Особенно в контексте каминной кочерги.
— Может быть, я кажусь вам странным… Еще каким странным, Херри-бой.
— Но все проще и сложнее одновременно, Катрин. Не проще, это уж точно.
— Вы нужны Мертвому городу, Катрин. Вы должны разгадать его тайну… Вы ведь уже сделали первый шаг… Это ты говорил, не стоит повторяться.
— Сделайте второй… Спешу и падаю.
— Я жду вас, Катрин. Я буду ждать вас в доме. Мы обо всем поговорим спокойно. Наверное, у вас есть вопросы. Я готов ответить на них…
Свежо предание, Херри-бой. Мы узнаем друг о друге все — и станем врагами. А враг с каминной кочергой — это опасный враг.
— Я буду ждать вас… Не задерживайтесь.
Надо мной скрипнули грубо сколоченные доски: Херри-бой поднялся с кровати, каминная кочерга взмыла вверх, а красные носки отдалились от меня на почти безопасное расстояние. Снова скрипнули половицы.
Обманный маневр.
Сейчас ты подождешь внизу, пока я не выползу из своего ненадежного убежища, а потом возьмешь меня тепленькую и, под конвоем каминной кочерги, доставишь к своим фотографиям. И снова будешь мучить меня никому не нужными сравнениями с дочкой бургомистра.
Но у Херри-боя не хватило терпения. Он вернулся через три минуты. Я все еще, скорчившись, лежала под кроватью. Игры закончились. Через секунду он подойдет и вытащит меня за рыжие волосы…
Херри-бой действительно подошел к кровати — но только затем, чтобы поправить музейный экспонат. Он стряхнул простыни и подтянул одеяло. А потом снова повесил тонкий канат.
— Вы, русские, очень неаккуратны, — сказал Херри-бой в пространство.
Он был настоящим смотрителем музея. Настоящим директором.
…Шаги Херри-боя уже давно стихли, но я все еще не торопилась вылезать из-под кровати. Мне не нравилось его поведение, сoвсем не нравилось. Но он тактичен — пока еще тактичен. Я ему нужна. Пока еще.
У меня не было часов, и в темной утробе дома я ориентироваться не могла. Но и сидеть под кроватью вечность я не могла тоже. Немного успокоившись, я все же покинула свое убежище и, сняв ботинки, осторожно спустилась вниз. Херри-боя нигде не было, но он предусмотрительно оставил мне зажженную лампу. Она стояла на столе и освещала нижний этаж дома ровным неярким светом. Мысленно поблагодарив заботливого безумца, я прикрутила фитилек и огляделась. Не мешало бы вооружиться на случай мелких неприятностей с Херри-боем.
Но быт давно умерших голландцев был совершенно невинен: яркие вышивки, резные полки, фаянсовая посуда и безделушки из металла, смахивающего на серебро. Такими безделушками хорошо открывать пивные бутылки. Ни на что другое они не годятся.
Я вышла из дома, плотно прикрыв за собой дверь.
И поразилась тому, что увидела: в каждом из нескольких домов, составляющих улицу, на первых этажах горел тусклый свет. Огоньки в пустых глазницах домов выглядели невероятно, они не согревали здания, совсем напротив — лишь подчеркивали их безжизненность. Даже могилы, украшенные горящими свечами в Родительскую субботу, выглядели бы более обжитыми. Херри-бой, должно быть, обошел все дома и в каждом оставил по лампе. И в каждом поднимался на второй этаж. И поправлял покрывала. И поправлял веревки. И произносил ту же тронную речь, которую слышала я. Ты чересчур тактичен, Херри-бой. А уму тактичность противопоказана. Особенно изощренному. Быть может, поэтому “Всадниками” владеешь не ты, а я. Быть может, поэтому ты не разгадал тайну скорпионьих хвостов. А я ее разгадала. Или почти разгадала. Быть может, поэтому ты кажешься почти умалишенным.
Стараясь избегать света в окнах, я поднялась вверх по улице. Отсюда был хорошо виден весь остров, слабо освещенный лампами в домах. Только два дома были темными и безжизненными — берлога Херри-боя и остов рыбной лавки Рогира Лонгтерена. Подумав несколько секунд, я решительным шагом направилась к лавке. Может быть, сень пятнадцатого века спасет меня от ненавязчивых домогательств Херри-боя. И его такой же ненавязчивой кочерги.
