Уселась в нее. Взяла в руки весла.
– Ты что же, будешь плыть по песку?
– Поневоле поплывешь и по песку. Это легче, чем у тебя слово вытянуть. Нет, к бабушке я не обращусь.
– Почему? – выдавил он из себя.
– А потому, что знаю, что скажет: «Дура! Спросила бы у него сама».
– Ну, так… – Кари глубоко вздохнул, – вот и спроси сама.
Она выпрыгнула из лодки:
– Спрашиваю в последний раз: в чем твоя вина передо мной?
Он собрался с духом. И сказал:
– Меня друзья надоумили…
Она ждала. Оперлась на весло. И ждала. Терпеливо.
Он бросил на Гудрид короткий взгляд:
– Они говорят, что люблю тебя…
Она отвернулась:
– Как это – любишь?
– Так сказали они.
– Вот глупости!
На сей раз замолчали оба. Думали о чем-то своем. Впрочем, Кари ни о чем не думал, голова его была совершенно пуста, подобно давно забытому ларю.
Он понимал, что надо нынче же договорить. Дальше будет еще труднее. И Кари сказал:
– Наверное, люблю, Гудрид…
После долгого молчания она спросила:
– Зачем?
И он ответил довольно бойко, чтобы отделаться от этого тяжелого для него разговора:
– Чтобы жениться.
Она прыснула смехом:
– На ком же, Кари?
– Наверное, на тебе.
Она живо столкнула лодку на воду и, вся пунцовая от смущения, отплыла от берега.
А он все стоял, уткнувшись взглядом в песок.
X
Мать Кари была женщина с первого взгляда тихая, она никогда или очень редко вмешивалась в мужские разговоры. Однако влияние ее в доме было очевидно. Нередко супруг ее говорил ее же словами, и слова эти были мудрые, полезные для домочадцев. Занятая по хозяйству и воспитанием детей, она никогда не забывала, чья она дочь и откуда родом.
Отец ее по имени Хёгни, сын Грани, был человеком трудолюбивым. Он никому, даже сильному конунгу или богатому бонду, не разрешал наступать себе на ноги. Знавшие Хёгни остерегались его язвительных слов и меча, висевшего у изголовья его. Сам он избегал столкновений, но если они случались, то никогда не пасовал. Происходил он из славного рода честных бондов, живших на севере.
Жена Хёгни по имени Унн, дочь Ауд, дочери Торда, жила в этих же местах, где жили они ныне. Ради нее Хёгни оставил северные скалы, берега, богатые треской и сельдью, воздух, звеневший от взмахов гагачьих крыл, и переселился сюда. Он оказался хорошим хозяином: без устали мотыжил свое поле, варил пиво, если на это хватало зерна, и ловил в подходящее время рыбу.
Хёгни был человеком богобоязненным. Он истово молился всем богам и несколько изображений их сработал собственноручно из прочного дерева и поставил у стен вокруг семейного очага. Со временем деревянные боги и покровители потемнели от копоти, и в выражении их лиц появилось нечто, вызывающее к ним еще большее уважение, а на детей нагонявшее страх.
Как-то мать сказала:
– Кари, твой отец сообщил мне нечто, чего я не знала.
Кари молчал.
– Если сын желает жениться, – продолжала мать, – и если он уже выбрал себе невесту, то он обязан сказать об этом своим родным. И не в последнюю очередь – отцу и матери.
– Всему свое время, – сказал Кари.
Эти слова не поправились матери. Она усмотрела в них некую перемену в характере сына, до сего дня послушного и почтительного. Но она не стала пререкаться с ним.
Сказала:
– Ты должен кое-что обдумать, потому что твой отец будет говорить с тобой. И не далее как сегодня.
Вечером, когда вся семья была в сборе у очага, отец Кари обратился с обычной молитвой к покровителям их дома, глядевшим на огонь большими – навыкате – глазами. Затем все принялись ужинать.
После ужина отец сказал Кари:
– Нам надо поговорить с тобой.
Они вышли за порог на вечернюю свежесть и уселись на бревне.
Вверху светила луна. Небо было ярко-зеленым, и было светло, как в пасмурный день. А над крышей, в северной стороне стояло огромное зарево: как бы светилось солнце, которое на самом деле давно опустилось за море. Это было красивое небесное сияние.
Отец начал не сразу. Он обдумывал слова. Однако сын был уверен, что уже все договорено между отцом и матерью и слова заранее взвешены. Собственно, так и должно быть, когда ведешь важную беседу с сыном.
– Меня и твою мать, любящую тебя великой любовью, – начал отец, – многое беспокоит. Наверное, это участь всех родителей. Мне известно, что ты встречаешься с девушкой по имени Гудрид. Я знаю ее родителей. Это достойные люди. Они никогда не надеются не только на милость своих соседей или родичей, но даже на милость самого Одина. Я полагаю, что это хорошо, это свидетельство не только самостоятельности, но и уважения к самому себе. Не зная Гудрид, я допускаю, что она не только мила, но и мудра по-женски, то есть благоразумна.
