То оказалась книга, которую я как раз просматривала; поэтому я, превзойдя его решительностью и проворством, спасла добычу, но, выручив этот том, вперед уже не рисковала. И все-таки мне покамест не удавалось застать врасплох странное, доброжелательное, курящее сигары привидение.
Но вот он, наконец, попался; вот он, домовой; а вот и сизое, клубящееся у губ дыхание его возлюбленной индианки; она выдала его с головой. Радостно предвкушая его замешательство - то есть испытывая смешанное чувство хозяйки, застигшей, наконец, в маслобойне странного помощника-эльфа за неурочной работой, - я тихонько подкралась к нему, стала позади и осторожно заглянула ему через плечо.
Сердце во мне замерло, когда я увидела, что, после утренней стычки, после моей очевидной невнимательности, после перенесенного им укола и раздражения, он, желая все забыть и простить, принес мне несколько чудесных книжек, которых названия сулили увлекательное чтение. Он сидел, склонясь над столом, и осторожно копался в содержимом - устраивая, конечно, беспорядок, но ничего не портя. Мое сердце сильно билось; я склонилась над ним, а он, ни о чем не догадываясь, любезно одаривал меня и, по-видимому, не испытывал ко мне недоброго чувства, и мой утренний гнев совершенно рассеялся: я больше не сердилась на профессора Эманюеля.
Должно быть, он услышал мое дыханье. Он резко обернулся; хотя он был нервического нрава, он никогда не вздрагивал и редко менялся в лице; он обладал выдержкой.
- Я думал, вы в городе с другими учительницами, - сказал он, вновь обретя самообладание. - Тем лучше. Полагаете, я смущен тем, что вы меня тут застали? Нимало. Я часто наведываюсь к вам в стол.
- Я это знаю, мосье.
- Время от времени вы находите брошюру или книгу; но вы их не читаете, ведь они подверглись вот этому. - Он коснулся сигары.
- Они от этого не стали лучше, но я их читаю.
- Без удовольствия, однако?
- Не стану возражать, мосье.
- Но они нравятся вам, хоть некоторые? Нужны они вам?
- Мосье сотни раз видел, как я читаю их, и знает, что у меня слишком мало развлечений и я непривередлива.
- Я хотел вам угодить, и если вы цените мои усилья и извлекаете из них некоторое удовольствие, то отчего бы нам не подружиться?
Оттого, что нам это не суждено, сказал бы фаталист.
- Нынче утром, - продолжал он, - я встал в превосходном настроении и был счастлив, когда входил в класс; вы омрачили мне этот день.
- Нет, мосье, всего час или два, да и то невольно.
- Невольно! Нет. Сегодня мои именины; все пожелали мне счастья, кроме вас. Самые младшие - и те подарили по пучку фиалок и пролепетали поздравления; вы же - ничего. Ни цветка, ни листика, ни слова, ни взгляда. И все это невольно?
- Я не хотела вас обидеть.
- Так вы действительно не знали о нашем обычае? Или у вас недостало времени? Вы с радостью выложили бы несколько сантимов за букетик ради моего удовольствия, если б только знали, что так принято, да? Скажите "да", и все будет забыто, и я утешусь.
- Я знала, что так принято; у меня достало времени, и со всем тем я не выложила ни сантима на цветы.
- Что ж, хорошо - хорошо, что вы откровенны. Я бы, пожалуй, возненавидел вас, если бы вы стали притворяться и лгать. Лучше прямо сказать: "Paul Carl Emanuel, je te deteste, mon garcon!"* - чем участливо улыбаться и преданно глядеть, оставаясь в душе лживой и холодной. Я не считаю вас лживой и холодной, но мне кажется, вы совершили в жизни большую ошибку; я думаю, у вас извращенные представления, вы равнодушны там, где должны бы испытывать благодарность, зато вас занимают и трогают те, с кем вам следовало бы быть холодной, как ваше имя**. Не думайте, мадемуазель, будто я хочу внушить вам страсть; Dieu vous en garde!*** Отчего вы вскочили? Потому, что я сказал "страсть"? А я и повторю. Есть слово, а есть и то, что оно означает, - правда, не в этих стенах, слава богу! Вы не дитя, почему с вами нельзя говорить о том, что на самом деле существует! Только я ведь просто слово сказал - означаемое им, уверяю вас, чуждо моей жизни и понятиям. Было, и умерло, и теперь покоится в могиле, и могила эта глубоко вырыта, высоко насыпана, и ей уж много зим; утешаюсь только надеждой на воскресение. Но тогда все переменится - облик и чувство; преходящее обретет черты бессмертные - возродится не для земли, но для неба. А говорю я все это вам, мисс Люси Сноу, для того, чтобы вы пристойно обходились с профессором Полем Эманюелем.
______________
* Поль Карл Эманюель, я тебя презираю, старина! (фр.)
