Может быть, я чересчур суеверна, сэр, но предпочитаю ангела милосердия ангелу смерти.
Леди Брайанстон издала звук, похожий на шипение змеи. Ее сын стал еще багровее, чем всегда.
— Понимаю вас, мадам, — сказал герцог, бросая взгляд вокруг, чтобы узнать, многие ли слышат слова Пен, — весьма печально, когда два несчастья следуют одно за другим.
— Я тоже так считаю, сэр, — согласилась Пен и, обращаясь к свекрови и не переставая улыбаться, прибавила:
— Не правда ли, мадам, ужасно, когда две смерти почти одновременно в одном доме?
— Репутация мистрис Гудлоу, милорд, — почти не разжимая губ, сказала леди Брайанстон, — достаточно высока и не нуждается в защите.
Какая репутация и что она вообще имела в виду, осталось не вполне понятным, но для Пен это было не важно: семя недоверия она бросила, теперь оставалось ждать всходов.
— Прошу извинить, — произнесла она, — у меня еще много дел.
С новым поклоном она повернулась и стала проталкиваться к выходу.
Оставив без внимания предостерегающий взгляд матери, Майлз кинулся за ней и нагнал ее в коридоре.
— Подождите!
Он больно схватил ее за руку.
— Не так сильно, Майлз, — сказала она спокойно и высвободилась от его хватки. — Если хотите поговорить, я готова.
— Вы ничего не докажете! — крикнул он, озираясь. — Ничего!
Она презрительно усмехнулась:
— Что мне нужно доказывать, по-вашему? Объясните.
— Довольно! — раздался голос подошедшей свекрови. — Возвращайтесь к герцогу, глупец!
Майлз взглянул на Пен, в его взгляде была смесь злобы и страха.
— Ничего! — повторил он и бросился обратно в приемную.
Леди Брайанстон смотрела на Пен, которая стояла, прислонившись спиной к стене, и потирала руку, где наверняка остался синяк от пальцев Майлза.
— Не знаю, какую игру вы затеяли, — сказала ей свекровь, — но предупреждаю: не пытайтесь выступить против нас. Мой сын прав: вы ничего не докажете и только запятнаете себя клеветой.
— Вы в самом деле так думаете, мадам? Мне вас жаль… Она сорвалась с места и, обогнув леди Брайанстон, как неодушевленную помеху, быстро пошла по коридору.
«Доказательства… — думала она по дороге. — Им нужны доказательства. У меня есть одно, самое главное, — мой живой ребенок…» Но в то же время она понимала, что с этим свидетельством все будет не так просто.
Она негромко постучала в дверь своей комнаты.
— Эллен!
Дверь открылась, Пен вошла и сразу повернула ключ.
Дети с живым интересом взирали на нее. Они были одеты в одинаковые голландские курточки и юбки. Штанишек на них не было. В руке у каждого — по марципану, лица излучали блаженство.
— Они что-нибудь говорили, Эллен? — спросила она, опускаясь перед ними на колени. — Хотя бы одно слово?
— Пока нет, мадам, — ответила та. — Но шныряли по всей комнате и все обследовали. А больше всего хотели есть. Беспрерывно.
— Да… конечно… — печально сказала Пен, целуя своего Филиппа, который испуганно отдернул руку с булочкой. — Не бойся, не заберу.
Когда она попыталась погладить его по голове, мальчик отстранился. То же сделал и тот, кого назвали Чарлзом.
Пен поднялась на ноги.
— Я убью ее! — пробормотала она яростно. — Прости меня, Господь, я уничтожу ее…
Обхватив себя за локти, она стояла некоторое время, глядя на детей. В глазах у нее были слезы.
— Игрушки… — сказала она потом. — У них нет игрушек. Они не знают, что это такое.
Она чувствовала, что погружается в пучину отчаяния: они не говорят, у них нет игрушек, и они не знают, как с ними играть. А она не знает, как быть матерью и что должна делать. У нее на руках два нездоровых, поврежденных жизнью ребенка, которые не привыкли к ласке, никогда не знали матери, а она не умеет, не может ею стать.
Но ведь она не одна на свете, напомнила она себе. У нее есть собственная мать, которая многое знает, в том числе и как обращаться с детьми. Есть любящий брат, сестра, отчим…
И наконец, Оуэн — мелькнуло у нее в голове. Он же был отцом. И как ловко он управлялся с этими детьми! Правда, недолгое время… Сейчас, вспоминая рассказ Робина, она была почти уверена: что-то здесь не так. Возможно, кому-то потребовалась эта ложь. Но кому? И для чего? Даже если в истории есть доля правды, надо знать какая…
Стук в дверь прервал ее размышления.
— Кто там?
— Это я! — раздался нетерпеливый голос Пиппы.
Она ворвалась и бросилась обнимать Пен. За ней вошел Робин.
