– Он превратился в одного из сайгонских лягушатников, и его нигде не видно. Я думаю, что он сотрудничает с Агентством. – Пикинс зловеще усмехнулся. – Подождем, пока он сам нас заметит. Он не любит показываться рядом с американцами.
– Так, может быть, оставим его в покое?
– Лучше хватай его, пока не поздно. Нет никакой гарантии, что ты сможешь найти капитана Мертелла в Нам Луонге, где находится его лагерь. Он занимается делами, о которых я ничего не знаю. А ведь мне по должности положено знать обо всем, что происходит с десятью командами А из моего района.
Когда мы вошли в кафе, Брэнди повернул к нам свое длинное с резкими чертами лицо; его темно-карие водянистые глаза скорбно уставились на нас. Волосы, черные как уголь, он носил длинными в нарушение уставных требований. Выглядел он на удивление молодо.
– Доброе утро, Брэнди, – дружелюбно приветствовал его Пикинс.
Мертелл кивнул, но ничего не ответил.
– Ничего, если мы с тобой присядем? Позволь представить тебе человека, который очень хотел с тобой познакомиться.
Брэнди несколько мгновений смотрел на меня с меланхоличным выражением. Затем повернулся к старому официанту-вьетнамцу и по-французски попросил его подать счет.
Официант подал Брэнди счет. Он положил на листок несколько пиастров и встал. Затем произнес еще одну фразу по-французски и вышел из кафе. Мы последовали за ним.
– В этом месте, – сказал на улице Брэнди с легким французским акцентом, – меня знают как Робэра, плантатора-француза из провинции Тай Нинь. Они не подозревают даже, что я понимаю английский. Это местечко исключительно полезное. Но они будут в крайнем недоумении, если я заговорю с американцами.
Пикинс хмыкнул.
– Извини, если мы испортили тебе игру.
Брэнди пожал плечами, на его лице появились прямые складки. Затем он повернулся ко мне и извинился за свою неучтивость.
– Не за что извиняться, – сказал я, – но я и в самом деле хотел бы узнать, чем вы здесь занимаетесь.
– Сейчас я направляюсь в "Павлин", где должен встретиться со своим медиком и сержантом разведки. Можете присоединиться ко мне, если хотите.
Пикинс помахал мне рукой и уехал, а мы с Брэнди прошли два квартала пешком до ресторана, где нашли сержанта Оссидиана, темноволосого разведчика с грубыми чертами лица, и сержанта Таргара, медика.
Таргар имел заметный, хотя и приятный акцент; он рассказал мне, что родился в Венгрии, но в 1952 году покинул ее и вступил в американскую армию. Его внешность с явными восточными чертами я приписал столетиям вторжений и миграций населения на Балканах.
Разговор за ленчем шел очень живой и дружелюбный, а когда с едой было покончено, капитан Мертелл, по существу, разрешил своим подчиненным полностью посвятить меня в миссию их команды. Именно это они и сделали, когда мы завернули в "Каприс", любимое местечко спецназа, где напитки были прохладными, а девочки – приятными на глаз и даже на ощупь, если у тебя появилось желание их потрогать.
Как я выяснил, двумя самыми сложными проблемами в Нам Луонге были вербовка хороших боевиков и приобретение агентуры для разведки. Обе решались с присущей спецназу изобретательностью.
Оба сержанта с явным удовольствием смаковали детали хитроумных приемов, которые позволили капитану заполучить столь необходимых боевиков в нерегулярные части. По своей предыдущей миссии Мертелл был лично знаком с шефом полиции Сайгона времен президента Дьема. Брэнди знал, что представляет собой сайгонская тюрьма, и ему пришла в голову блестящая идея вытащить оттуда юных правонарушителей и дать им возможность присоединиться к боевым частям, чтобы сражаться с коммунистами, а не гнить в вонючих камерах древней тюрьмы. Потребовалось специальное президентское распоряжение, но в конце концов Мертелл набрал около сотни отъявленных воров, насильников, грабителей, торговцев наркотиками, сутенеров, гомосексуалистов и убийц. Последние были отпущены в Нам Луонг по той причине, что они убивали других преступников, а не добропорядочных граждан.
Шеф полиции пообещал молодым бандитам пожизненное заключение в случае, если они дезертируют из Нам Луонга, и перед строем объявил, что дает капитану Мертеллу и его коллеге из ЛЛДБ право расстреливать на месте любого из "тюремных пташек", который не подчинится приказу.
