А у меня, между прочим, еще и крошки во рту с утра не было.
— Лейтенант, так мне начинать, да? Или животом маяться будем?
Это Ягодка пенсионерская. Супермозг в двух экземплярах. Один у президента, второй здесь. Для каких только целей? Но не мне с моими погонами в политику распределения компьютерной техники лезть.
— Поехали, — киваю компьютеру, ощущая себя полным ничтожеством перед лицом будущего.
— Поедем, да, красавчик, кататься! — поет клавиатура, но тут же становится серьезной.
Самостоятельно, честное слово, вдавливаются кнопки с буковками и цифрами. Потом щелкает такая квадратная с вырезом на боку здоровая клавиша. На мониторе появляется первое изображение. Нечто чудовищное, с головой зверя. Задержавшись на пару секунд, заменяется изображением не менее страшненького существа. Тупо пялюсь в монитор, разглядывая очередных представителей виртуального животного мира.
— Простите, — решившись, слегка касаюсь гудящего ящика. — Нам про страшненьких не надо. Нам про людей надо.
— Ручками не трогай, да! Сразу сказать нельзя было, генацвале? — обижается Ягодка. — Данные правильнее вводить надо, а не засаленными пальцами меня лапать. Вывожу человекообразных представителей. Смотри, да!
Перед глазами пробегают человеческие лица. Все они какие-то неестественные, нарисованные, схематичные. Как в фотороботе, только чуть лучше. И это нормально. Из пояснений Ягодки выясняю, что ребята такие с рождения. Они ведь не живые, а нарисованные маниакально настроенными программистами, И вообще, по мнению Ягодки, всех программистов давно пора лишить средств труда и отправить в степи Казахстана вспахивать целину.
Просмотр длится два часа. Меня страшно тянет в сон от рож, которые пялятся на меня с экрана. Спиной слышу, как генерал и хозяин квартиры по пятому разу пересказывают историю беготни по пустыне за басмачами. Потом, кажется, генерал куда-то убегает и возвращается через полчаса с полным звенящим пакетом. Затем они тихо поют песню про зловещую степь, над которой кружится черный ворон. Но после слов о целой вечности, которую они, старики, собирались прожить, плачут.
Именно в этот момент я вижу лицо, один вид которого сдергивает меня с ортопедического кресла. Я узнаю это лицо. На меня нагло смотрит пациент психической клиники, который лечится одновременной игрой в шахматы с приглашенными в больницу гроссмейстерами. Так вот как происходит уничтожение лучшего генофонда земли! Он им специально проигрывает!
— Стой! — кричу я грузину из компьютера, прилипая к монитору. — Вернее, давай дальше, но этого запомни.
— Э, говорили же, как джигиту, кивни только головой. Зачем на технику кидаешься, как на молодого барашка? — ворчит Ягодка, но экраном вспыхивает.
Мелькают фотографии, рябит в глазах, затекает тело, тикают часы-ходики. Не обращаю внимания ни на звон битой посуды на кухне, ни на выяснение отношений на шашках, ни на причитания компьютера, что давно пора отдохнуть и подкрепиться. Но, кроме шахматиста, ничего интересного не появляется. Время идет, время мчится. Тороплю его. Потому что помню, где сейчас Баобабова и как ей тяжело без меня.
К концу третьего часа Ягодка выдыхается и сообщает, что больше в ее базе данных ничего примечательного нет. Но если я тайком от Рыжего желаю взглянуть на симпатичных девчонок, то и она с удовольствием. Отказываюсь. Я же все-таки на работе.
Супермозг грустно вздыхает и сообщает, что готов приступить к обработке полученных данных, и если я, старший лейтенант, не возражаю, то не пойти бы мне на кухню и не пригласить сюда пенсионера Петруху.
Пенсионер является сам. Но при поддержке генерала. Оба слегка помяты, чуть порублены, но в целом живы и здоровы.
— Хе! — говорит генерал, сваливая пенсионера в ортопедическое кресло. — Доложи, лейтенант, результаты. Замечен ли среди заявленных личностей главный подозреваемый по кличке Безголовый?
Объяснять, что Безголовый не может по существу присутствовать в базе по причине отсутствия верхней части туловища, не пытаюсь. Генерал не в том состоянии, чтобы адекватно реагировать на плохие новости. Поэтому расплывчато заявляю, что все проделанное — сделано и надо ждать окончательного анализа.
Генерал, пытаясь сфокусироваться, тянется к шашке, но вовремя прислоняется к зеленым обоям и засыпает. Чего не скажешь о рыжем Петрухе. Словно не был он три горячих часа на кухне вместе с генералом. Торопясь, вытаскивает из плюющегося принтера распечатанные листы. Бегло просматривает их и крестит меня три раза.
