Вот его слова:
Я терплю издевательства неба давно.
Может быть, за терпенье в награду оно
Ниспошлет мне красавицу легкого нрава
И тяжелый кувшин ниспошлет заодно...
- Я признаю эти стихи.
Теперь уже не ропот, а рокот возмущённых голосов повис в воздухе. Оболенский слушал все обвинения в адрес дедушки, опустив голову. Как бывший работник прокуратуры, он не мог не признать их весомость и состоятельность. Хотя... всё равно бы не вспомнил, что такое "прокуратура".
- О Аллах, всемилостивейший и всемогущий! Если бы только этим ограничивались прегрешения этого человека, мы бы простили его, снисходя к его почтенным годам. Но он посмел поднять руку на... самого Всевышнего! Он, в своём слепом ничтожестве, попытался свалить на Аллаха всю ответственность за свои же грехи. Он бесстыдно обвиняет самого Господа в нарушении законов Шариата. Вы только послушайте, правоверные:
Ко мне ворвался ты, как ураган, Господь,
И опрокинул мне с вином стакан, Господь!
Я пьянству предаюсь, а ты творишь бесчинства?
Гром раздери меня, коль ты не пьян, Господь!
Дальше обвинителю пришлось кричать в полную глотку, дабы хоть как-то перебить фанатичный рёв толпы. Хайям ибн Омар только молча кивнул, в очередной раз подтверждая своё неотъемлемое авторство, и остановить вой оголтелых фанатиков было уже невозможно. Не будем врать, что в вину старика поверили все, для большей части народа его стихи были абсолютно близки и понятны своим истинным, а не поверхностным смыслом. Но были и другие... Дураков, как правило, много не бывает. Но они шумны, энергичны и полны нечеловеческой злобы к любому творцу, пытающемуся жить своим умом - вне понимания их узколобого мира. Поэтому, когда казий патетично бросил в толпу: "Виновен ли этот человек?" - нашлись те, кто счастливо завопил: "Виновен!" Селим ибн Гарун аль-Рашид был очень доволен. Огромный волосатый палач положил тяжёлую пятерню на хрупкое плечо старика...
* * *
Всё лучшее о себе я тоже услышу после смерти...
Автор.
Вот мы не так давно рассуждали с вами о похожести религиозных догматов, а теперь коснёмся одного, очень яркого, различия. Помните, как сказано у христиан: "Тому, кто ударит тебя по правой щеке, подставь левую..." Это, видимо, для того, чтобы бьющему стало как-то стыдно и он больше не дрался. А может, и извинился в придачу... Но честно предупредим: на пьяниц, наркоманов, садистов и душевнобольных это правило не распространяется! В исламе всё иначе, там официально разрешено "отвечать на зло равноценным злом". Хотя "простивший и смирившийся будет возвышен Аллахом"! Вот видите, им, восточным людям, это можно, а нам... Может быть, именно поэтому мы так легко забываем добрые христианские законы и с присущим русскому человеку смирением, получив по правой щеке, размашисто сворачиваем зачинщику челюсть! Всю челюсть. Чего уж там на пощёчины размениваться...
- Ты хочешь что-нибудь сказать? - Эмир поднял руку с холеными пальцами, посверкал перстнями, и над площадью разом воцарилась тишина. - Говори, ибо следующие слова ты будешь произносить уже перед престолом Всевышнего!
- Я... старый, выживший из ума глупец... - Хайям ибн Омар высоко поднял голову, чтобы никто не видел его слез. - Я писал свои стихи для людей, обладающих тонким умом, чувствующих шутку, и если над кем и смеялся, так лишь над самим собой. Но я виновен перед Аллахом... И вина моя столь велика, что не имеет прощения! Я... своими руками... послал в Багдад самого прекрасного, самого умного, самого почтительного из всех юношей - своего внука Льва Оболенского...
Здесь стоит сделать короткий перерыв ради описания выражений лиц присутствующих. Должен признать, что всё многообразие чисто человеческих эмоций разом проявилось в исключительной полноте и первородной яркости. Народ вытянул шеи и разинул рты - оказывается, ловкий Багдадский вор был внуком знаменитого поэта! Эмир вытаращил глаза, до боли в пальцах впиваясь в подлокотники трона, - ему совсем не хотелось, чтобы на площади, прилюдно, вспоминали о том, как этот молодец украл рыженькую танцовщицу Ириду! Благородный господин Шехмет молил небеса, взявшие Льва Оболенского, чтобы те его ни за что не возвращали! А сам Багдадский вор шумно рыдал на плече у Ходжи Насреддина, вытирая мокрый нос его же фальшивой бородой, потому что "таких хороших слов он от дедушки с детства не слышал"...
