое стихотворение, сидя за полом в комнате Пенелопы в то время как она играла со своим спаниелем Верным. Сидни выбрал именно эту сцену в качестве темы - Верный совсем ошалел от радости, когда его хозяйка вернулась домой, и Филипп говорил, что сходит с ума от ревности, когда видит, как Пенелопа растрачивает столько чувства на «это крошечное создание».
- Вы же любите собак не меньше меня, - возражала она.
- Да? Подождите, послушайте это. У меня готовы первые восемь строк.
- И ты слушай, малыш, - улыбнулась Пенелопа. - Мистер Сидни написал о тебе в стихотворении.
Верный завилял хвостом. Сидни стал читать:
Любовь моя, неужто песик твой тебе меня дороже?
Тебя он любит, но ведь не сгорает от любви.
Сгораю я. Он тебя ждет. И я не сдвинусь с места тоже.
Он верен. Но нет на свете пса, который был бы преданней меня.
Он ростом невелик, совсем недавно был щенком.
Он только лает. С моими песнями знаком твой голос сладкий.
Ты бровью поведешь - он мчится и несет тебе в зубах перчатку,
Но лишь мигни - я принесу тебе и душу целиком.
- Хорошо, только возникает вопрос...
- Какой?
- Нужно ли мне, чтобы вы приносили мне душу.
Сидни улыбнулся и снова взялся за перо.
- А вы остры на язык. Я докажу вам, что моя душа - товар, которым не следует разбрасываться.
Это правда! Пенелопа вздохнула. Она ощутила сильное желание обхватить руками его голову, снять напряжение и боль, чтобы сон, так долго бежавший от него, наконец пришел. Как все легко было бы в жизни, если бы они поженились тогда! У него такие красивые руки... Первое, что замечаешь в мужчине, - это его руки. Филипп мог бы научить ее любви. Вместе с этой мыслью пришло разочарование - время учения кончилось, и урок уже выучен.
- Ну-ка посмотрим, что ваш любимец скажет на это, - произнес Сидни, отложив перо и посмотрев на Пенелопу.
Она быстро отвела взгляд, но, видимо, опоздала. Увидев в его глазах вопрос, она залилась краской и начала усиленно гладить Верного. Сидни сидел, молчал и улыбался каким-то своим мыслям.
Не прошло и двух недель, как ей пришлось признаться во взаимной любви к нему. Филипп вытянул из нее правду, и теперь его было не сбить с толку никакими уловками. Он видел ее глаза в тот момент, когда она смотрела на него, и написал об этом сонет, который и прислал без всяких комментариев. В притворстве уже не было надобности.
Она ясно дала понять, что ему не на что надеяться и что их любовь не пойдет дальше слов, и, хотя он потратил много времени, споря и доказывая, что белое - это черное, она была уверена, что он примет ее условия. Несмотря на свои мудрые и вразумительные аргументы, Филипп все же был от природы столь добродетелен, а ее власть над ним - столь сильна, что Пенелопа успокоились, поняв, что они могут продолжать видеться, не подвергая себя никакой опасности.
Недели шли за неделями, заполненные удовольствиями и развлечениями. Двор переместился в Нонсач. Рич уехал в Лиз, на пахоту и сев. Одним апрельским днем Пенелопа заехала в огромный особняк Лейстера в Стренде, чтобы повидаться с родными. Дворецкий сказал ей, что графиня и леди Дороти куда-то отправились в карете, но его светлость дома и принимает лорда Уорвика и мистера Сидни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50