— Не с теми друзьями ты связался, Алеша. Не доведут они тебя до добра. Вот дедушка твой проснется, я уж все расскажу, с какими хулиганами внук его знается. Выпорет всенепременно.
Генерал про меня ерунду какую-то сморозил. Или сам пенсионер чего напутал.
— А что за друзья? — пытаюсь разобраться в столбиках цифр и непонятных символов.
— Твои друзья, ты и разбирайся, — зевает пенсионер Петруха, готовясь присоединиться к генералу.
— И все же.
Нет ничего хуже отошедшего на покой пенсионера. Всю душу вытрясет, пока правду узнаешь.
— Друзья как друзья. Мы с дедушкой твоим в гражданскую таких в поле стаями загоняли. Хочешь, расскажу?
— Наслышан уже. Генерал… то есть дедушка, достал уже рассказами.
— А ты старших, Алексеюшка, слушай. Старые дедушки борозды истории не портят. А друзья… Бандиты натуральные. В магазин сбегать нет желания? Рядом, три квартала с двумя пересадками?
Пенсионер Петруха закрывает глаза и уже на автопилоте времен гражданской войны объясняет маршрут до магазина. Голова его никнет все ниже и ниже, речь становится все тусклее и невнятнее. Упершись затылком в подголовник, пенсионер засыпает. Два друга, два боевых товарища законно отдыхают после встречи. Заслужили.
— Барин частенько так, — гудит со своего места Ягодка, прозванная, как я сейчас только понимаю, за незлобивый характер да еще за красный цвет защитной пластмассы. Заслуженные пенсионеры знают, какой цвет им выбирать. Грузинский акцент пропадает, и теперь мне понятно абсолютно все, что говорит компьютер: — Ты не думай, лейтенант старший, он, когда на работе, никогда не позволяет. Ни себе, ни другим. Даже генералу. Просто сегодня день такой. Особенный. Именно в этот знаменательный день они с другом, который рядом под таксиста притворяется, за басмачами гоняться начали. Хочешь, расскажу?
— Откуда знаешь, что лейтенант? — Я начинаю тихо ненавидеть басмачей, а вместе с ними и свидетелей тех ярких давних исторических событий.
— Лейтенанта старшего по походке видно, — поясняет Ягодка, выводя на монитор схематичное изображение человека с лейтенантскими погонами. — У просто лейтенантов походка робкая, ладошки мокрые. У капитанов походка наглая, руки все больше по карманам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Лейтенант, так мне начинать, да? Или животом маяться будем?
Это Ягодка пенсионерская. Супермозг в двух экземплярах. Один у президента, второй здесь. Для каких только целей? Но не мне с моими погонами в политику распределения компьютерной техники лезть.
— Поехали, — киваю компьютеру, ощущая себя полным ничтожеством перед лицом будущего.
— Поедем, да, красавчик, кататься! — поет клавиатура, но тут же становится серьезной.
Самостоятельно, честное слово, вдавливаются кнопки с буковками и цифрами. Потом щелкает такая квадратная с вырезом на боку здоровая клавиша. На мониторе появляется первое изображение. Нечто чудовищное, с головой зверя. Задержавшись на пару секунд, заменяется изображением не менее страшненького существа. Тупо пялюсь в монитор, разглядывая очередных представителей виртуального животного мира.
— Простите, — решившись, слегка касаюсь гудящего ящика. — Нам про страшненьких не надо. Нам про людей надо.
— Ручками не трогай, да! Сразу сказать нельзя было, генацвале? — обижается Ягодка. — Данные правильнее вводить надо, а не засаленными пальцами меня лапать. Вывожу человекообразных представителей. Смотри, да!
Перед глазами пробегают человеческие лица. Все они какие-то неестественные, нарисованные, схематичные. Как в фотороботе, только чуть лучше. И это нормально. Из пояснений Ягодки выясняю, что ребята такие с рождения. Они ведь не живые, а нарисованные маниакально настроенными программистами, И вообще, по мнению Ягодки, всех программистов давно пора лишить средств труда и отправить в степи Казахстана вспахивать целину.
Просмотр длится два часа. Меня страшно тянет в сон от рож, которые пялятся на меня с экрана. Спиной слышу, как генерал и хозяин квартиры по пятому разу пересказывают историю беготни по пустыне за басмачами. Потом, кажется, генерал куда-то убегает и возвращается через полчаса с полным звенящим пакетом. Затем они тихо поют песню про зловещую степь, над которой кружится черный ворон. Но после слов о целой вечности, которую они, старики, собирались прожить, плачут.
Именно в этот момент я вижу лицо, один вид которого сдергивает меня с ортопедического кресла. Я узнаю это лицо. На меня нагло смотрит пациент психической клиники, который лечится одновременной игрой в шахматы с приглашенными в больницу гроссмейстерами. Так вот как происходит уничтожение лучшего генофонда земли! Он им специально проигрывает!