Перемежая слова слезами радости, Пиппа объяснила, что не могла ничего сказать родителям — они уехали на прогулку — и потому приехала одна. Потом, повернувшись к детям, спросила с веселой улыбкой:
— Какой же из двух?
— А сама не можешь определить? — задала ответный вопрос Пен с робкой надеждой в глазах.
Пиппа смахнула слезы и присела перед мальчиками, которые больше всего боялись, как бы у них не отняли лакомство.
— Не возьму, не возьму, — весело уверяла она, — хотя сама люблю марципаны… — Потом сказала, обращаясь к Пен:
— Не думаю, что у сына Филиппа могут быть рыжие волосы. А у твоего — отцовские ресницы, верно?
— О, Пиппа! — восторженно воскликнула Пен, обнимая ее. — Ты первая сказала об этом. Первая после меня.
— Теперь и я начинаю различать черты Филиппа, — сказал Робин. — Как я мог не видеть раньше?
— Но как ты сможешь доказать, что он действительно сын Филиппа? — обеспокоенно спросила Пиппа.
Пен взглянула на Робина. Тот еле заметно покачал головой, предупреждая, что даже Пиппа не должна знать об их планах, связанных с принцессой Марией.
— У меня на этот счет есть несколько мыслей, — неопределенно сказала Пен и, повернувшись к Эллен, велела ей принести что-нибудь поесть. — А теперь, — произнесла она, когда за служанкой закрылась дверь, — я вам скажу одну свою мысль по этому поводу… Мне пришло в голову несколько минут назад, что, если мы сумеем вызвать недоверие к Майлзу и его матери, это поможет утвердить права маленького Филиппа.
— Недоверие? Но как? К чему? — спросила Пиппа без особого энтузиазма.
— Я уже начала, — сообщила Пен, усаживаясь на постель и беря на руки своего ребенка, который доверчиво прижался головой к ее груди. — Попыталась намекнуть Нортумберленду, что это дьявольское отродье Гудлоу, которую леди Брайан-стон вместе с Майлзом присоветовали взять в лекарки к королю, использовала в свое время отраву по заказу их семейки. Понимаете? Интересно, не захочется ли герцогу увидеть в их поступке признаки измены или хотя бы коварства? Он ведь страшно любит навешивать всяческие обвинения.
Собеседники молча взирали на нее несколько минут. Потом Пиппа спросила:
— Ты по-прежнему уверена, что леди Брайанстон прибегла к ее помощи, чтобы вызвать у тебя преждевременные роды? Или даже просто… как это называется?., чтобы ребенка вообще не было?
— Да! — с яростью ответила Пен, губы ее скривились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Леди Брайанстон издала звук, похожий на шипение змеи. Ее сын стал еще багровее, чем всегда.
— Понимаю вас, мадам, — сказал герцог, бросая взгляд вокруг, чтобы узнать, многие ли слышат слова Пен, — весьма печально, когда два несчастья следуют одно за другим.
— Я тоже так считаю, сэр, — согласилась Пен и, обращаясь к свекрови и не переставая улыбаться, прибавила:
— Не правда ли, мадам, ужасно, когда две смерти почти одновременно в одном доме?
— Репутация мистрис Гудлоу, милорд, — почти не разжимая губ, сказала леди Брайанстон, — достаточно высока и не нуждается в защите.
Какая репутация и что она вообще имела в виду, осталось не вполне понятным, но для Пен это было не важно: семя недоверия она бросила, теперь оставалось ждать всходов.
— Прошу извинить, — произнесла она, — у меня еще много дел.
С новым поклоном она повернулась и стала проталкиваться к выходу.
Оставив без внимания предостерегающий взгляд матери, Майлз кинулся за ней и нагнал ее в коридоре.
— Подождите!
Он больно схватил ее за руку.
— Не так сильно, Майлз, — сказала она спокойно и высвободилась от его хватки. — Если хотите поговорить, я готова.
— Вы ничего не докажете! — крикнул он, озираясь. — Ничего!
Она презрительно усмехнулась:
— Что мне нужно доказывать, по-вашему? Объясните.
— Довольно! — раздался голос подошедшей свекрови. — Возвращайтесь к герцогу, глупец!
Майлз взглянул на Пен, в его взгляде была смесь злобы и страха.
— Ничего! — повторил он и бросился обратно в приемную.
Леди Брайанстон смотрела на Пен, которая стояла, прислонившись спиной к стене, и потирала руку, где наверняка остался синяк от пальцев Майлза.
— Не знаю, какую игру вы затеяли, — сказала ей свекровь, — но предупреждаю: не пытайтесь выступить против нас. Мой сын прав: вы ничего не докажете и только запятнаете себя клеветой.
— Вы в самом деле так думаете, мадам? Мне вас жаль… Она сорвалась с места и, обогнув леди Брайанстон, как неодушевленную помеху, быстро пошла по коридору.
«Доказательства… — думала она по дороге. — Им нужны доказательства. У меня есть одно, самое главное, — мой живой ребенок…» Но в то же время она понимала, что с этим свидетельством все будет не так просто.