Отец помолчал, ожидая, что Кари вставит какое-нибудь словечко. И Кари сказал:
– Все это, наверно, так и есть.
– Ну что ж, ну что ж… Во всем, что связано с этим, меня смущает одно: что надо этому Фроди? Я полагаю, что ты его знаешь – его и его повадки.
– Да, отец, – сказал Кари, которому нелегко было вести этот разговор. – Фроди не из тех, кто долго раздумывает, если что-нибудь запало в его сердце.
– Это так. По крайней мере, все держатся такого мнения. Это опасный и коварный человек.
Кари немножечко усмехнулся и заметил:
– Да, нагнал же он страху на многих.
Отца это замечание сына немного задело.
– Мне кажется, что ты берешь на себя слишком много, Кари. В твои годы следовало бы больше слушать старших и меньше высказывать колкостей.
Кари благоразумно промолчал.
– Мы с твоей матерью рассудили так, – продолжал отец. – Если ты решил свататься к Гудрид, то об этом должен сказать нам. Нам необходимо знать твои намерения. При этом тебе следует иметь в виду, что нельзя полагаться на одни чувства. Чем и как ты будешь жить? Что ты намерен делать? Поймет ли она тебя? Не слишком ли избалованна эта Гудрид? И что умеет она делать по дому? Это все не праздные вопросы.
Мать выглянула во двор, постояла немного в дверях и пошла укладывать детей.
– И еще один вопрос, – говорил отец. – Понимаешь ли ты, что стоит на твоем пути?
Сын хотел было сказать что-то резкое, но отец положил ему руку на плечо. Тяжелую крестьянскую руку.
– Не торопись с возражениями, – сказал он, – а лучше послушай… Умные люди говорят, что ты подвергаешь себя смертельной опасности. Эта Гудрид приглянулась не то Фроди, не то Эгилю. Если ты решил – причем твердо – свататься, это дело одно. Если ты ничего пока не решил и готов отступить, как советуют люди, – это дело другое. В этом случае не следует испытывать судьбу и связываться с головорезами. Ты все должен представлять себе совершенно ясно.
Сын сказал:
– Если я посватаюсь, то навлеку гнев Фроди не только на себя.
– Это так, – согласился отец.
– Следовательно, я должен не только ответить тебе, но и спросить кое о чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Ты что же, будешь плыть по песку?
– Поневоле поплывешь и по песку. Это легче, чем у тебя слово вытянуть. Нет, к бабушке я не обращусь.
– Почему? – выдавил он из себя.
– А потому, что знаю, что скажет: «Дура! Спросила бы у него сама».
– Ну, так… – Кари глубоко вздохнул, – вот и спроси сама.
Она выпрыгнула из лодки:
– Спрашиваю в последний раз: в чем твоя вина передо мной?
Он собрался с духом. И сказал:
– Меня друзья надоумили…
Она ждала. Оперлась на весло. И ждала. Терпеливо.
Он бросил на Гудрид короткий взгляд:
– Они говорят, что люблю тебя…
Она отвернулась:
– Как это – любишь?
– Так сказали они.
– Вот глупости!
На сей раз замолчали оба. Думали о чем-то своем. Впрочем, Кари ни о чем не думал, голова его была совершенно пуста, подобно давно забытому ларю.
Он понимал, что надо нынче же договорить. Дальше будет еще труднее. И Кари сказал:
– Наверное, люблю, Гудрид…
После долгого молчания она спросила:
– Зачем?
И он ответил довольно бойко, чтобы отделаться от этого тяжелого для него разговора:
– Чтобы жениться.
Она прыснула смехом:
– На ком же, Кари?
– Наверное, на тебе.
Она живо столкнула лодку на воду и, вся пунцовая от смущения, отплыла от берега.
А он все стоял, уткнувшись взглядом в песок.
X
Мать Кари была женщина с первого взгляда тихая, она никогда или очень редко вмешивалась в мужские разговоры. Однако влияние ее в доме было очевидно. Нередко супруг ее говорил ее же словами, и слова эти были мудрые, полезные для домочадцев. Занятая по хозяйству и воспитанием детей, она никогда не забывала, чья она дочь и откуда родом.
Отец ее по имени Хёгни, сын Грани, был человеком трудолюбивым. Он никому, даже сильному конунгу или богатому бонду, не разрешал наступать себе на ноги. Знавшие Хёгни остерегались его язвительных слов и меча, висевшего у изголовья его. Сам он избегал столкновений, но если они случались, то никогда не пасовал. Происходил он из славного рода честных бондов, живших на севере.