— Стой! — кричу я грузину из компьютера, прилипая к монитору. — Вернее, давай дальше, но этого запомни.
— Э, говорили же, как джигиту, кивни только головой. Зачем на технику кидаешься, как на молодого барашка? — ворчит Ягодка, но экраном вспыхивает.
Мелькают фотографии, рябит в глазах, затекает тело, тикают часы-ходики. Не обращаю внимания ни на звон битой посуды на кухне, ни на выяснение отношений на шашках, ни на причитания компьютера, что давно пора отдохнуть и подкрепиться. Но, кроме шахматиста, ничего интересного не появляется. Время идет, время мчится. Тороплю его. Потому что помню, где сейчас Баобабова и как ей тяжело без меня.
К концу третьего часа Ягодка выдыхается и сообщает, что больше в ее базе данных ничего примечательного нет. Но если я тайком от Рыжего желаю взглянуть на симпатичных девчонок, то и она с удовольствием. Отказываюсь. Я же все-таки на работе.
Супермозг грустно вздыхает и сообщает, что готов приступить к обработке полученных данных, и если я, старший лейтенант, не возражаю, то не пойти бы мне на кухню и не пригласить сюда пенсионера Петруху.
Пенсионер является сам. Но при поддержке генерала. Оба слегка помяты, чуть порублены, но в целом живы и здоровы.
— Хе! — говорит генерал, сваливая пенсионера в ортопедическое кресло. — Доложи, лейтенант, результаты. Замечен ли среди заявленных личностей главный подозреваемый по кличке Безголовый?
Объяснять, что Безголовый не может по существу присутствовать в базе по причине отсутствия верхней части туловища, не пытаюсь. Генерал не в том состоянии, чтобы адекватно реагировать на плохие новости. Поэтому расплывчато заявляю, что все проделанное — сделано и надо ждать окончательного анализа.
Генерал, пытаясь сфокусироваться, тянется к шашке, но вовремя прислоняется к зеленым обоям и засыпает. Чего не скажешь о рыжем Петрухе. Словно не был он три горячих часа на кухне вместе с генералом. Торопясь, вытаскивает из плюющегося принтера распечатанные листы. Бегло просматривает их и крестит меня три раза.
— Не с теми друзьями ты связался, Алеша. Не доведут они тебя до добра. Вот дедушка твой проснется, я уж все расскажу, с какими хулиганами внук его знается. Выпорет всенепременно.
Генерал про меня ерунду какую-то сморозил. Или сам пенсионер чего напутал.
— А что за друзья? — пытаюсь разобраться в столбиках цифр и непонятных символов.
— Твои друзья, ты и разбирайся, — зевает пенсионер Петруха, готовясь присоединиться к генералу.
— И все же.
Нет ничего хуже отошедшего на покой пенсионера. Всю душу вытрясет, пока правду узнаешь.
— Друзья как друзья. Мы с дедушкой твоим в гражданскую таких в поле стаями загоняли. Хочешь, расскажу?
— Наслышан уже. Генерал… то есть дедушка, достал уже рассказами.
— А ты старших, Алексеюшка, слушай. Старые дедушки борозды истории не портят. А друзья… Бандиты натуральные. В магазин сбегать нет желания? Рядом, три квартала с двумя пересадками?
Пенсионер Петруха закрывает глаза и уже на автопилоте времен гражданской войны объясняет маршрут до магазина. Голова его никнет все ниже и ниже, речь становится все тусклее и невнятнее. Упершись затылком в подголовник, пенсионер засыпает. Два друга, два боевых товарища законно отдыхают после встречи. Заслужили.
— Барин частенько так, — гудит со своего места Ягодка, прозванная, как я сейчас только понимаю, за незлобивый характер да еще за красный цвет защитной пластмассы. Заслуженные пенсионеры знают, какой цвет им выбирать. Грузинский акцент пропадает, и теперь мне понятно абсолютно все, что говорит компьютер: — Ты не думай, лейтенант старший, он, когда на работе, никогда не позволяет. Ни себе, ни другим. Даже генералу. Просто сегодня день такой. Особенный. Именно в этот знаменательный день они с другом, который рядом под таксиста притворяется, за басмачами гоняться начали. Хочешь, расскажу?
— Откуда знаешь, что лейтенант? — Я начинаю тихо ненавидеть басмачей, а вместе с ними и свидетелей тех ярких давних исторических событий.
— Лейтенанта старшего по походке видно, — поясняет Ягодка, выводя на монитор схематичное изображение человека с лейтенантскими погонами. — У просто лейтенантов походка робкая, ладошки мокрые. У капитанов походка наглая, руки все больше по карманам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108