Эта группа нерегулярных бойцов оказалась весьма отчаянной, несмотря на разнообразные истязания, которым они подвергались в промежутках между боями. Однако они были настолько напуганы перспективой снова вернуться в тюрьму, что в отличие от регулярных частей среди них практически не было случаев дезертирства.
К несчастью, после падения президента Дьема его преемник, "Большой" Минь, в поисках популярности в народе, объявил амнистию и бросил бывшего шефа полиции в тюрьму. После этого большая часть боевиков из числа сайгонских преступников дезертировала. Остались лишь немногие, обращенные американцами в свою веру.
В настоящее время, в связи с резким возрастанием активности Вьетконга в районе Нам Луонга, а также с приходом к власти агрессивного генерала Хана, одной из задач капитана Мертелла было восстановление боевой части из криминальных элементов. Таргар выразил твердую уверенность, что "старик" сможет справиться с этим делом.
Вербовка новой агентуры оказалась куда более сложной проблемой, поскольку Нам Луонг располагался в провинции, где влияние Вьетконга постоянно возрастало; более того, были серьезные основания предполагать, что в этой провинции находился штаб командования партизан.
Еще две недели назад у Оссидиана был ценный агент, некто Танг, лейтенант подразделения Вьетконга, расположившегося близ центра провинции, всего лишь в пяти милях от лагеря спецназа. Высокообразованный Танг кроме вьетнамского владел английским, французским и китайским языками. Будучи буддистом, он не имел шансов на служебное продвижение, которого, по его мнению, заслуживал, в условиях дьемовской римско-католической администрации. Вьетконг, или как он предпочитал именовать себя "Национальный фронт освобождения", нашел недовольного своей карьерой служащего и завербовал на свою сторону.
Однако Танг не был кровожадным по природе и вскоре испытал чувство протеста по отношению к тактике террора, практиковавшейся Вьет-конгом, в котором был вынужден принять участие. Однажды, когда он оказался среди тех вьет-конговцев, которые согнали на городскую площадь беременных женщин, затем вспарывали им животы и извлекали оттуда младенцев, он испытал такое сильнейшее нервное потрясение, что понял невозможность своего дальнейшего пребывания в рядах этой коммунистической организации.
Один из агентов Оссидиана, имевший возможность свободно проходить через лагеря вьеткон-говцев, доложил о неудовлетворенности и смятении Танга, и вскоре была назначена встреча между Тангом и Оссидианом в надежном месте в центре провинции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Так, может быть, оставим его в покое?
– Лучше хватай его, пока не поздно. Нет никакой гарантии, что ты сможешь найти капитана Мертелла в Нам Луонге, где находится его лагерь. Он занимается делами, о которых я ничего не знаю. А ведь мне по должности положено знать обо всем, что происходит с десятью командами А из моего района.
Когда мы вошли в кафе, Брэнди повернул к нам свое длинное с резкими чертами лицо; его темно-карие водянистые глаза скорбно уставились на нас. Волосы, черные как уголь, он носил длинными в нарушение уставных требований. Выглядел он на удивление молодо.
– Доброе утро, Брэнди, – дружелюбно приветствовал его Пикинс.
Мертелл кивнул, но ничего не ответил.
– Ничего, если мы с тобой присядем? Позволь представить тебе человека, который очень хотел с тобой познакомиться.
Брэнди несколько мгновений смотрел на меня с меланхоличным выражением. Затем повернулся к старому официанту-вьетнамцу и по-французски попросил его подать счет.
Официант подал Брэнди счет. Он положил на листок несколько пиастров и встал. Затем произнес еще одну фразу по-французски и вышел из кафе. Мы последовали за ним.
– В этом месте, – сказал на улице Брэнди с легким французским акцентом, – меня знают как Робэра, плантатора-француза из провинции Тай Нинь. Они не подозревают даже, что я понимаю английский. Это местечко исключительно полезное. Но они будут в крайнем недоумении, если я заговорю с американцами.
Пикинс хмыкнул.
– Извини, если мы испортили тебе игру.
Брэнди пожал плечами, на его лице появились прямые складки. Затем он повернулся ко мне и извинился за свою неучтивость.
– Не за что извиняться, – сказал я, – но я и в самом деле хотел бы узнать, чем вы здесь занимаетесь.
– Сейчас я направляюсь в "Павлин", где должен встретиться со своим медиком и сержантом разведки. Можете присоединиться ко мне, если хотите.
Пикинс помахал мне рукой и уехал, а мы с Брэнди прошли два квартала пешком до ресторана, где нашли сержанта Оссидиана, темноволосого разведчика с грубыми чертами лица, и сержанта Таргара, медика.
