— Разве он не с вами?
— Как видите.
— Но он же… — непроницаемое лицо Жаика сразу же перестало быть непроницаемым. Впервые я увидела, как происходят тектонические подвижки на поверхности его почти мертвой гладкой кожи, как заостряются скулы и вытягиваются губы. Сторожевой пес был явно взволнован, хотя объяснить причину его волнения я не могла.
С непередаваемой, почти животной грацией он выбросил тело из кресла и метнулся в дом. Я последовала за ним.
Казах обежал весь дом за каких-нибудь семь минут: в пространстве особняка он ориентировался гораздо лучше меня. Все это время он не отрывал от уха портативную рацию, которая обычно болталась у него на поясе.
— Андрей, хозяин не выезжал? — услышала я обрывок разговора. Андреем звали парня, который сегодня дежурил на воротах.
Ответ явно расстроил Жаика, и он принялся рыскать по дому с удвоенной энергией. А спустя несколько минут я услышала громкий стук в дверь на втором этаже. Судя по всему, Жаик бился в дверь кабинета.
— Хозяин? Вы здесь, хозяин? — от голоса телохранителя все еще исходило почтительное ледяное спокойствие.
Вот только я не была так спокойна. Кабинет Титова на втором этаже… Кабинет Гольтмана на первом этаже. И в недрах этих кабинетов, так непохожих друг на друга, мерцает холодным светом картина Лукаса ван Остреа… Холодным светом или адским огнем?
Ноги у меня подкосились. Почти теряя сознание, я рухнула в глубокое кресло.
Почему я подумала о картине? Почему я решила, что Леха обязательно должен быть в кабинете? Он мог отправиться куда угодно… Но тогда Жаик обязательно знал бы об этом, короткая азиатская тень, ангел-хранитель с черным поясом карате на бедрах… Но Жаик колотит в двери, а из-за дверей ему никто не отвечает.
Собрав остатки сил, я поднялась и побрела по лестнице вверх. Это заняло гораздо больше времени, чем я предполагала: я останавливалась на каждой ступеньке, чтобы хотя бы на несколько секунд отдалить конец пути. Я знала, что увижу в конце…
Много позже, когда события этого вечера отдалились и не вызывали ничего, кроме глухой тоски, я часто задавала себе вопрос: почему я сразу же спроецировала трагическую историю смерти Гольтмана на Леху? Но я спроецировала и оказалась права.
По лестнице, мимо меня, профессионально тихо пробежало несколько охранников: их портативные рации работали исправно. Когда же я наконец-то вскарабкалась на второй этаж, кабинет уже осаждали телохранители.
— Хозяин, вы здесь? — все еще увещевал закрытые двери Жаик.
Двери молчали.
— Что будем делать? — спросил один из охранников. Тот самый Андрей, страж врат и главный ключник.
— Он точно не выезжал?
— Нет.
— И на берегу его нет? — риторический вопрос. Если Жаик сидел у дома, значит, Леха обязательно должен был находиться в доме, этого требовали правила безопасности.
— Что будем делать?
— Ломайте двери, — неожиданно для себя скомандовала я.
Только теперь охранники обратили внимание на то, что рядом с ними находится еще кто-то. И этот кто-то им активно не нравится. “Возвращалась бы ты восвояси, в трущобы Гарлема”, — без труда читалось на их физиономиях.
— Делайте, что она говорит, — казах все-таки решился.
— Может, не стоит? — Андрей с сомнением осмотрел высокие дубовые двери.
— Хозяин в доме, — тихим бесцветным голосом произнес Жаик. — И я не видел, чтобы Он выходил.
— А если через кухню?..
— Он никогда не пользуется черным ходом. Он человек привычки.
И все снова посмотрели на меня: я одна была вопиющим нарушением всех правил. Разрушителем всех привычек.
— Слышали? — я непроизвольно отступила за спину Жаика. — Тоже мне, телохранители. У семи нянек дитя без глазу…
Лучше бы я этого не говорила. Охранники синхронно сжали кулаки и обрушили всю их мощь на дубовую дверь.
Она поддалась сразу. Или почти сразу. И снова меня посетило ирреальное чувство уже виденного. Точно таким же образом я открывала дверь в спальню Жеки, когда пыталась прорваться к Быкадорову. Только дверь была не из мореного дуба, а из прессованного картона, обитого фанерой. И к ней было придвинуто трюмо…
"Интересно, чем воспользовался Леха?” — совершенно буднично подумала я, а поймав себя на этой мысли, вскрикнула. Я знала, что увижу за дверью.
Единственная из всех.
Прямо за дверью послышался грохот, и охранники ворвались в кабинет.
Маленькая изящная конторка из красного дерева, которую я заприметила еще вчера, теперь валялась на полу. Должно быть, она была довольно тяжелой, если учесть те усилия, которые прилагали охранники, чтобы прорваться вовнутрь. Конторка оказалась придвинутой к двери — Леха тщетно пытался спастись от внешнего мира.
Так же, как и Быкадоров.
А потом я увидела и самого Леху.
Он лежал на полу, у подножия картины. Софиты бесстрастно освещали его обнаженное тело. Такое же совершенное, как и тело Быкадорова. В ложбинке Лехиного позвоночника стоял непросохший пот, а скрюченные пальцы впились в паркет. Ему не хватило всего лишь нескольких мгновений, чтобы войти в картину… Нет, он не созерцал, как Быкадоров, он хотел обладать женщиной с портрета. Я представить себе не могла, что внезапная смерть может таить в себе столько страсти. И быть такой прекрасной. Я хотела мертвого Леху так, как никогда не хотела Леху живого.
От этой преступной, противоестественной мысли мне стало тошно.
— Прекрати орать, — как сквозь толстое стекло, услышала я голос Андрея. Я орала? Я ору?..
— Выйди отсюда.
Я отчаянно замотала головой.
— Нет!..
Он легко справился со мной, отвел в угол и почти бросил в кресло. Отсюда мне была хорошо видна сцена жертвоприношения: Жена Апокалипсиса с полустертыми складками на мантии и ее несостоявшийся любовник. Остальные — живые — фигуры совсем не вписывались в композицию. Кто-то из охранников бешено щелкал телефонными кнопками, остальные окружили тело хозяина растерянным полукругом.
— “Скорая”?.. Это “Скорая”?.. Жаик присел на корточки перед телом хозяина и осторожно коснулся пальцами его шеи.
— Не нужно “Скорую”… Он мертв.
Мертв.
Я истерически засмеялась. Жаик неторопливо поднялся, подошел ко мне и наотмашь ударил меня по щеке. Это возымело действие: я сжалась в комок и затихла.
— Ничего здесь не трогать. И всем выйти из кабинета. Андрей, позови Юхно.
Юхно. Я запомнила золотое тиснение на визитке, врученной мне несколько часов назад, когда Леха был еще жив и утверждал, что я дивно хороша… Но в самый последний момент предпочел мне “Рыжую в мантии”. Предпочел мне — меня… А Владимир Николаевич Юхно был директором частного охранного предприятия “Орел”.
Орел — одно из четырех животных Апокалипсиса. Лукас ван Остреа был бы доволен.
— Забери ее отсюда, — кивнул Жаик в мою сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105