И все это время я пребывал в великой тревоге и страхе; а под конец уже часто сомневался в успехе, опасался, что не сумею взять верх над множеством моих врагов. И все же я вспоминаю то время с любовью, хотя, возможно, причина – всего лишь розовое сияние, которым возраст всегда одевает воспоминания о юности.
Но прежде чем отправиться в путь, мне следовало помочь Томасу, как я обещал. Встретить Сару Бланди было легко, а вот вступить с ней в разговор – гораздо труднее. Она покидала свое жилище в шесть часов утра и шла на улицу Мертон в дом Вудов, где прислуживала каждый день, кроме понедельника, который принадлежал доктору Грову. Работала она до семи часов вечера. Каждое воскресенье ей предоставлялись четыре свободные часа, и один свободный день раз в полтора месяца. А каждую среду она отправлялась покупать провизию для хозяев на Глостер-Грин, пустырь на краю города, где фермерам дозволялось продавать плоды их трудов. Она покупала то, что требовалось семье, и (миссис Вуд славилась своей скаредностью) должна была все нести сама, так как ей не давали денег нанять носильщика.
Этим, решил я, мне и следует воспользоваться. Я следовал за ней в отдалении до рынка, выждал, пока она делала свои покупки, а затем позаботился попасться ей навстречу, когда она направилась назад с двумя тяжелыми, нагруженными доверху корзинами.
– Мисс Бланди, не правда ли? – сказал я с выражением радости на лице. – Полагаю, вы меня не помните. Я имел счастье посоветоваться с вашей матушкой несколько месяцев тому назад.
Она отбросила волосы с лица, посмотрела на меня вопросительно, потом медленно кивнула.
– Да, – сказала она затем. – Надеюсь, вы не пожалели о потраченных деньгах.
– Отнюдь, благодарю вас. Мне это очень помогло, очень. Боюсь, я вел себя не так, как следовало бы. В те минуты я был очень озабочен и расстроен, и, наверное, это отозвалось на моих манерах.
– Да, правда, – сказала она, – отозвалось.
– Прошу вас, – сказал я, – разрешите мне хотя бы немного искупить мою неучтивость. Позвольте мне понести ваши корзины Они для вас слишком тяжелы.
Даже не возразив из приличия, она тут же отдала мне их обе.
– Вы очень добры, – вздохнула она. – Этот день мне нравится меньше всего. Но только если вам по дороге.
– Конечно.
– А как вы угадали, куда мы идем?
– Это не важно, – поспешно сказал я, чтобы замять свой промах. – Делать мне нечего, и я рад буду отнести их до самого Хеддингтон-Хилла ради удовольствия побеседовать с вами.
Она вскинула голову и засмеялась.
– Да, видно, вам и вправду нечего делать. К счастью, мне не понадобится слишком злоупотреблять вашей любезностью. А только до улицы Мертон.
Они оказались очень тяжелыми, и я почти рассердился на нее за то, что она с такой охотой сунула их мне обе. Одной было бы вполне достаточно. Хуже того: она с плохо скрытой усмешкой следила за тем, как я пошатываюсь под тяжестью корзин, которые сама несла играючи.
– С вами там хорошо обходятся? – спросил я, с трудом переводя дух, а она шла себе легким уверенным шагом.
– Миссис Вуд добрая хозяйка, – ответила она – Мне не на что жаловаться. А что? Не думаете ли вы предложить мне место?
– Нет-нет, служанки мне не по карману.
– Вы ведь студент, верно?
Я кивнул. Моя мантия хлопала под резким ветром, грозившим сбросить мою квадратную шляпу с кисточкой в сточную канаву, и догадка эта не казалась такой уж замечательной.
– Думаете получить духовный сан?
– Нет, нет, Боже меня упаси, – засмеялся я.
– Вы не прилежите церкви? Или я разговариваю с тайным католиком?
При этих словах я покраснел от гнева, но вовремя вспомнил, что посвятил это утро не развлечениям.
– Ни в коем случае, – сказал я. – Разумеется, я грешник, но не настолько. Мое отчуждение имеет совсем другую причину. Хотя поступки мои чисты.
– Поздравляю вас.
Я горько вздохнул.
– Но я себя не поздравляю. Есть некие богобоязненные люди, к которым мне хотелось бы примкнуть, но они даже думать не станут о том, чтобы допустить меня к себе. И я их не виню.
– И кто же они?
– Мне лучше их не называть.
– Но вы хотя бы можете набраться смелости и сказать мне, почему вас должны отвергнуть?
– Такого, как я? – сказал я. – Но кто захочет иметь дело с человеком, настолько погрязшем в мерзости? Я знаю, что это так. Я искренне раскаиваюсь, но не могу стереть того, что было.
– Мне всегда казалось, что сплоченные единомыслием люди открывают объятия грешникам. Что за заслуга в том, чтобы привечать чистых душой? Они ведь уже спасены.
