Особенно для милицейских учреждений. Мария Баобабова пытается освободиться, чтобы дотянуться до пистолетов, но наручники тоже с запасом.
Выслушав несколько оскорбительных выражений в адрес молодого лейтенанта, который и тот, и этот, и даже вот в таком положении, и все кому угодно, пытаюсь перекричать напарницу, выкладывая хронологический ход событий в том виде, в котором я его запомнил.
Не сразу, но Машка успокаивается и остаток чистосердечного непризнания выслушивает молча и с должным вниманием. И про цыган, и про ветер, и даже про грохот копыт. Вопросов не задает. Репликами не перебивает. Только ноздрей, в которой колечко серебряное, дергает.
— Так все и было, — тоскливо закругляюсь я, обхватывая голову руками.
Если Баобабова мне не поверит, не поверит никто. Тем более убойщики. Им лишь бы улики имелись. А этого добра в переходе подземном навалом. Платок мой нестираный со следами понятно чего. Отпечатки кроссовок. Пальчики наверняка тоже оставил. А уж если свидетелей на опознание привлекут, то не возьмут даже подписку о невыезде. Сразу на выход с сухарями.
— А я тебе верю, — неожиданно говорит прапорщик Баобабова.
А я ей не очень. Машку только отстегни, так она с двух рук на поражение. В порядке самообороны от опасного убийцы и поджигателя.
— Нет, правда, Лесик. Я сон сегодня видела. Бежала на работу, хотела рассказать да позабыла в спешке. Знаешь, кто приснился? Товарищ тот, что в самолете нам как бы причудился. Встретил меня в парикмахерской, где я что-то с головой делала, и приставал с вопросами личными. А спрашивал… — Машка многозначительно делает паузу. — “Кто?” — спрашивал. Такие дела, Лесик. Отстегивай, давай, а то руки затекли.
Знаю, что иногда поступаю необдуманно и неосторожно, но кому-то ведь надо доверять?
— Влип ты, Лесик. — Мария за пистолеты не хватается, значит, спокойна и трезво оценивает ситуацию. А может, только ждет, когда руки отойдут. Руками надежнее человека пристукнуть. У Машки на каждую ладонь по сто килограммов сжимающее усилие. Может, и про сон сочинила, чтобы внимание мое усыпить.
Пожимаю плечами. Я устал скрываться от правоохранительных органов. Полчаса на свободе уже много. Сколько еще отмерили прокурорские часики?
— Значит, так… — Баобабова тянется к телефону. — Тебе нужно твердое алиби. Такое, чтоб ни одна собака не подкопалась. Нет, Лесик, не об убойщиках речь. С ними-то все как раз проще. Слушай внимательно. Загремишь ты, меня следом потащат. Факт, А мне еще жить да жить, Родине служить. Поэтому… Эту ночь ты провел со мной.
Изумленно оглядываю двухметровую Баобабову. Начиная с армейских ботинок, с обмотанными липкой лентой шнурками, мимо узкой полоски запреет сованного живота, мимо нового бронежилета с вырезом до пупа и завершая гладко выбритой головой. Про груды бицепсов, трицепсов и прочих второстепенных мышц не говорю. Фотография Машки в полный рост висит на Доске почета отделения. Кто хочет полюбоваться, поднимитесь на второй этаж. Там постоянно толпа топчется. Как из местного восьмого, так и из соседних отделений. Вроде как опытом приезжают делиться, а сами у Доски почета целыми сутками тусуются.
— Не о том думаешь, Лесик. — Мария поправляет липучки бронежилета. — Мы с тобой в аэропорту были. Всю ночь гуляли. Хорошо! Не гуляли, а выслеживали зеленых человечков.
— Может, лучше преступников? — подсказываю я.
— Нет, уважаемый напарник. Мы с тобой из отдела “Пи” и занимаемся расследованием всяких разных, но незаразных, ха-ха, необъяснимых человеческим умом явлений. Как природного, так и искусственного происхождения. Чем глупее ответ, тем меньше взятки.
— Сроки осуждения, — начинаю успокаиваться и шутить.