Таргар имел заметный, хотя и приятный акцент; он рассказал мне, что родился в Венгрии, но в 1952 году покинул ее и вступил в американскую армию. Его внешность с явными восточными чертами я приписал столетиям вторжений и миграций населения на Балканах.
Разговор за ленчем шел очень живой и дружелюбный, а когда с едой было покончено, капитан Мертелл, по существу, разрешил своим подчиненным полностью посвятить меня в миссию их команды. Именно это они и сделали, когда мы завернули в "Каприс", любимое местечко спецназа, где напитки были прохладными, а девочки – приятными на глаз и даже на ощупь, если у тебя появилось желание их потрогать.
Как я выяснил, двумя самыми сложными проблемами в Нам Луонге были вербовка хороших боевиков и приобретение агентуры для разведки. Обе решались с присущей спецназу изобретательностью.
Оба сержанта с явным удовольствием смаковали детали хитроумных приемов, которые позволили капитану заполучить столь необходимых боевиков в нерегулярные части. По своей предыдущей миссии Мертелл был лично знаком с шефом полиции Сайгона времен президента Дьема. Брэнди знал, что представляет собой сайгонская тюрьма, и ему пришла в голову блестящая идея вытащить оттуда юных правонарушителей и дать им возможность присоединиться к боевым частям, чтобы сражаться с коммунистами, а не гнить в вонючих камерах древней тюрьмы. Потребовалось специальное президентское распоряжение, но в конце концов Мертелл набрал около сотни отъявленных воров, насильников, грабителей, торговцев наркотиками, сутенеров, гомосексуалистов и убийц. Последние были отпущены в Нам Луонг по той причине, что они убивали других преступников, а не добропорядочных граждан.
Шеф полиции пообещал молодым бандитам пожизненное заключение в случае, если они дезертируют из Нам Луонга, и перед строем объявил, что дает капитану Мертеллу и его коллеге из ЛЛДБ право расстреливать на месте любого из "тюремных пташек", который не подчинится приказу.
Эта группа нерегулярных бойцов оказалась весьма отчаянной, несмотря на разнообразные истязания, которым они подвергались в промежутках между боями. Однако они были настолько напуганы перспективой снова вернуться в тюрьму, что в отличие от регулярных частей среди них практически не было случаев дезертирства.
К несчастью, после падения президента Дьема его преемник, "Большой" Минь, в поисках популярности в народе, объявил амнистию и бросил бывшего шефа полиции в тюрьму. После этого большая часть боевиков из числа сайгонских преступников дезертировала. Остались лишь немногие, обращенные американцами в свою веру.
В настоящее время, в связи с резким возрастанием активности Вьетконга в районе Нам Луонга, а также с приходом к власти агрессивного генерала Хана, одной из задач капитана Мертелла было восстановление боевой части из криминальных элементов. Таргар выразил твердую уверенность, что "старик" сможет справиться с этим делом.
Вербовка новой агентуры оказалась куда более сложной проблемой, поскольку Нам Луонг располагался в провинции, где влияние Вьетконга постоянно возрастало; более того, были серьезные основания предполагать, что в этой провинции находился штаб командования партизан.
Еще две недели назад у Оссидиана был ценный агент, некто Танг, лейтенант подразделения Вьетконга, расположившегося близ центра провинции, всего лишь в пяти милях от лагеря спецназа. Высокообразованный Танг кроме вьетнамского владел английским, французским и китайским языками. Будучи буддистом, он не имел шансов на служебное продвижение, которого, по его мнению, заслуживал, в условиях дьемовской римско-католической администрации. Вьетконг, или как он предпочитал именовать себя "Национальный фронт освобождения", нашел недовольного своей карьерой служащего и завербовал на свою сторону.
Однако Танг не был кровожадным по природе и вскоре испытал чувство протеста по отношению к тактике террора, практиковавшейся Вьет-конгом, в котором был вынужден принять участие. Однажды, когда он оказался среди тех вьет-конговцев, которые согнали на городскую площадь беременных женщин, затем вспарывали им животы и извлекали оттуда младенцев, он испытал такое сильнейшее нервное потрясение, что понял невозможность своего дальнейшего пребывания в рядах этой коммунистической организации.
Один из агентов Оссидиана, имевший возможность свободно проходить через лагеря вьеткон-говцев, доложил о неудовлетворенности и смятении Танга, и вскоре была назначена встреча между Тангом и Оссидианом в надежном месте в центре провинции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102