Она негромко постучала в дверь своей комнаты.
— Эллен!
Дверь открылась, Пен вошла и сразу повернула ключ.
Дети с живым интересом взирали на нее. Они были одеты в одинаковые голландские курточки и юбки. Штанишек на них не было. В руке у каждого — по марципану, лица излучали блаженство.
— Они что-нибудь говорили, Эллен? — спросила она, опускаясь перед ними на колени. — Хотя бы одно слово?
— Пока нет, мадам, — ответила та. — Но шныряли по всей комнате и все обследовали. А больше всего хотели есть. Беспрерывно.
— Да… конечно… — печально сказала Пен, целуя своего Филиппа, который испуганно отдернул руку с булочкой. — Не бойся, не заберу.
Когда она попыталась погладить его по голове, мальчик отстранился. То же сделал и тот, кого назвали Чарлзом.
Пен поднялась на ноги.
— Я убью ее! — пробормотала она яростно. — Прости меня, Господь, я уничтожу ее…
Обхватив себя за локти, она стояла некоторое время, глядя на детей. В глазах у нее были слезы.
— Игрушки… — сказала она потом. — У них нет игрушек. Они не знают, что это такое.
Она чувствовала, что погружается в пучину отчаяния: они не говорят, у них нет игрушек, и они не знают, как с ними играть. А она не знает, как быть матерью и что должна делать. У нее на руках два нездоровых, поврежденных жизнью ребенка, которые не привыкли к ласке, никогда не знали матери, а она не умеет, не может ею стать.
Но ведь она не одна на свете, напомнила она себе. У нее есть собственная мать, которая многое знает, в том числе и как обращаться с детьми. Есть любящий брат, сестра, отчим…
И наконец, Оуэн — мелькнуло у нее в голове. Он же был отцом. И как ловко он управлялся с этими детьми! Правда, недолгое время… Сейчас, вспоминая рассказ Робина, она была почти уверена: что-то здесь не так. Возможно, кому-то потребовалась эта ложь. Но кому? И для чего? Даже если в истории есть доля правды, надо знать какая…
Стук в дверь прервал ее размышления.
— Кто там?
— Это я! — раздался нетерпеливый голос Пиппы.
Она ворвалась и бросилась обнимать Пен. За ней вошел Робин.
Перемежая слова слезами радости, Пиппа объяснила, что не могла ничего сказать родителям — они уехали на прогулку — и потому приехала одна. Потом, повернувшись к детям, спросила с веселой улыбкой:
— Какой же из двух?
— А сама не можешь определить? — задала ответный вопрос Пен с робкой надеждой в глазах.
Пиппа смахнула слезы и присела перед мальчиками, которые больше всего боялись, как бы у них не отняли лакомство.
— Не возьму, не возьму, — весело уверяла она, — хотя сама люблю марципаны… — Потом сказала, обращаясь к Пен:
— Не думаю, что у сына Филиппа могут быть рыжие волосы. А у твоего — отцовские ресницы, верно?
— О, Пиппа! — восторженно воскликнула Пен, обнимая ее. — Ты первая сказала об этом. Первая после меня.
— Теперь и я начинаю различать черты Филиппа, — сказал Робин. — Как я мог не видеть раньше?
— Но как ты сможешь доказать, что он действительно сын Филиппа? — обеспокоенно спросила Пиппа.
Пен взглянула на Робина. Тот еле заметно покачал головой, предупреждая, что даже Пиппа не должна знать об их планах, связанных с принцессой Марией.
— У меня на этот счет есть несколько мыслей, — неопределенно сказала Пен и, повернувшись к Эллен, велела ей принести что-нибудь поесть. — А теперь, — произнесла она, когда за служанкой закрылась дверь, — я вам скажу одну свою мысль по этому поводу… Мне пришло в голову несколько минут назад, что, если мы сумеем вызвать недоверие к Майлзу и его матери, это поможет утвердить права маленького Филиппа.
— Недоверие? Но как? К чему? — спросила Пиппа без особого энтузиазма.
— Я уже начала, — сообщила Пен, усаживаясь на постель и беря на руки своего ребенка, который доверчиво прижался головой к ее груди. — Попыталась намекнуть Нортумберленду, что это дьявольское отродье Гудлоу, которую леди Брайан-стон вместе с Майлзом присоветовали взять в лекарки к королю, использовала в свое время отраву по заказу их семейки. Понимаете? Интересно, не захочется ли герцогу увидеть в их поступке признаки измены или хотя бы коварства? Он ведь страшно любит навешивать всяческие обвинения.
Собеседники молча взирали на нее несколько минут. Потом Пиппа спросила:
— Ты по-прежнему уверена, что леди Брайанстон прибегла к ее помощи, чтобы вызвать у тебя преждевременные роды? Или даже просто… как это называется?., чтобы ребенка вообще не было?
— Да! — с яростью ответила Пен, губы ее скривились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99