Я хорошо помнила безжизненные стены рыбной лавки Рогира. Но когда ночь накрыла ее с головой, интерьер вдруг причудливо изменился. Да, я хорошо помнила стены, но я совсем забыла, что дом этот, в отличие от всех других домов, принадлежит прошлому. И оно обступило меня, стоило только мне войти. В торце дома зияла прорезь окна, но теперь она была заполнена призрачным светом — матовый купол Музея Картины заглядывал в лавку. Несколько секунд я стояла, зачарованная этим причудливым зрелищем. А потом дом вдруг ожил, наполнился тенями когда-то живших здесь людей — или мне это только показалось? Мастерская Лукаса Устрицы была наверху, на втором этаже, — сейчас о ней напоминали только стены, но дух художника все еще витал здесь, я могла в этом поклясться. Иначе как объяснить, что лавка до сих пор жива и наполнена дыханием. Шепоты и крики окружали меня со всех сторон: здесь разделывали рыбу, отчаянно торговались из-за медяков, костерили менял, прикармливали кошек и писали картины…
Не в силах справиться — с шумом в ушах? с шумом в голове? с шумом в сердце? — я села на камни. И тотчас же услышала голос Херри-боя.
— Вот я и нашел вас, Катрин…
* * *
Это было так неожиданно, что я едва сдержала крик и вскочила на ноги: из-под “катерпиллеров” полетела мелкая галька. Херри-бой стоял передо мной и улыбался. Руки он предусмотрительно спрятал за спину.
— Вот я и нашел вас, Катрин, — тихо повторил он.
— Черт, вы меня напугали…
— Зачем вы прятались?
— С чего вы взяли? Я вовсе не пряталась. Просто гуляла по острову.
— Ну, и как прогулка?
— Замечательно. Это вы устроили такую иллюминацию?
— Кроме меня и вас, на острове никого нет.
— Да, действительно. Сморозила глупость, извините. Но выглядит впечатляюще.
— Правда?
— Правда. И часто вы такое устраиваете?
— Первый раз. Получилось неплохо, вам не кажется? Я искал вас.
— Зачем же меня искать? — я придала голосу максимальную небрежность. — Вот она я.
— Вас трудно было загнать, Катрин, — признался Херри-бой.
Загнать, накрыть, обложить флажками — что за терминология, в самом деле? Похоже, Херри-бой считает меня редким экземпляром фауны и к тому же собственностью острова.
— Зачем же нужно было меня загонять? Я бы и сама вернулась. И потом, если уж какая-то блажь взбрела вам в голову… Здесь некуда пойти и негде спрятаться. И заблудиться невозможно.
Голоса и тени отступили — очевидно, стерильный Херри-бой напугал их своим стерильным присутствием. Мы с Херри-боем стояли посреди абсолютно пустой клетки.
— Я знал, что вы придете сюда, Катрин. Рано или поздно. Вы не могли не прийти. Вас привлекает темнота. И если кругом свет — вы обязательно выберете темный угол…
Очень интересная интерпретация.
— В каком смысле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Может быть, я кажусь вам странным… Еще каким странным, Херри-бой.
— Но все проще и сложнее одновременно, Катрин. Не проще, это уж точно.
— Вы нужны Мертвому городу, Катрин. Вы должны разгадать его тайну… Вы ведь уже сделали первый шаг… Это ты говорил, не стоит повторяться.
— Сделайте второй… Спешу и падаю.
— Я жду вас, Катрин. Я буду ждать вас в доме. Мы обо всем поговорим спокойно. Наверное, у вас есть вопросы. Я готов ответить на них…
Свежо предание, Херри-бой. Мы узнаем друг о друге все — и станем врагами. А враг с каминной кочергой — это опасный враг.
— Я буду ждать вас… Не задерживайтесь.
Надо мной скрипнули грубо сколоченные доски: Херри-бой поднялся с кровати, каминная кочерга взмыла вверх, а красные носки отдалились от меня на почти безопасное расстояние. Снова скрипнули половицы.
Обманный маневр.
Сейчас ты подождешь внизу, пока я не выползу из своего ненадежного убежища, а потом возьмешь меня тепленькую и, под конвоем каминной кочерги, доставишь к своим фотографиям. И снова будешь мучить меня никому не нужными сравнениями с дочкой бургомистра.
Но у Херри-боя не хватило терпения. Он вернулся через три минуты. Я все еще, скорчившись, лежала под кроватью. Игры закончились. Через секунду он подойдет и вытащит меня за рыжие волосы…
Херри-бой действительно подошел к кровати — но только затем, чтобы поправить музейный экспонат. Он стряхнул простыни и подтянул одеяло. А потом снова повесил тонкий канат.
— Вы, русские, очень неаккуратны, — сказал Херри-бой в пространство.
Он был настоящим смотрителем музея. Настоящим директором.
…Шаги Херри-боя уже давно стихли, но я все еще не торопилась вылезать из-под кровати. Мне не нравилось его поведение, сoвсем не нравилось. Но он тактичен — пока еще тактичен. Я ему нужна. Пока еще.
У меня не было часов, и в темной утробе дома я ориентироваться не могла. Но и сидеть под кроватью вечность я не могла тоже. Немного успокоившись, я все же покинула свое убежище и, сняв ботинки, осторожно спустилась вниз. Херри-боя нигде не было, но он предусмотрительно оставил мне зажженную лампу. Она стояла на столе и освещала нижний этаж дома ровным неярким светом. Мысленно поблагодарив заботливого безумца, я прикрутила фитилек и огляделась. Не мешало бы вооружиться на случай мелких неприятностей с Херри-боем.