– Да, конечно, такой они делают вид, – заявил я с напускной горечью. – На деле же они отворачиваются от тех, кто истинно в них нуждается.
– Они так вам говорили?
– Зачем им было говорить? Я сам никогда бы не принял такого, как я. А если бы они меня и приняли, то, не сомневаюсь, все время пребывали бы в страхе, что со мной к ним придут раздоры.
– Неужели ваша жизнь была настолько порочной? В это трудно поверить, вы же старше меня совсем ненамного.
– Вы, без сомнения, росли в благочестивой и богобоязненной семье, – указал я. – Мне же, к несчастью, судьба так не улыбнулась.
– Совершенная правда, что лучших родителей я не могла бы пожелать, – сказала она, – однако вы можете быть уверены, что любые люди, которые отвернутся от вас, не стоят того, чтобы искать у них помощи. Будьте откровенны, сударь, скажите, кого вы имеете в виду, и, возможно, я сумею сделать для вас кое-что. Узнать, примут ли вас, раз уж робость мешает вам самому обратиться к ним.
Я посмотрел на нее с благодарностью и восторгом.
– Правда? Я еле осмеливаюсь просить. Есть некий Титмарш. Я слышал, что он святой проповедник и собрал вокруг себя тех в Оксфорде, кого мерзость не коснулась.
Она остановилась и уставилась на меня.
– Но он же квакер, – сказала она тихо. – Вы понимаете, на что идете?
– Я не понимаю…
– Может быть, они и Божьи люди, но Бог подвергает их тяжким испытаниям. Если вы присоединитесь к ним, то лишитесь защиты, на которую вам дает право ваше рождение. Вас бросят в тюрьму, подвергнут побоям, на улицах люди будут плевать в вас. Возможно, вы даже лишитесь жизни. А если вас пощадят, то ваши родные и знакомые отвернутся от вас, свет будет презирать вас.
– Вы не хотите помочь мне.
– Вы должны быть уверены, что знаете, чем может обернуться для вас такой шаг.
– Вы одна из них?
В ее глазах мелькнуло подозрение, но потом она покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Меня не учили навлекать на себя беды. По-моему, в этом не меньше гордыни, чем в слишком ярком наряде.
Я тоже покачал головой:
– Не стану делать вид, будто понимаю вас. Но я нуждаюсь в помощи, как никто.
– Поищите ее где-нибудь еще, – ответила она. – Если такова воля Бога, вы должны ее исполнить. Но прежде уверьтесь, что знаете, чего Он хочет от вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216
Но прежде чем отправиться в путь, мне следовало помочь Томасу, как я обещал. Встретить Сару Бланди было легко, а вот вступить с ней в разговор – гораздо труднее. Она покидала свое жилище в шесть часов утра и шла на улицу Мертон в дом Вудов, где прислуживала каждый день, кроме понедельника, который принадлежал доктору Грову. Работала она до семи часов вечера. Каждое воскресенье ей предоставлялись четыре свободные часа, и один свободный день раз в полтора месяца. А каждую среду она отправлялась покупать провизию для хозяев на Глостер-Грин, пустырь на краю города, где фермерам дозволялось продавать плоды их трудов. Она покупала то, что требовалось семье, и (миссис Вуд славилась своей скаредностью) должна была все нести сама, так как ей не давали денег нанять носильщика.
Этим, решил я, мне и следует воспользоваться. Я следовал за ней в отдалении до рынка, выждал, пока она делала свои покупки, а затем позаботился попасться ей навстречу, когда она направилась назад с двумя тяжелыми, нагруженными доверху корзинами.
– Мисс Бланди, не правда ли? – сказал я с выражением радости на лице. – Полагаю, вы меня не помните. Я имел счастье посоветоваться с вашей матушкой несколько месяцев тому назад.
Она отбросила волосы с лица, посмотрела на меня вопросительно, потом медленно кивнула.
– Да, – сказала она затем. – Надеюсь, вы не пожалели о потраченных деньгах.
– Отнюдь, благодарю вас. Мне это очень помогло, очень. Боюсь, я вел себя не так, как следовало бы. В те минуты я был очень озабочен и расстроен, и, наверное, это отозвалось на моих манерах.
– Да, правда, – сказала она, – отозвалось.
– Прошу вас, – сказал я, – разрешите мне хотя бы немного искупить мою неучтивость. Позвольте мне понести ваши корзины Они для вас слишком тяжелы.
Даже не возразив из приличия, она тут же отдала мне их обе.
– Вы очень добры, – вздохнула она. – Этот день мне нравится меньше всего. Но только если вам по дороге.
– Конечно.
– А как вы угадали, куда мы идем?
– Это не важно, – поспешно сказал я, чтобы замять свой промах. – Делать мне нечего, и я рад буду отнести их до самого Хеддингтон-Хилла ради удовольствия побеседовать с вами.
