И это несколько смущало мятущуюся душу Кари.
VIII
Гуннар запомнил, как смотрел Кари на парус.
После ужина Гуннар сказал, вытерев губы и руки льняным полотенцем:
– А как ни говори – нет лучше той землицы, где родился ты и где живешь.
Хозяйка насторожилась: зачем повторять всем давно известную истину?
Гуннар продолжал:
– Здесь дорога? тебе каждая песчинка на берегу родного фиорда. Небо над тобою – родное тебе. А земля – еще роднее. Здесь живут твой отец, твоя мать, братья и сестры. Но ведь и товарищи, выросшие вместе с тобою и вместе с тобою делившие опасности плаваний и охотничьего промысла в горах, – это тоже частица тебя самою, твоей родины. Разве мыслима жизнь без них?
Гуннар посмотрел в сторону сына. Тот сидел, понурив голову, сплетя крепко-накрепко пальцы, и глядел на огонь. Пламя неукротимо подымалось кверху, искры сыпались.
Кари думал о чем-то своем. Ему не было дела ни до искр, ни до пламени. Он думал крепкую думу, как думают бывалые люди в морозные зимние ночи, когда на душе у них мрачнее самой ночи. Он понимал: отец говорил для его ушей, отец имел в виду именно его.
Гуннар все рассуждал:
– Конечно, не всегда родная сторона бывает с тобой ласкова. Об этом даже не приходится спорить. Так сказать, это истина. Но это же вроде любящей матери, которая бранит тебя, желая тебе же добра. Поэтому родная сторона часто сравнивается именно с матерью, вскормившей тебя.
Гуннар продолжал развивать свою мысль в этом же направлении при полном молчаливом согласии жены – она время от времени кивала головой. Остальные члены семьи внимательно слушали своего главу, пытаясь уразуметь смысл его слов.
Но вот заговорил Кари. Он словно бы ни к кому и не обращался. Можно было подумать, что беседует он с очагом. Не расплетая туго сжатых пальцев, глядя прямо перед собою, он сказал:
– Тейт несколько иного мнения.
– Сколько голов – столько и мнений, – заметил Гуннар.
– Но ведь истина одна…
Отец сказал про себя: «Этот скальд втемяшил ему различные мысли, цена которым – ничтожная, дешевле тухлой рыбешки».
– Тейт, – сухо выговорил Гуннар, – человек особого склада. Не скажу о нем ничего худого. Но ведь у него нет жены, он не вырастил ни одного ребенка, живет бобылем. У него на все свой взгляд. А наше положение – иное. Нам крепко следует держаться за землю, даже если она не всегда милостива к нам и весьма своенравна…
– Да, отец, это мысли иного раба, постаревшего под пятой своего господина и не видящего впереди ничего хорошего для себя.
– И это тоже его слова! – воскликнул Гуннар. – Узнаю рассуждения Тейта!
Хозяйка вмешалась в разговор:
– Мне больно слышать худое слово о Тейте. Он внимателен к нам и ничего плохого не сделал нашей семье. Надо ли корить его?
Гуннар махнул рукой:
– Я могу сказать только одно: Тейт сам по себе – человек неплохой, однако он не товарищ Кари – хотя бы по возрасту. И наставник неважный. Да какой из него наставник, если он не пашет, не жнет, семью не содержит. Ведь живет он как птица: что боги пошлют, то и клюет. Разве такой нужен советчик нашему сыну?
На это хозяйка сказала:
– Каждому нужна своя голова. Она – лучший советчик.
– А если своя не созрела для этого?
– Тогда надо ждать, когда она созреет.
– Об этом и речь! – сказал Гуннар. – В семье кто-то должен давать советы, а кто-то должен слушать их!
– Это справедливо, – сказала хозяйка.
У Гуннара с языка готово был сорваться слово, которое, несомненно, взволновало бы сына. Слово о Гудрид. Но не такое это дело, которое должно решаться в присутствии всех домочадцев от мала до велика. Сначала надо обо всем поговорить с самим Кари. Однако Гуннара очень подмывало – просто спасу не было – выложить накипевшее. И он сказал:
– Если мужчина что-то решил, то он должен исполнить свое намерение… Если перерешил что-либо – должен заявить об этом во всеуслышание.
Намек был слишком прозрачным, чтобы не понять его.
– У каждого есть свои намерения, – проговорил Кари. – Один – торопится, другой – размышляет. И правы оба. Неправ оказывается тот, кто совершил ошибку, кто оказался более опрометчивым. Кстати, подолгу раздумывающие тоже могут оказаться опрометчивыми.
– Скальд! – крикнул Гуннар в гневе. – Опять скальд! Это слова самого Тейта! Ты их просто повторяешь!
– Возможно, – согласился сын. – Не зазорно учиться у многоопытных…
– Повторять чужие слова тоже надо уметь! Или они должны быть к месту!
Кари встал.
– Я подумаю, – сказал он.