- Да, мой бедный внук был вором... это я сделал его таким. Ибо если у народа нет своего героя, то и неуловимый солнечный зайчик может разить его врага страшнее удара молнии! Мой мальчик был высоким, сильным, голубоглазым, его нельзя было не заметить в толпе. Быть может, он жил грехом, но у него было большое сердце... Скажите, правоверные, разве он хоть кого-нибудь довёл до нищеты? Разве украл последнюю лепёшку у бедной вдовы? Разве он обидел ребёнка? Разве не раздавал всё ворованное простым людям?
- Воистину так... - прошелестело над базарной площадью, а эмир посмотрел на начальника городской стражи таким взглядом, что тот начал икать.
- Багдадский вор клеймил жадность, глупость и чванство. Он был для вас звуком праздничного бубна, потаённым смехом в ночи, глотком свободы в тисках безжалостного закона. Закона - единого для всех, а потому карающего без разбора... Стражи сказали, что мой внук уже... на небесах... Зачем мне жить? Пусть и моя стариковская голова падёт к неумолимым стопам Закона, разучившегося смеяться.
- О чём ты говоришь, вздорный старик?! - рискнул вставить своё слово казий. - Закон - праведен и дан нам Всевышним для укрепления души и смирения страстей. Тот, кто нарушает законы, идёт против воли Аллаха!
- Ты прав, о почтеннейший... - печально подтвердил Хайям. - Мудрость предпочтительнее беззаботного смеха. Я низко склоняюсь перед каждым мудрецом, учащим в своих книгах юношей правде жизни. Пища для ума, как и пища для тела, должна быть и правильной, и полезной. Мой внук был насмешкой над вашими мудрыми речами... и это плохо! Но что будет с человеком, если его поить только молоком и мёдом? Они очень полезны. Но иногда... редко... всего один глоток ароматного вина способен принести в сердце несказанную радость! Багдадский вор был тем, что заставляло народ улыбаться и... верить.
- Он был вором!
- Увы... но у него была добрая душа, и его забрала на небеса сияющая колесница святого Хызра!
- Уж не думаешь ли ты, старик, что от этого мы сочтём его праведником?! наигранно расхохотался казий. Его смех прозвучал как-то особенно одиноко, напоминая скорее кряканье полузадушенной утки. - Господин Шехмет, лично присутствовавший при этом, убеждён, что злодея забрали, дабы избавить от него землю Востока и бросить великого грешника пред грозные очи всесильного Аллаха!
- Что ж, тогда и мне пора отправляться вслед за ним, - покорно кивнул поэт, опускаясь на колени перед палачом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Я терплю издевательства неба давно.
Может быть, за терпенье в награду оно
Ниспошлет мне красавицу легкого нрава
И тяжелый кувшин ниспошлет заодно...
- Я признаю эти стихи.
Теперь уже не ропот, а рокот возмущённых голосов повис в воздухе. Оболенский слушал все обвинения в адрес дедушки, опустив голову. Как бывший работник прокуратуры, он не мог не признать их весомость и состоятельность. Хотя... всё равно бы не вспомнил, что такое "прокуратура".
- О Аллах, всемилостивейший и всемогущий! Если бы только этим ограничивались прегрешения этого человека, мы бы простили его, снисходя к его почтенным годам. Но он посмел поднять руку на... самого Всевышнего! Он, в своём слепом ничтожестве, попытался свалить на Аллаха всю ответственность за свои же грехи. Он бесстыдно обвиняет самого Господа в нарушении законов Шариата. Вы только послушайте, правоверные:
Ко мне ворвался ты, как ураган, Господь,
И опрокинул мне с вином стакан, Господь!
Я пьянству предаюсь, а ты творишь бесчинства?
Гром раздери меня, коль ты не пьян, Господь!
Дальше обвинителю пришлось кричать в полную глотку, дабы хоть как-то перебить фанатичный рёв толпы. Хайям ибн Омар только молча кивнул, в очередной раз подтверждая своё неотъемлемое авторство, и остановить вой оголтелых фанатиков было уже невозможно. Не будем врать, что в вину старика поверили все, для большей части народа его стихи были абсолютно близки и понятны своим истинным, а не поверхностным смыслом. Но были и другие... Дураков, как правило, много не бывает. Но они шумны, энергичны и полны нечеловеческой злобы к любому творцу, пытающемуся жить своим умом - вне понимания их узколобого мира. Поэтому, когда казий патетично бросил в толпу: "Виновен ли этот человек?" - нашлись те, кто счастливо завопил: "Виновен!" Селим ибн Гарун аль-Рашид был очень доволен. Огромный волосатый палач положил тяжёлую пятерню на хрупкое плечо старика...
* * *
Всё лучшее о себе я тоже услышу после смерти...
Автор.