Но быт давно умерших голландцев был совершенно невинен: яркие вышивки, резные полки, фаянсовая посуда и безделушки из металла, смахивающего на серебро. Такими безделушками хорошо открывать пивные бутылки. Ни на что другое они не годятся.
Я вышла из дома, плотно прикрыв за собой дверь.
И поразилась тому, что увидела: в каждом из нескольких домов, составляющих улицу, на первых этажах горел тусклый свет. Огоньки в пустых глазницах домов выглядели невероятно, они не согревали здания, совсем напротив — лишь подчеркивали их безжизненность. Даже могилы, украшенные горящими свечами в Родительскую субботу, выглядели бы более обжитыми. Херри-бой, должно быть, обошел все дома и в каждом оставил по лампе. И в каждом поднимался на второй этаж. И поправлял покрывала. И поправлял веревки. И произносил ту же тронную речь, которую слышала я. Ты чересчур тактичен, Херри-бой. А уму тактичность противопоказана. Особенно изощренному. Быть может, поэтому “Всадниками” владеешь не ты, а я. Быть может, поэтому ты не разгадал тайну скорпионьих хвостов. А я ее разгадала. Или почти разгадала. Быть может, поэтому ты кажешься почти умалишенным.
Стараясь избегать света в окнах, я поднялась вверх по улице. Отсюда был хорошо виден весь остров, слабо освещенный лампами в домах. Только два дома были темными и безжизненными — берлога Херри-боя и остов рыбной лавки Рогира Лонгтерена. Подумав несколько секунд, я решительным шагом направилась к лавке. Может быть, сень пятнадцатого века спасет меня от ненавязчивых домогательств Херри-боя. И его такой же ненавязчивой кочерги.
Я хорошо помнила безжизненные стены рыбной лавки Рогира. Но когда ночь накрыла ее с головой, интерьер вдруг причудливо изменился. Да, я хорошо помнила стены, но я совсем забыла, что дом этот, в отличие от всех других домов, принадлежит прошлому. И оно обступило меня, стоило только мне войти. В торце дома зияла прорезь окна, но теперь она была заполнена призрачным светом — матовый купол Музея Картины заглядывал в лавку. Несколько секунд я стояла, зачарованная этим причудливым зрелищем. А потом дом вдруг ожил, наполнился тенями когда-то живших здесь людей — или мне это только показалось? Мастерская Лукаса Устрицы была наверху, на втором этаже, — сейчас о ней напоминали только стены, но дух художника все еще витал здесь, я могла в этом поклясться. Иначе как объяснить, что лавка до сих пор жива и наполнена дыханием. Шепоты и крики окружали меня со всех сторон: здесь разделывали рыбу, отчаянно торговались из-за медяков, костерили менял, прикармливали кошек и писали картины…
Не в силах справиться — с шумом в ушах? с шумом в голове? с шумом в сердце? — я села на камни. И тотчас же услышала голос Херри-боя.
— Вот я и нашел вас, Катрин…
* * *
Это было так неожиданно, что я едва сдержала крик и вскочила на ноги: из-под “катерпиллеров” полетела мелкая галька. Херри-бой стоял передо мной и улыбался. Руки он предусмотрительно спрятал за спину.
— Вот я и нашел вас, Катрин, — тихо повторил он.
— Черт, вы меня напугали…
— Зачем вы прятались?
— С чего вы взяли? Я вовсе не пряталась. Просто гуляла по острову.
— Ну, и как прогулка?
— Замечательно. Это вы устроили такую иллюминацию?
— Кроме меня и вас, на острове никого нет.
— Да, действительно. Сморозила глупость, извините. Но выглядит впечатляюще.
— Правда?
— Правда. И часто вы такое устраиваете?
— Первый раз. Получилось неплохо, вам не кажется? Я искал вас.
— Зачем же меня искать? — я придала голосу максимальную небрежность. — Вот она я.
— Вас трудно было загнать, Катрин, — признался Херри-бой.
Загнать, накрыть, обложить флажками — что за терминология, в самом деле? Похоже, Херри-бой считает меня редким экземпляром фауны и к тому же собственностью острова.
— Зачем же нужно было меня загонять? Я бы и сама вернулась. И потом, если уж какая-то блажь взбрела вам в голову… Здесь некуда пойти и негде спрятаться. И заблудиться невозможно.
Голоса и тени отступили — очевидно, стерильный Херри-бой напугал их своим стерильным присутствием. Мы с Херри-боем стояли посреди абсолютно пустой клетки.
— Я знал, что вы придете сюда, Катрин. Рано или поздно. Вы не могли не прийти. Вас привлекает темнота. И если кругом свет — вы обязательно выберете темный угол…
Очень интересная интерпретация.
— В каком смысле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105