– От своего просто так, за здорово живешь не отступай, Кари.
– Это верно, – сказала мать.
С той стороны очага отозвалась старуха:
– Я долго молчала. Слушала вас. Внуку своему накажу так: перед силой отступают. Так создано самой природой. А против нее человек слаб.
Гуннар откашлялся, словно собирался произнести речь на тинге. И сказал так:
– Я вижу, что окольная речь, понятная людям сметливым, нынче бессильна. Намеки уже не имеют значения. А жаль! Посему в вашем присутствии скажу нечто. Сын мой, Кари, – вот он здесь, перед вами, – как видно, желает посватать достойную девицу по имени Гудрид. Что же, это дело, по моему разумению, стоящее. Сватовство должно состояться, если намерения Кари не изменились… Правда, налицо обстоятельства, которые заставляют призадуматься. Нашлись молодцы, которые встали поперек. Недавний пожар – дело их рук. Это предупреждение… Это те самые люди, у которых остановился конунг. Пощады от них не жди. Но если Гудрид пожелает и ее родные будут в согласии с нами – тогда можно будет кое-что предпринять. Я советую Кари не отступать. Но для этого нужна полная ясность.
Кари сказал на это:
– Мне нужна неделя.
Гуннар сказал:
– Неделя не вечность. Всякое большое дело требует тщательного к себе подхода. Я полагаю, что Кари имеет полное право на неделю и даже больше. – И добавил: – Если нас к тому времени не сожгут живьем.
Кари вздрогнул. Его точно ударили по лицу.
В доме стало тихо, только пламя трепыхалось, словно птица-подранок.
На этом и закончился разговор в этот вечер.
IX
Тейт сказал Кари:
– Я тревожусь. Есть основания. О себе я думаю меньше – достаточно прожито зим, могу уже не дрожать за свою жизнь. Но ты, Кари, молод, впереди у тебя много-много зим. Я хочу дать тебе два совета: носи с собою меч – он верно тебе послужит. Другой совет: думай о новой земле, думай о заморском плавании. Есть тут один пришелец, он подыскивает себе верных друзей. Корабль, по его словам, очень ладный. Он принадлежит его отцу, а отец отдает ему этот корабль. Думай, Кари, думай! В будущую весну он уплывает. Это храбрый малый, и с ним тебе будет неплохо.
Тейт обещал свести Кари с этим малым – пусть поглядят друг на друга, поговорят. Как говорится, умная беседа – прибыток.
X
Сон в эту ночь привиделся отменный:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
VIII
Гуннар запомнил, как смотрел Кари на парус.
После ужина Гуннар сказал, вытерев губы и руки льняным полотенцем:
– А как ни говори – нет лучше той землицы, где родился ты и где живешь.
Хозяйка насторожилась: зачем повторять всем давно известную истину?
Гуннар продолжал:
– Здесь дорога? тебе каждая песчинка на берегу родного фиорда. Небо над тобою – родное тебе. А земля – еще роднее. Здесь живут твой отец, твоя мать, братья и сестры. Но ведь и товарищи, выросшие вместе с тобою и вместе с тобою делившие опасности плаваний и охотничьего промысла в горах, – это тоже частица тебя самою, твоей родины. Разве мыслима жизнь без них?
Гуннар посмотрел в сторону сына. Тот сидел, понурив голову, сплетя крепко-накрепко пальцы, и глядел на огонь. Пламя неукротимо подымалось кверху, искры сыпались.
Кари думал о чем-то своем. Ему не было дела ни до искр, ни до пламени. Он думал крепкую думу, как думают бывалые люди в морозные зимние ночи, когда на душе у них мрачнее самой ночи. Он понимал: отец говорил для его ушей, отец имел в виду именно его.
Гуннар все рассуждал:
– Конечно, не всегда родная сторона бывает с тобой ласкова. Об этом даже не приходится спорить. Так сказать, это истина. Но это же вроде любящей матери, которая бранит тебя, желая тебе же добра. Поэтому родная сторона часто сравнивается именно с матерью, вскормившей тебя.
Гуннар продолжал развивать свою мысль в этом же направлении при полном молчаливом согласии жены – она время от времени кивала головой. Остальные члены семьи внимательно слушали своего главу, пытаясь уразуметь смысл его слов.
Но вот заговорил Кари. Он словно бы ни к кому и не обращался. Можно было подумать, что беседует он с очагом. Не расплетая туго сжатых пальцев, глядя прямо перед собою, он сказал:
– Тейт несколько иного мнения.
– Сколько голов – столько и мнений, – заметил Гуннар.
– Но ведь истина одна…
Отец сказал про себя: «Этот скальд втемяшил ему различные мысли, цена которым – ничтожная, дешевле тухлой рыбешки».