** "Сноу" по-английски значит "снег".
*** Боже вас сохрани! (фр.).
Я не возражала, да и не могла ничего возразить на эту тираду.
- Скажите, - продолжал он, - когда ваши именины; и уж я-то не пожалею нескольких сантимов на скромный подарок.
- Вы только уподобитесь мне, мосье; это стоит дороже нескольких сантимов, но о деньгах я не думала.
И достав из открытого стола шкатулку, я подала ее ему.
- Утром она лежала у меня наготове, - продолжала я, - и если бы мосье запасся терпением, а мадемуазель Сен-Пьер столь бесцеремонно не вмешивалась, и быть может, вдобавок, будь я сама спокойней и рассудительней, - я бы сразу ее подарила.
Он посмотрел на шкатулку: я видела, что ему нравится чистый теплый цвет и ярко-синий венчик. Я велела ему ее открыть.
- Мои инициалы! - сказал он, имея в виду литеры на крышке. - Откуда вы знаете, что меня зовут Карл Давид?
- Сорока на хвосте принесла, мосье.
- Вот как? Значит, в случае чего можно привязывать к крыльям этой сороки записки?
Он вынул цепочку; в ней не было ничего особенного, но она отливала шелком и играла бисером. Она ему тоже понравилась; он радовался как дитя.
- И это мне?
- Вам.
- Так вот что вы работали вчера вечером?
- Именно.
- А кончили - утром?
- Утром.
- Вы за нее принялись с тем, чтобы подарить мне?
- Безусловно.
- На именины?
- На именины.
- И это намерение сохранялось у вас все время, пока вы ее плели?
Я и это подтвердила.
- Значит, мне не следует отрезать от нее кусочек - дескать, вот эта часть не моя, ее сплетали для другого?
- Вовсе нет. Это было бы не только не обязательно, но и несправедливо.
- Так она вся моя?
- Целиком ваша.
Мосье тотчас распахнул сюртучок, ловко укрепил цепочку на груди, стараясь, чтобы видно было как можно больше и по возможности меньше спрятано; он не имел обыкновения скрывать то, что ему нравилось и, по его мнению, к нему шло. Что же до шкатулки, то он объявил, что это превосходная бонбоньерка - он, между прочим, обожал сладости, - а так как он любил делить свои удовольствия с другими, то он угощал вас своим драже с тою же щедростью, с какой оделял книгами. В числе подарков доброго волшебника, которые я находила у себя в столе, я забыла упомянуть бездну шоколадных конфектов. Тут сказывался южный вкус, а по-нашему, ребячество. Часто он вместо обеда съедал бриош, да и тот делил с какой-нибудь крошкой из младшего класса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Но вот он, наконец, попался; вот он, домовой; а вот и сизое, клубящееся у губ дыхание его возлюбленной индианки; она выдала его с головой. Радостно предвкушая его замешательство - то есть испытывая смешанное чувство хозяйки, застигшей, наконец, в маслобойне странного помощника-эльфа за неурочной работой, - я тихонько подкралась к нему, стала позади и осторожно заглянула ему через плечо.
Сердце во мне замерло, когда я увидела, что, после утренней стычки, после моей очевидной невнимательности, после перенесенного им укола и раздражения, он, желая все забыть и простить, принес мне несколько чудесных книжек, которых названия сулили увлекательное чтение. Он сидел, склонясь над столом, и осторожно копался в содержимом - устраивая, конечно, беспорядок, но ничего не портя. Мое сердце сильно билось; я склонилась над ним, а он, ни о чем не догадываясь, любезно одаривал меня и, по-видимому, не испытывал ко мне недоброго чувства, и мой утренний гнев совершенно рассеялся: я больше не сердилась на профессора Эманюеля.
Должно быть, он услышал мое дыханье. Он резко обернулся; хотя он был нервического нрава, он никогда не вздрагивал и редко менялся в лице; он обладал выдержкой.
- Я думал, вы в городе с другими учительницами, - сказал он, вновь обретя самообладание. - Тем лучше. Полагаете, я смущен тем, что вы меня тут застали? Нимало. Я часто наведываюсь к вам в стол.
- Я это знаю, мосье.
- Время от времени вы находите брошюру или книгу; но вы их не читаете, ведь они подверглись вот этому. - Он коснулся сигары.
- Они от этого не стали лучше, но я их читаю.
- Без удовольствия, однако?
- Не стану возражать, мосье.
- Но они нравятся вам, хоть некоторые? Нужны они вам?
- Мосье сотни раз видел, как я читаю их, и знает, что у меня слишком мало развлечений и я непривередлива.
- Я хотел вам угодить, и если вы цените мои усилья и извлекаете из них некоторое удовольствие, то отчего бы нам не подружиться?
Оттого, что нам это не суждено, сказал бы фаталист.
- Нынче утром, - продолжал он, - я встал в превосходном настроении и был счастлив, когда входил в класс; вы омрачили мне этот день.
- Нет, мосье, всего час или два, да и то невольно.
