Пучок кукурузных листьев в его руках стал роскошным веером, на котором как живые сверкали цветки сливы и персика. Черепаха тоже претерпела изменения – она стала огромных размеров, панцирь засиял золотом, а глаза – рубинами. Женщина села на золотую черепаху и спрятала в рукав своего халата медяки, полученные от красавца Лу.
– Он добр, – многозначительно сказала она своему спутнику.
– Зато легкомыслен, – ответил тот.
– Мужчины все легкомысленны, – парировала красавица.
– Даже я, милая Юй?
– Даже ты, дорогой Ань. Ведь это была твоя затея – встретить на дороге братьев-каллиграфов и направить их к нашей милой Фэйянь. Чего ты добиваешься? Нет, ты почему прячешь глаза, Небесный Чиновник?! Отвечай!
– Юй, разве не ты сама желала, чтобы у Фэйянь появились спутники и защитники?
– Хм, возможно... Возможно, один из братьев и годится ей в спутники, но второй... Он слишком высокомерен и самонадеян – такой ей совсем ни к чему.
– А я думаю, она сама разберется, – улыбнулся Небесный Чиновник Ань. – Я также думаю, что наша Фэйянь кого угодно лишит как высокомерия, так и самонадеянности.
Ань уселся на черепаху рядом со своей прекрасной спутницей. Черепаха взмыла в небо, грациозно взмахивая золотыми лапами, и скоро на небе можно было различить крохотную золотую точку – словно песчинку на голубом одеяле...
Меж тем Ян, а следом за ним и Лу домчались до заросшего лотосами пруда. Они спешились и действительно увидели молодого монаха в бледно-оранжевых одеждах. Только он не чертил в воздухе огненные знаки, а крепко спал, подложив себе под голову валик из камышовых листьев.
– Ха, – произнес шепотом Лу, – он еще совсем мальчишка, этот монах!
– Великий каллиграф, – сказал Ян с глубочайшим презрением. Он извлек из ножен меч и подошел к спящему монаху.
– Ты рехнулся, брат! – воскликнул Лу. – Опомнись!
– Я лишь разбужу этого выскочку, – успокоил Ян. Поднял меч... и очень удивился в следующий миг тому, что лежит на земле с нестерпимой болью во всем теле, а его меч взмыл в воздух и приземлился прямо в руку загадочного монаха, который уже не спал – стоял в боевой стойке и задумчиво переводил взгляд с поверженного Яна на опешившего Лу. Миг прошел, и Лу понял, что надо спасать положение.
– Почтеннейший монах! – воскликнул он, кланяясь. – Мой брат не хотел обидеть вас!
– Что угодно от меня вашему брату? – спросил монах хриплым неблагозвучным голосом. После чего по непонятной причине отбросил меч и прижал ладони к губам.
Ян поднялся и тоже поклонился.
– Достойный монах! – заговорил он, поневоле кривясь от боли в отбитой пояснице. – Меня зовут Ян Синь, а это мой младший брат Лу Синь. Мы каллиграфы из уезда Хандун. Позвольте узнать ваше благословенное имя.
– Я... – неуверенно начал монах. – Я ношу имя, данное мне при постриге. Называйте меня Цзы Юнь.
– Цзы Юнь? – удивился Ян. – Такое имя не дается зря. Видно, вы, почтенный монах, несмотря на свой юный возраст, весьма искусны в каллиграфии?
– Мое недостоинство не позволяет мне говорить о том, что я хоть что-то умею в этой жизни, – сказал монах. – Прошу вас, скажите, чего ради вы побеспокоили меня, и ступайте с миром своей дорогой.
– О нет, уважаемый Цзы Юнь, вы не отделаетесь от нас так легко! – воскликнул Ян Синь. – Мы слыхали о вас чудесные вещи. Говорят, вы непревзойденный мастер каллиграфии, владеющий Высоким Стилем и секретами пяти Высших Иероглифов. Покажите же нам, смиренным, ваше искусство!
Монах печально (так показалось Лу, не отрывавшему взгляда от лица необычного юноши) поглядел на Яна.
– Зачем вам это нужно, господин?
– Я вызываю вас на соревнование в каллиграфии! – воскликнул Ян Синь вне себя от азарта. – Пусть небеса судят, кто из нас лучший мастер! И мой брат Лу...
– Нет-нет, – торопливо сказал Лу. – Я не приму участия в поединке.
Ему показалось, что монах при этих словах глянул на него с благодарностью. А Ян, наоборот, разгневался.
– Признаешь поражение без борьбы, братец? – упрекнул он. – Не ожидал от тебя.
– Я сам от себя не ожидал, – пробормотал Лу. И снова посмотрел на монаха.
– Поединок? – Глаза монаха блеснули. – Что ж, пусть будет поединок, если вам угодно, господин Ян Синь. Одна беда: я поиздержался, у меня нет с собой бумаги.
– У меня есть, я могу одолжить, – быстро предложил Лу. – И, если угодно, разотру вам тушь.