– Тейт, – сухо выговорил Гуннар, – человек особого склада. Не скажу о нем ничего худого. Но ведь у него нет жены, он не вырастил ни одного ребенка, живет бобылем. У него на все свой взгляд. А наше положение – иное. Нам крепко следует держаться за землю, даже если она не всегда милостива к нам и весьма своенравна…
– Да, отец, это мысли иного раба, постаревшего под пятой своего господина и не видящего впереди ничего хорошего для себя.
– И это тоже его слова! – воскликнул Гуннар. – Узнаю рассуждения Тейта!
Хозяйка вмешалась в разговор:
– Мне больно слышать худое слово о Тейте. Он внимателен к нам и ничего плохого не сделал нашей семье. Надо ли корить его?
Гуннар махнул рукой:
– Я могу сказать только одно: Тейт сам по себе – человек неплохой, однако он не товарищ Кари – хотя бы по возрасту. И наставник неважный. Да какой из него наставник, если он не пашет, не жнет, семью не содержит. Ведь живет он как птица: что боги пошлют, то и клюет. Разве такой нужен советчик нашему сыну?
На это хозяйка сказала:
– Каждому нужна своя голова. Она – лучший советчик.
– А если своя не созрела для этого?
– Тогда надо ждать, когда она созреет.
– Об этом и речь! – сказал Гуннар. – В семье кто-то должен давать советы, а кто-то должен слушать их!
– Это справедливо, – сказала хозяйка.
У Гуннара с языка готово был сорваться слово, которое, несомненно, взволновало бы сына. Слово о Гудрид. Но не такое это дело, которое должно решаться в присутствии всех домочадцев от мала до велика. Сначала надо обо всем поговорить с самим Кари. Однако Гуннара очень подмывало – просто спасу не было – выложить накипевшее. И он сказал:
– Если мужчина что-то решил, то он должен исполнить свое намерение… Если перерешил что-либо – должен заявить об этом во всеуслышание.
Намек был слишком прозрачным, чтобы не понять его.
– У каждого есть свои намерения, – проговорил Кари. – Один – торопится, другой – размышляет. И правы оба. Неправ оказывается тот, кто совершил ошибку, кто оказался более опрометчивым. Кстати, подолгу раздумывающие тоже могут оказаться опрометчивыми.
– Скальд! – крикнул Гуннар в гневе. – Опять скальд! Это слова самого Тейта! Ты их просто повторяешь!
– Возможно, – согласился сын. – Не зазорно учиться у многоопытных…
– Повторять чужие слова тоже надо уметь! Или они должны быть к месту!
Кари встал.
– Я подумаю, – сказал он.
– От своего просто так, за здорово живешь не отступай, Кари.
– Это верно, – сказала мать.
С той стороны очага отозвалась старуха:
– Я долго молчала. Слушала вас. Внуку своему накажу так: перед силой отступают. Так создано самой природой. А против нее человек слаб.
Гуннар откашлялся, словно собирался произнести речь на тинге. И сказал так:
– Я вижу, что окольная речь, понятная людям сметливым, нынче бессильна. Намеки уже не имеют значения. А жаль! Посему в вашем присутствии скажу нечто. Сын мой, Кари, – вот он здесь, перед вами, – как видно, желает посватать достойную девицу по имени Гудрид. Что же, это дело, по моему разумению, стоящее. Сватовство должно состояться, если намерения Кари не изменились… Правда, налицо обстоятельства, которые заставляют призадуматься. Нашлись молодцы, которые встали поперек. Недавний пожар – дело их рук. Это предупреждение… Это те самые люди, у которых остановился конунг. Пощады от них не жди. Но если Гудрид пожелает и ее родные будут в согласии с нами – тогда можно будет кое-что предпринять. Я советую Кари не отступать. Но для этого нужна полная ясность.
Кари сказал на это:
– Мне нужна неделя.
Гуннар сказал:
– Неделя не вечность. Всякое большое дело требует тщательного к себе подхода. Я полагаю, что Кари имеет полное право на неделю и даже больше. – И добавил: – Если нас к тому времени не сожгут живьем.
Кари вздрогнул. Его точно ударили по лицу.
В доме стало тихо, только пламя трепыхалось, словно птица-подранок.
На этом и закончился разговор в этот вечер.
IX
Тейт сказал Кари:
– Я тревожусь. Есть основания. О себе я думаю меньше – достаточно прожито зим, могу уже не дрожать за свою жизнь. Но ты, Кари, молод, впереди у тебя много-много зим. Я хочу дать тебе два совета: носи с собою меч – он верно тебе послужит. Другой совет: думай о новой земле, думай о заморском плавании. Есть тут один пришелец, он подыскивает себе верных друзей. Корабль, по его словам, очень ладный. Он принадлежит его отцу, а отец отдает ему этот корабль. Думай, Кари, думай! В будущую весну он уплывает. Это храбрый малый, и с ним тебе будет неплохо.
Тейт обещал свести Кари с этим малым – пусть поглядят друг на друга, поговорят. Как говорится, умная беседа – прибыток.
X
Сон в эту ночь привиделся отменный:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43