— Точно! Набери-ка телефон Комалягерова… Петрович! Это Мария. Да, Баобабова из отдела “Пи”. Дурак ты, Петрович. Перхоть на погоны, а ты все с симпатичными прапорщиками мечтаешь в ночную засаду сходить? Не дождешься. У меня вон Лешка есть. По делу я. К той информации, что тебе Лесик мой слил, хочу добавить. Пишешь? Мы с Пономаревым не только видели улетающего подозреваемого, но и через мою тетку, которая ранее в стюардессах ходила, узнали, что на ранее указанном рейсе подозреваемый не прилетал на эти…
— На Каймановы острова, — шепчу я. — Именно. А я откуда знаю, куда он делся? Может, с парашютом по дороге выпрыгнул, может, на транзите сошел. Сами ищите. Там больше двадцати пересадок. На кукурузнике потому что. Но нас с Лешкой в том подземном переходе точно не было.
Баобабова кладет трубку и довольно хлопает меня по плечу.
— Причитается с тебя. Отмазались вчистую. Остается только найти настоящего убийцу. Чайку?
От чая не отказываюсь. Хороший чай — разрядка для напряженного организма.
Пока Баобабова роется в столе, ругаясь на капитана Угробова, который без спроса изымает чужие чайные и сахарные запасы, осматриваю принесенный Марией чемодан.
— Да ты открой, глянь, — не ускользает мое любопытство от напарника. Хорошо, хорошо, от напарницы. Но лучше первый вариант. Мы же в милиции работаем, а не на куриной фабрике.
Чемодан доверху набит пачками американских долларов.
— Это что? Без меня банки грабишь? Или выкуп за кого? А если не выкупать?
В голове также проносятся мысли о коррумпированной сотруднице отдела “Пи”, продавшейся иностранной державе. Но я отгоняю предположения, потому как Машка никогда подобного сделать без меня не сможет. Я ее не первый день знаю. Если бы продалась, то в отдел чемодан ни за что не притащила.
— Это десять миллионов их зеленых рублей. — Баобабова с ногами забирается на стол, усаживается в позе засохшего лотоса и, прихлебывая из кружки чай, задумчиво пялится на перетянутые резинками пачки долларов. — Еле дотащила.
— Предлагаю пятьдесят на пятьдесят? — Руки самостоятельно тянутся к пожизненной сумме милицейского оклада. — Может, объяснишь?
— В утиль соседи из пятого отделения просили сдать. Фальшивые. Наши умельцы постарались.
— На вид нормальные.
— Черта с два. Даю минуту, чтобы ты на глазок определил, почему?
— У тебя лупа есть?
Баобабова копается в косметичке и протягивает увеличительное стекло от разобранного фотоувеличителя. Очень необходимая в хозяйстве вещь. Костер в тайге развести, слова какие на скамейке в тоскливые минуты засады выжечь.
Самым тщательным образом изучаю иностранную денежку. Все как положено. То, что нужно, прощупывается. То, что надо, просматривается. Волоски, портрет, подпись ответственного финансового лица — соответствуют нормам и стандартам.
— Все! — откидываюсь на спинку, довольный проделанной работой. — Как говорил Козьма Прутков…
— Помню, — оживает напарница. — Три года в прошлом году за махинации в особо крупных размерах. Сама брала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Выслушав несколько оскорбительных выражений в адрес молодого лейтенанта, который и тот, и этот, и даже вот в таком положении, и все кому угодно, пытаюсь перекричать напарницу, выкладывая хронологический ход событий в том виде, в котором я его запомнил.
Не сразу, но Машка успокаивается и остаток чистосердечного непризнания выслушивает молча и с должным вниманием. И про цыган, и про ветер, и даже про грохот копыт. Вопросов не задает. Репликами не перебивает. Только ноздрей, в которой колечко серебряное, дергает.
— Так все и было, — тоскливо закругляюсь я, обхватывая голову руками.
Если Баобабова мне не поверит, не поверит никто. Тем более убойщики. Им лишь бы улики имелись. А этого добра в переходе подземном навалом. Платок мой нестираный со следами понятно чего. Отпечатки кроссовок. Пальчики наверняка тоже оставил. А уж если свидетелей на опознание привлекут, то не возьмут даже подписку о невыезде. Сразу на выход с сухарями.