Вот мы не так давно рассуждали с вами о похожести религиозных догматов, а теперь коснёмся одного, очень яркого, различия. Помните, как сказано у христиан: "Тому, кто ударит тебя по правой щеке, подставь левую..." Это, видимо, для того, чтобы бьющему стало как-то стыдно и он больше не дрался. А может, и извинился в придачу... Но честно предупредим: на пьяниц, наркоманов, садистов и душевнобольных это правило не распространяется! В исламе всё иначе, там официально разрешено "отвечать на зло равноценным злом". Хотя "простивший и смирившийся будет возвышен Аллахом"! Вот видите, им, восточным людям, это можно, а нам... Может быть, именно поэтому мы так легко забываем добрые христианские законы и с присущим русскому человеку смирением, получив по правой щеке, размашисто сворачиваем зачинщику челюсть! Всю челюсть. Чего уж там на пощёчины размениваться...
- Ты хочешь что-нибудь сказать? - Эмир поднял руку с холеными пальцами, посверкал перстнями, и над площадью разом воцарилась тишина. - Говори, ибо следующие слова ты будешь произносить уже перед престолом Всевышнего!
- Я... старый, выживший из ума глупец... - Хайям ибн Омар высоко поднял голову, чтобы никто не видел его слез. - Я писал свои стихи для людей, обладающих тонким умом, чувствующих шутку, и если над кем и смеялся, так лишь над самим собой. Но я виновен перед Аллахом... И вина моя столь велика, что не имеет прощения! Я... своими руками... послал в Багдад самого прекрасного, самого умного, самого почтительного из всех юношей - своего внука Льва Оболенского...
Здесь стоит сделать короткий перерыв ради описания выражений лиц присутствующих. Должен признать, что всё многообразие чисто человеческих эмоций разом проявилось в исключительной полноте и первородной яркости. Народ вытянул шеи и разинул рты - оказывается, ловкий Багдадский вор был внуком знаменитого поэта! Эмир вытаращил глаза, до боли в пальцах впиваясь в подлокотники трона, - ему совсем не хотелось, чтобы на площади, прилюдно, вспоминали о том, как этот молодец украл рыженькую танцовщицу Ириду! Благородный господин Шехмет молил небеса, взявшие Льва Оболенского, чтобы те его ни за что не возвращали! А сам Багдадский вор шумно рыдал на плече у Ходжи Насреддина, вытирая мокрый нос его же фальшивой бородой, потому что "таких хороших слов он от дедушки с детства не слышал"...
- Да, мой бедный внук был вором... это я сделал его таким. Ибо если у народа нет своего героя, то и неуловимый солнечный зайчик может разить его врага страшнее удара молнии! Мой мальчик был высоким, сильным, голубоглазым, его нельзя было не заметить в толпе. Быть может, он жил грехом, но у него было большое сердце... Скажите, правоверные, разве он хоть кого-нибудь довёл до нищеты? Разве украл последнюю лепёшку у бедной вдовы? Разве он обидел ребёнка? Разве не раздавал всё ворованное простым людям?
- Воистину так... - прошелестело над базарной площадью, а эмир посмотрел на начальника городской стражи таким взглядом, что тот начал икать.
- Багдадский вор клеймил жадность, глупость и чванство. Он был для вас звуком праздничного бубна, потаённым смехом в ночи, глотком свободы в тисках безжалостного закона. Закона - единого для всех, а потому карающего без разбора... Стражи сказали, что мой внук уже... на небесах... Зачем мне жить? Пусть и моя стариковская голова падёт к неумолимым стопам Закона, разучившегося смеяться.
- О чём ты говоришь, вздорный старик?! - рискнул вставить своё слово казий. - Закон - праведен и дан нам Всевышним для укрепления души и смирения страстей. Тот, кто нарушает законы, идёт против воли Аллаха!
- Ты прав, о почтеннейший... - печально подтвердил Хайям. - Мудрость предпочтительнее беззаботного смеха. Я низко склоняюсь перед каждым мудрецом, учащим в своих книгах юношей правде жизни. Пища для ума, как и пища для тела, должна быть и правильной, и полезной. Мой внук был насмешкой над вашими мудрыми речами... и это плохо! Но что будет с человеком, если его поить только молоком и мёдом? Они очень полезны. Но иногда... редко... всего один глоток ароматного вина способен принести в сердце несказанную радость! Багдадский вор был тем, что заставляло народ улыбаться и... верить.
- Он был вором!
- Увы... но у него была добрая душа, и его забрала на небеса сияющая колесница святого Хызра!
- Уж не думаешь ли ты, старик, что от этого мы сочтём его праведником?! наигранно расхохотался казий. Его смех прозвучал как-то особенно одиноко, напоминая скорее кряканье полузадушенной утки. - Господин Шехмет, лично присутствовавший при этом, убеждён, что злодея забрали, дабы избавить от него землю Востока и бросить великого грешника пред грозные очи всесильного Аллаха!
- Что ж, тогда и мне пора отправляться вслед за ним, - покорно кивнул поэт, опускаясь на колени перед палачом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99