Жена Хёгни по имени Унн, дочь Ауд, дочери Торда, жила в этих же местах, где жили они ныне. Ради нее Хёгни оставил северные скалы, берега, богатые треской и сельдью, воздух, звеневший от взмахов гагачьих крыл, и переселился сюда. Он оказался хорошим хозяином: без устали мотыжил свое поле, варил пиво, если на это хватало зерна, и ловил в подходящее время рыбу.
Хёгни был человеком богобоязненным. Он истово молился всем богам и несколько изображений их сработал собственноручно из прочного дерева и поставил у стен вокруг семейного очага. Со временем деревянные боги и покровители потемнели от копоти, и в выражении их лиц появилось нечто, вызывающее к ним еще большее уважение, а на детей нагонявшее страх.
Как-то мать сказала:
– Кари, твой отец сообщил мне нечто, чего я не знала.
Кари молчал.
– Если сын желает жениться, – продолжала мать, – и если он уже выбрал себе невесту, то он обязан сказать об этом своим родным. И не в последнюю очередь – отцу и матери.
– Всему свое время, – сказал Кари.
Эти слова не поправились матери. Она усмотрела в них некую перемену в характере сына, до сего дня послушного и почтительного. Но она не стала пререкаться с ним.
Сказала:
– Ты должен кое-что обдумать, потому что твой отец будет говорить с тобой. И не далее как сегодня.
Вечером, когда вся семья была в сборе у очага, отец Кари обратился с обычной молитвой к покровителям их дома, глядевшим на огонь большими – навыкате – глазами. Затем все принялись ужинать.
После ужина отец сказал Кари:
– Нам надо поговорить с тобой.
Они вышли за порог на вечернюю свежесть и уселись на бревне.
Вверху светила луна. Небо было ярко-зеленым, и было светло, как в пасмурный день. А над крышей, в северной стороне стояло огромное зарево: как бы светилось солнце, которое на самом деле давно опустилось за море. Это было красивое небесное сияние.
Отец начал не сразу. Он обдумывал слова. Однако сын был уверен, что уже все договорено между отцом и матерью и слова заранее взвешены. Собственно, так и должно быть, когда ведешь важную беседу с сыном.
– Меня и твою мать, любящую тебя великой любовью, – начал отец, – многое беспокоит. Наверное, это участь всех родителей. Мне известно, что ты встречаешься с девушкой по имени Гудрид. Я знаю ее родителей. Это достойные люди. Они никогда не надеются не только на милость своих соседей или родичей, но даже на милость самого Одина. Я полагаю, что это хорошо, это свидетельство не только самостоятельности, но и уважения к самому себе. Не зная Гудрид, я допускаю, что она не только мила, но и мудра по-женски, то есть благоразумна.
Отец помолчал, ожидая, что Кари вставит какое-нибудь словечко. И Кари сказал:
– Все это, наверно, так и есть.
– Ну что ж, ну что ж… Во всем, что связано с этим, меня смущает одно: что надо этому Фроди? Я полагаю, что ты его знаешь – его и его повадки.
– Да, отец, – сказал Кари, которому нелегко было вести этот разговор. – Фроди не из тех, кто долго раздумывает, если что-нибудь запало в его сердце.
– Это так. По крайней мере, все держатся такого мнения. Это опасный и коварный человек.
Кари немножечко усмехнулся и заметил:
– Да, нагнал же он страху на многих.
Отца это замечание сына немного задело.
– Мне кажется, что ты берешь на себя слишком много, Кари. В твои годы следовало бы больше слушать старших и меньше высказывать колкостей.
Кари благоразумно промолчал.
– Мы с твоей матерью рассудили так, – продолжал отец. – Если ты решил свататься к Гудрид, то об этом должен сказать нам. Нам необходимо знать твои намерения. При этом тебе следует иметь в виду, что нельзя полагаться на одни чувства. Чем и как ты будешь жить? Что ты намерен делать? Поймет ли она тебя? Не слишком ли избалованна эта Гудрид? И что умеет она делать по дому? Это все не праздные вопросы.
Мать выглянула во двор, постояла немного в дверях и пошла укладывать детей.
– И еще один вопрос, – говорил отец. – Понимаешь ли ты, что стоит на твоем пути?
Сын хотел было сказать что-то резкое, но отец положил ему руку на плечо. Тяжелую крестьянскую руку.
– Не торопись с возражениями, – сказал он, – а лучше послушай… Умные люди говорят, что ты подвергаешь себя смертельной опасности. Эта Гудрид приглянулась не то Фроди, не то Эгилю. Если ты решил – причем твердо – свататься, это дело одно. Если ты ничего пока не решил и готов отступить, как советуют люди, – это дело другое. В этом случае не следует испытывать судьбу и связываться с головорезами. Ты все должен представлять себе совершенно ясно.
Сын сказал:
– Если я посватаюсь, то навлеку гнев Фроди не только на себя.
– Это так, – согласился отец.
– Следовательно, я должен не только ответить тебе, но и спросить кое о чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43