– Настоящий мастер и тушь растирает сам! оборвал брата Ян. – А насчет бумаги... Говорят, тот, кто искусен, напишет и на воде! Вот мой вызов, почтенный Цзы Юнь: напишите на поверхности этого пруда хотя бы один иероглиф! И не думайте, что я этого не умею!
– Я не сомневаюсь в ваших способностях, – ответил монах, неспешно растирая тушь. Наконец он обмакнул кисть в тушь и склонился над поверхностью пруда...
– – Нет, так дело не пойдет, – сказал вдруг монах. – Вы, господин Ян Синь, вызвали меня на этот поединок, вам первому и показывать свое мастерство!
Ян Синь рассмеялся:
– Мне говорили, что монахи трусливы, а я не верил! – Он достал из-за пояса коробку с кистями и готовой тушью, вынул свою лучшую кисть. – Гляди, монах!
И Ян Синь быстро написал на поверхности пруда иероглифы «резвящийся карп». О чудо! Иероглифы не расплывались, держались, будто были написаны на бумаге!
– Что скажешь, бритоголовый? – самодовольно бросил Ян Синь.
Монах усмехнулся:
– Написано мастерски. Только в иероглифе «карп» вы забыли вторую нижнюю полосу. Оставили рыбку без плавников, – и монах взмахом кисти исправил ошибку. Тут же иероглиф, написанный Яном, превратился в живого зеркального карпа, который резво взмахнул хвостом и ушел на глубину.
Ян Синь ничем не выдал своего удивления. А монах продолжал:
– Я люблю лотосы, но сейчас им не время цвести. А так хотелось бы!
С этими словами монах вывел кистью на воде строчку из стихотворения «Лотосы расцвели – будто с неба упали звезды».
Ян Синь не мог не отметить, что иероглифы монаха куда совершеннее его собственных. А потом написанная строчка превратилась в десятки лотосов, распускающихся прямо на глазах и наполняющих все вокруг дивным ароматом.
– Превосходно! – прошептал Лу. – Это настоящее чудо.
Ян тоже был изумлен, но промолчал. Едкая зависть, недостойная благородного мужчины, наполнила его сердце.
– Что вода! – меж тем сказал монах. – Писать на ней так же просто, как и на бумаге. Небеса – вот где надо чертить иероглифы.
Монах взял в каждую руку по кисти, подбросил их в небо. Кисти взлетели и начертали на облаках иероглиф «феникс». Кисти упали, а иероглиф светился золотом, не исчезал.
– Ох, как стыдно, – сказал монах. Голос его стал, кстати, куда мелодичней. – Я забыл точку над иероглифом...
Он снова подбросил кисть, та поставила нужную точку, и иероглиф превратился в огнеперого прекрасного феникса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Он добр, – многозначительно сказала она своему спутнику.
– Зато легкомыслен, – ответил тот.
– Мужчины все легкомысленны, – парировала красавица.
– Даже я, милая Юй?
– Даже ты, дорогой Ань. Ведь это была твоя затея – встретить на дороге братьев-каллиграфов и направить их к нашей милой Фэйянь. Чего ты добиваешься? Нет, ты почему прячешь глаза, Небесный Чиновник?! Отвечай!
– Юй, разве не ты сама желала, чтобы у Фэйянь появились спутники и защитники?
– Хм, возможно... Возможно, один из братьев и годится ей в спутники, но второй... Он слишком высокомерен и самонадеян – такой ей совсем ни к чему.
– А я думаю, она сама разберется, – улыбнулся Небесный Чиновник Ань. – Я также думаю, что наша Фэйянь кого угодно лишит как высокомерия, так и самонадеянности.
Ань уселся на черепаху рядом со своей прекрасной спутницей. Черепаха взмыла в небо, грациозно взмахивая золотыми лапами, и скоро на небе можно было различить крохотную золотую точку – словно песчинку на голубом одеяле...
Меж тем Ян, а следом за ним и Лу домчались до заросшего лотосами пруда. Они спешились и действительно увидели молодого монаха в бледно-оранжевых одеждах. Только он не чертил в воздухе огненные знаки, а крепко спал, подложив себе под голову валик из камышовых листьев.
– Ха, – произнес шепотом Лу, – он еще совсем мальчишка, этот монах!
– Великий каллиграф, – сказал Ян с глубочайшим презрением. Он извлек из ножен меч и подошел к спящему монаху.
– Ты рехнулся, брат! – воскликнул Лу. – Опомнись!
– Я лишь разбужу этого выскочку, – успокоил Ян. Поднял меч... и очень удивился в следующий миг тому, что лежит на земле с нестерпимой болью во всем теле, а его меч взмыл в воздух и приземлился прямо в руку загадочного монаха, который уже не спал – стоял в боевой стойке и задумчиво переводил взгляд с поверженного Яна на опешившего Лу. Миг прошел, и Лу понял, что надо спасать положение.
– Почтеннейший монах! – воскликнул он, кланяясь. – Мой брат не хотел обидеть вас!