- Невольно! Нет. Сегодня мои именины; все пожелали мне счастья, кроме вас. Самые младшие - и те подарили по пучку фиалок и пролепетали поздравления; вы же - ничего. Ни цветка, ни листика, ни слова, ни взгляда. И все это невольно?
- Я не хотела вас обидеть.
- Так вы действительно не знали о нашем обычае? Или у вас недостало времени? Вы с радостью выложили бы несколько сантимов за букетик ради моего удовольствия, если б только знали, что так принято, да? Скажите "да", и все будет забыто, и я утешусь.
- Я знала, что так принято; у меня достало времени, и со всем тем я не выложила ни сантима на цветы.
- Что ж, хорошо - хорошо, что вы откровенны. Я бы, пожалуй, возненавидел вас, если бы вы стали притворяться и лгать. Лучше прямо сказать: "Paul Carl Emanuel, je te deteste, mon garcon!"* - чем участливо улыбаться и преданно глядеть, оставаясь в душе лживой и холодной. Я не считаю вас лживой и холодной, но мне кажется, вы совершили в жизни большую ошибку; я думаю, у вас извращенные представления, вы равнодушны там, где должны бы испытывать благодарность, зато вас занимают и трогают те, с кем вам следовало бы быть холодной, как ваше имя**. Не думайте, мадемуазель, будто я хочу внушить вам страсть; Dieu vous en garde!*** Отчего вы вскочили? Потому, что я сказал "страсть"? А я и повторю. Есть слово, а есть и то, что оно означает, - правда, не в этих стенах, слава богу! Вы не дитя, почему с вами нельзя говорить о том, что на самом деле существует! Только я ведь просто слово сказал - означаемое им, уверяю вас, чуждо моей жизни и понятиям. Было, и умерло, и теперь покоится в могиле, и могила эта глубоко вырыта, высоко насыпана, и ей уж много зим; утешаюсь только надеждой на воскресение. Но тогда все переменится - облик и чувство; преходящее обретет черты бессмертные - возродится не для земли, но для неба. А говорю я все это вам, мисс Люси Сноу, для того, чтобы вы пристойно обходились с профессором Полем Эманюелем.
______________
* Поль Карл Эманюель, я тебя презираю, старина! (фр.)
** "Сноу" по-английски значит "снег".
*** Боже вас сохрани! (фр.).
Я не возражала, да и не могла ничего возразить на эту тираду.
- Скажите, - продолжал он, - когда ваши именины; и уж я-то не пожалею нескольких сантимов на скромный подарок.
- Вы только уподобитесь мне, мосье; это стоит дороже нескольких сантимов, но о деньгах я не думала.
И достав из открытого стола шкатулку, я подала ее ему.
- Утром она лежала у меня наготове, - продолжала я, - и если бы мосье запасся терпением, а мадемуазель Сен-Пьер столь бесцеремонно не вмешивалась, и быть может, вдобавок, будь я сама спокойней и рассудительней, - я бы сразу ее подарила.
Он посмотрел на шкатулку: я видела, что ему нравится чистый теплый цвет и ярко-синий венчик. Я велела ему ее открыть.
- Мои инициалы! - сказал он, имея в виду литеры на крышке. - Откуда вы знаете, что меня зовут Карл Давид?
- Сорока на хвосте принесла, мосье.
- Вот как? Значит, в случае чего можно привязывать к крыльям этой сороки записки?
Он вынул цепочку; в ней не было ничего особенного, но она отливала шелком и играла бисером. Она ему тоже понравилась; он радовался как дитя.
- И это мне?
- Вам.
- Так вот что вы работали вчера вечером?
- Именно.
- А кончили - утром?
- Утром.
- Вы за нее принялись с тем, чтобы подарить мне?
- Безусловно.
- На именины?
- На именины.
- И это намерение сохранялось у вас все время, пока вы ее плели?
Я и это подтвердила.
- Значит, мне не следует отрезать от нее кусочек - дескать, вот эта часть не моя, ее сплетали для другого?
- Вовсе нет. Это было бы не только не обязательно, но и несправедливо.
- Так она вся моя?
- Целиком ваша.
Мосье тотчас распахнул сюртучок, ловко укрепил цепочку на груди, стараясь, чтобы видно было как можно больше и по возможности меньше спрятано; он не имел обыкновения скрывать то, что ему нравилось и, по его мнению, к нему шло. Что же до шкатулки, то он объявил, что это превосходная бонбоньерка - он, между прочим, обожал сладости, - а так как он любил делить свои удовольствия с другими, то он угощал вас своим драже с тою же щедростью, с какой оделял книгами. В числе подарков доброго волшебника, которые я находила у себя в столе, я забыла упомянуть бездну шоколадных конфектов. Тут сказывался южный вкус, а по-нашему, ребячество. Часто он вместо обеда съедал бриош, да и тот делил с какой-нибудь крошкой из младшего класса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165