Она вскинула голову и засмеялась.
– Да, видно, вам и вправду нечего делать. К счастью, мне не понадобится слишком злоупотреблять вашей любезностью. А только до улицы Мертон.
Они оказались очень тяжелыми, и я почти рассердился на нее за то, что она с такой охотой сунула их мне обе. Одной было бы вполне достаточно. Хуже того: она с плохо скрытой усмешкой следила за тем, как я пошатываюсь под тяжестью корзин, которые сама несла играючи.
– С вами там хорошо обходятся? – спросил я, с трудом переводя дух, а она шла себе легким уверенным шагом.
– Миссис Вуд добрая хозяйка, – ответила она – Мне не на что жаловаться. А что? Не думаете ли вы предложить мне место?
– Нет-нет, служанки мне не по карману.
– Вы ведь студент, верно?
Я кивнул. Моя мантия хлопала под резким ветром, грозившим сбросить мою квадратную шляпу с кисточкой в сточную канаву, и догадка эта не казалась такой уж замечательной.
– Думаете получить духовный сан?
– Нет, нет, Боже меня упаси, – засмеялся я.
– Вы не прилежите церкви? Или я разговариваю с тайным католиком?
При этих словах я покраснел от гнева, но вовремя вспомнил, что посвятил это утро не развлечениям.
– Ни в коем случае, – сказал я. – Разумеется, я грешник, но не настолько. Мое отчуждение имеет совсем другую причину. Хотя поступки мои чисты.
– Поздравляю вас.
Я горько вздохнул.
– Но я себя не поздравляю. Есть некие богобоязненные люди, к которым мне хотелось бы примкнуть, но они даже думать не станут о том, чтобы допустить меня к себе. И я их не виню.
– И кто же они?
– Мне лучше их не называть.
– Но вы хотя бы можете набраться смелости и сказать мне, почему вас должны отвергнуть?
– Такого, как я? – сказал я. – Но кто захочет иметь дело с человеком, настолько погрязшем в мерзости? Я знаю, что это так. Я искренне раскаиваюсь, но не могу стереть того, что было.
– Мне всегда казалось, что сплоченные единомыслием люди открывают объятия грешникам. Что за заслуга в том, чтобы привечать чистых душой? Они ведь уже спасены.
– Да, конечно, такой они делают вид, – заявил я с напускной горечью. – На деле же они отворачиваются от тех, кто истинно в них нуждается.
– Они так вам говорили?
– Зачем им было говорить? Я сам никогда бы не принял такого, как я. А если бы они меня и приняли, то, не сомневаюсь, все время пребывали бы в страхе, что со мной к ним придут раздоры.
– Неужели ваша жизнь была настолько порочной? В это трудно поверить, вы же старше меня совсем ненамного.
– Вы, без сомнения, росли в благочестивой и богобоязненной семье, – указал я. – Мне же, к несчастью, судьба так не улыбнулась.
– Совершенная правда, что лучших родителей я не могла бы пожелать, – сказала она, – однако вы можете быть уверены, что любые люди, которые отвернутся от вас, не стоят того, чтобы искать у них помощи. Будьте откровенны, сударь, скажите, кого вы имеете в виду, и, возможно, я сумею сделать для вас кое-что. Узнать, примут ли вас, раз уж робость мешает вам самому обратиться к ним.
Я посмотрел на нее с благодарностью и восторгом.
– Правда? Я еле осмеливаюсь просить. Есть некий Титмарш. Я слышал, что он святой проповедник и собрал вокруг себя тех в Оксфорде, кого мерзость не коснулась.
Она остановилась и уставилась на меня.
– Но он же квакер, – сказала она тихо. – Вы понимаете, на что идете?
– Я не понимаю…
– Может быть, они и Божьи люди, но Бог подвергает их тяжким испытаниям. Если вы присоединитесь к ним, то лишитесь защиты, на которую вам дает право ваше рождение. Вас бросят в тюрьму, подвергнут побоям, на улицах люди будут плевать в вас. Возможно, вы даже лишитесь жизни. А если вас пощадят, то ваши родные и знакомые отвернутся от вас, свет будет презирать вас.
– Вы не хотите помочь мне.
– Вы должны быть уверены, что знаете, чем может обернуться для вас такой шаг.
– Вы одна из них?
В ее глазах мелькнуло подозрение, но потом она покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Меня не учили навлекать на себя беды. По-моему, в этом не меньше гордыни, чем в слишком ярком наряде.
Я тоже покачал головой:
– Не стану делать вид, будто понимаю вас. Но я нуждаюсь в помощи, как никто.
– Поищите ее где-нибудь еще, – ответила она. – Если такова воля Бога, вы должны ее исполнить. Но прежде уверьтесь, что знаете, чего Он хочет от вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216