– Что угодно от меня вашему брату? – спросил монах хриплым неблагозвучным голосом. После чего по непонятной причине отбросил меч и прижал ладони к губам.
Ян поднялся и тоже поклонился.
– Достойный монах! – заговорил он, поневоле кривясь от боли в отбитой пояснице. – Меня зовут Ян Синь, а это мой младший брат Лу Синь. Мы каллиграфы из уезда Хандун. Позвольте узнать ваше благословенное имя.
– Я... – неуверенно начал монах. – Я ношу имя, данное мне при постриге. Называйте меня Цзы Юнь.
– Цзы Юнь? – удивился Ян. – Такое имя не дается зря. Видно, вы, почтенный монах, несмотря на свой юный возраст, весьма искусны в каллиграфии?
– Мое недостоинство не позволяет мне говорить о том, что я хоть что-то умею в этой жизни, – сказал монах. – Прошу вас, скажите, чего ради вы побеспокоили меня, и ступайте с миром своей дорогой.
– О нет, уважаемый Цзы Юнь, вы не отделаетесь от нас так легко! – воскликнул Ян Синь. – Мы слыхали о вас чудесные вещи. Говорят, вы непревзойденный мастер каллиграфии, владеющий Высоким Стилем и секретами пяти Высших Иероглифов. Покажите же нам, смиренным, ваше искусство!
Монах печально (так показалось Лу, не отрывавшему взгляда от лица необычного юноши) поглядел на Яна.
– Зачем вам это нужно, господин?
– Я вызываю вас на соревнование в каллиграфии! – воскликнул Ян Синь вне себя от азарта. – Пусть небеса судят, кто из нас лучший мастер! И мой брат Лу...
– Нет-нет, – торопливо сказал Лу. – Я не приму участия в поединке.
Ему показалось, что монах при этих словах глянул на него с благодарностью. А Ян, наоборот, разгневался.
– Признаешь поражение без борьбы, братец? – упрекнул он. – Не ожидал от тебя.
– Я сам от себя не ожидал, – пробормотал Лу. И снова посмотрел на монаха.
– Поединок? – Глаза монаха блеснули. – Что ж, пусть будет поединок, если вам угодно, господин Ян Синь. Одна беда: я поиздержался, у меня нет с собой бумаги.
– У меня есть, я могу одолжить, – быстро предложил Лу. – И, если угодно, разотру вам тушь.
– Настоящий мастер и тушь растирает сам! оборвал брата Ян. – А насчет бумаги... Говорят, тот, кто искусен, напишет и на воде! Вот мой вызов, почтенный Цзы Юнь: напишите на поверхности этого пруда хотя бы один иероглиф! И не думайте, что я этого не умею!
– Я не сомневаюсь в ваших способностях, – ответил монах, неспешно растирая тушь. Наконец он обмакнул кисть в тушь и склонился над поверхностью пруда...
– – Нет, так дело не пойдет, – сказал вдруг монах. – Вы, господин Ян Синь, вызвали меня на этот поединок, вам первому и показывать свое мастерство!
Ян Синь рассмеялся:
– Мне говорили, что монахи трусливы, а я не верил! – Он достал из-за пояса коробку с кистями и готовой тушью, вынул свою лучшую кисть. – Гляди, монах!
И Ян Синь быстро написал на поверхности пруда иероглифы «резвящийся карп». О чудо! Иероглифы не расплывались, держались, будто были написаны на бумаге!
– Что скажешь, бритоголовый? – самодовольно бросил Ян Синь.
Монах усмехнулся:
– Написано мастерски. Только в иероглифе «карп» вы забыли вторую нижнюю полосу. Оставили рыбку без плавников, – и монах взмахом кисти исправил ошибку. Тут же иероглиф, написанный Яном, превратился в живого зеркального карпа, который резво взмахнул хвостом и ушел на глубину.
Ян Синь ничем не выдал своего удивления. А монах продолжал:
– Я люблю лотосы, но сейчас им не время цвести. А так хотелось бы!
С этими словами монах вывел кистью на воде строчку из стихотворения «Лотосы расцвели – будто с неба упали звезды».
Ян Синь не мог не отметить, что иероглифы монаха куда совершеннее его собственных. А потом написанная строчка превратилась в десятки лотосов, распускающихся прямо на глазах и наполняющих все вокруг дивным ароматом.
– Превосходно! – прошептал Лу. – Это настоящее чудо.
Ян тоже был изумлен, но промолчал. Едкая зависть, недостойная благородного мужчины, наполнила его сердце.
– Что вода! – меж тем сказал монах. – Писать на ней так же просто, как и на бумаге. Небеса – вот где надо чертить иероглифы.
Монах взял в каждую руку по кисти, подбросил их в небо. Кисти взлетели и начертали на облаках иероглиф «феникс». Кисти упали, а иероглиф светился золотом, не исчезал.
– Ох, как стыдно, – сказал монах. Голос его стал, кстати, куда мелодичней. – Я забыл точку над иероглифом...
Он снова подбросил кисть, та поставила нужную точку, и иероглиф превратился в огнеперого прекрасного феникса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89