– С отцом? – заслонив рукой глаза от солнца, она смотрела на него, как на сумасшедшего. Разве он был так дружен с ее отцом?
Чувствуя себя радушным хозяином, старающимся помочь гостю обрести непринужденность, он продолжал этот пустой разговор.
– Твоему отцу нравилось на крыше. Он говорил, что здесь хорошо мечтать.
– Да, это на него похоже. Это, наверное, единственное, что он действительно любил. – Мэри опустила руку и заботливым тоном старшей сестры осведомилась:
– Себастьян, ты не болен?
Решив, наконец, перестать пугать ее, он поклонился.
– Благодарю, я вполне здоров.
Она сделала ему реверанс в ответ.
– Я спросила потому, что мне кажется, на гостей напала какая-то хворь. Я только что встретила в коридоре неподалеку от кабинета мистера Бриндли. Он совсем позеленел и поспешил прочь, не сказав мне ни слова. А обычно он так приветлив.
Себастьян процедил сквозь зубы, раздражаясь:
– Я здоров.
Выражение ее лица прояснилось.
– Ну, тогда у меня есть для тебя хорошие новости.
Он заметил, что она прижимала к груди какую-то книгу, как будто это было немыслимое сокровище.
– Да? – Тон его был довольно равнодушен. Он привык говорить так.
Она радостно протянула книжицу ему.
– Вот он! – В голосе ее звучало нескрываемое торжество.
Себастьян рассеянно взглянул на простой черный переплет.
– Он?
– Дневник. Он у меня!
Себастьян стремительно приблизился к ней. Он выхватил у нее из рук дневник и открыл его наугад. Ему бросился в глаза прекрасный ровный почерк. Почерк леди Валери. Никаких сомнений!
«Я ласкала его на русский манер, пока он не пообещал исполнить то, о чем я просила его, и повлиять на других лордов, чтобы билль был принят парламентом. Я доставила ему такое наслаждение, какого он никогда раньше не испытывал. Он стал умолять меня позволить ему сделать для меня что-нибудь еще. И тогда я позволила ему доставить наслаждение мне».
В смущении Себастьян захлопнул дневник.
– Да, это он. Ты права. Откуда он у тебя?!
Он так долго и с таким трудом искал его, и вот теперь собственная жена запросто отдает дневник ему, словно какую-нибудь ненужную мелочь.
– От леди Смитвик.
Мэри снова улыбалась спокойной довольной улыбкой.
– Мы могли бы проискать его всю жизнь, но так бы и не нашли. Он был в Лондоне… Нора именно там пробыла последние два дня.
– Она ездила за дневником, специально чтобы отдать его тебе? – В его тоне было нескрываемое недоверие.
На этот раз Мэри почувствовала его недовольство, улыбка ее исчезла. Она нашла его настороженность неуместной.
– В самом деле, она действительно привезла его, чтобы отдать тебе.
– Дюран может ожидать от Фэрчайлдов только неприятностей.
– Это ее свадебный подарок нам и, заметь, подарок драгоценный. Она собиралась продать его тому, кто больше даст, и на эти деньги спасти семью от долговой тюрьмы. А вместо этого, из-за нашей свадьбы и бесконечной преданности Фэрчайлдам, она отдала его нам.
– Постой. Подожди минуту. – Он держал дневник перед собой в протянутой руке. – Ты говоришь, что она украла дневник и намеревалась погубить леди Валери, мое состояние и, быть может, всю страну только ради своей выгоды, а теперь она, видите ли, преподносит его нам в качестве подарка? Здесь наверняка что-то кроется!
Он никак не ожидал такого раздражения в голосе Мэри, когда она со вздохом отвечала:
– Она не украла, она купила его у ростовщика, которому его заложил вор.
– Ну и ну! – Он сделал жест, как будто вытирает со лба пот. – А я-то прямо умирал со страху, что она замешана в нечистых делах. – Сарказм в его тоне становился все заметнее от сдержанной ярости. – Скажи-ка мне, сколько же мы должны заплатить за этот так называемый подарок?
Мэри отвела глаза, устремив их вдаль.
– А! Я так и знал. – Он хотел опустить дневник себе в карман. – Сколько?
Она быстро выхватила у него дневник, положила его себе в карман и взглянула ему прямо в лицо.
– Она ничего не просила взамен. Поэтому я отдала ей мое состояние.
– Что?! – Это был не вопрос, это был рев протеста, поднявшегося из самых глубин его закосневшей в грехах души. Он схватил ее за плечи и приподнял, так что она была вынуждена подняться на цыпочки. – Скажи, что ты пошутила!
– Себастьян, мне больно.
Он опустил руки в ожидании, и его ожидание было вознаграждено. Да еще как! Она призналась – нет, она просто безапелляционно заявила ему, – что передала две трети своего состояния этой подлой, жестокой, предательской, порочной семейке. Она отдала его Фэрчайлдам.
Себастьян при всем желании не мог этому поверить. Это было просто дико! Ее невозмутимые откровения уничтожили зарождавшуюся в нем нежность, как заморозки побивают первые весенние побеги. Пока она говорила, он поджаривался, как на сковородке. Он корчился и извивался внутренне, медленно умирая. Руки его судорожно сжались в кулаки. Он хотел задушить ее за то, что она сделала. Вместо этого, когда она закончила, он просто сказал:
– Нет. – Столь мирный ответ стоил ему чудовищных усилий.
А эта дрянь еще имела наглость прикидываться изумленной. Даже озадаченной.
– Что ты хочешь сказать?
– Я сказал нет. Ты не сможешь, передать свое состояние Фэрчайлдам.
– Но оно не попадет в руки к Бэбу, – объяснила она, как будто это имело значение. – Всем станет распоряжаться Нора.
– Мне нет до этого никакого дела. Я вижу перед собой прекрасное будущее. Будущее, когда Фэрчайлды лишатся всего, даже самого необходимого, когда они окажутся в нищете, станут клянчить… – Мэри смотрела на него во все глаза, поэтому он сдержался. – Нет, пусть все они горят в аду здесь, на этом свете.
– Я вижу, у тебя нет никакого сочувствия, – заключила она спокойно. – Однако все это действительно не имеет значения. Что имеет значение, так это твое обещание позволить мне делать с моими деньгами все, что я пожелаю. Это была ложь?
– Нет, не ложь! Нет! Ты можешь делать все, что хочешь, со своим богатством – кроме этого, – выпалил он.
Она смотрела на него, и выражение ее лица омрачилось. Было такое впечатление, что это он в чем-то виноват, а не Нора и все ее гнусное семейство.
– Почему ты хочешь сделать это? Я думал, что ты ненавидишь их так же, как я, – сурово сказал он.
– Когда я смотрю на них, – возразила она, – я вижу только одно насквозь прогнившее поколение. Я не знаю почему, но я уверена, что это так. Есть же другие.
Себастьян вспомнил слова Лесли, что все они всосали вероломство с молоком матери. Но это не оправдание. Нет, он не простит им ничего и никогда. Пусть не надеются смягчить его.
– Ведь я и сама Фэрчайлд, если ты помнишь, – гордо продолжала она. – Мой отец был Фэрчайлд. Мой брат Фэрчайлд. В нас нет таких пороков. И у Бэба тоже нет – хотя его и… крайне плохо воспитали. Дочь Бэба, Вильда, очень милая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79