— А я тебе верю, — неожиданно говорит прапорщик Баобабова.
А я ей не очень. Машку только отстегни, так она с двух рук на поражение. В порядке самообороны от опасного убийцы и поджигателя.
— Нет, правда, Лесик. Я сон сегодня видела. Бежала на работу, хотела рассказать да позабыла в спешке. Знаешь, кто приснился? Товарищ тот, что в самолете нам как бы причудился. Встретил меня в парикмахерской, где я что-то с головой делала, и приставал с вопросами личными. А спрашивал… — Машка многозначительно делает паузу. — “Кто?” — спрашивал. Такие дела, Лесик. Отстегивай, давай, а то руки затекли.
Знаю, что иногда поступаю необдуманно и неосторожно, но кому-то ведь надо доверять?
— Влип ты, Лесик. — Мария за пистолеты не хватается, значит, спокойна и трезво оценивает ситуацию. А может, только ждет, когда руки отойдут. Руками надежнее человека пристукнуть. У Машки на каждую ладонь по сто килограммов сжимающее усилие. Может, и про сон сочинила, чтобы внимание мое усыпить.
Пожимаю плечами. Я устал скрываться от правоохранительных органов. Полчаса на свободе уже много. Сколько еще отмерили прокурорские часики?
— Значит, так… — Баобабова тянется к телефону. — Тебе нужно твердое алиби. Такое, чтоб ни одна собака не подкопалась. Нет, Лесик, не об убойщиках речь. С ними-то все как раз проще. Слушай внимательно. Загремишь ты, меня следом потащат. Факт, А мне еще жить да жить, Родине служить. Поэтому… Эту ночь ты провел со мной.
Изумленно оглядываю двухметровую Баобабову. Начиная с армейских ботинок, с обмотанными липкой лентой шнурками, мимо узкой полоски запреет сованного живота, мимо нового бронежилета с вырезом до пупа и завершая гладко выбритой головой. Про груды бицепсов, трицепсов и прочих второстепенных мышц не говорю. Фотография Машки в полный рост висит на Доске почета отделения. Кто хочет полюбоваться, поднимитесь на второй этаж. Там постоянно толпа топчется. Как из местного восьмого, так и из соседних отделений. Вроде как опытом приезжают делиться, а сами у Доски почета целыми сутками тусуются.
— Не о том думаешь, Лесик. — Мария поправляет липучки бронежилета. — Мы с тобой в аэропорту были. Всю ночь гуляли. Хорошо! Не гуляли, а выслеживали зеленых человечков.
— Может, лучше преступников? — подсказываю я.
— Нет, уважаемый напарник. Мы с тобой из отдела “Пи” и занимаемся расследованием всяких разных, но незаразных, ха-ха, необъяснимых человеческим умом явлений. Как природного, так и искусственного происхождения. Чем глупее ответ, тем меньше взятки.
— Сроки осуждения, — начинаю успокаиваться и шутить.
— Точно! Набери-ка телефон Комалягерова… Петрович! Это Мария. Да, Баобабова из отдела “Пи”. Дурак ты, Петрович. Перхоть на погоны, а ты все с симпатичными прапорщиками мечтаешь в ночную засаду сходить? Не дождешься. У меня вон Лешка есть. По делу я. К той информации, что тебе Лесик мой слил, хочу добавить. Пишешь? Мы с Пономаревым не только видели улетающего подозреваемого, но и через мою тетку, которая ранее в стюардессах ходила, узнали, что на ранее указанном рейсе подозреваемый не прилетал на эти…
— На Каймановы острова, — шепчу я. — Именно. А я откуда знаю, куда он делся? Может, с парашютом по дороге выпрыгнул, может, на транзите сошел. Сами ищите. Там больше двадцати пересадок. На кукурузнике потому что. Но нас с Лешкой в том подземном переходе точно не было.
Баобабова кладет трубку и довольно хлопает меня по плечу.
— Причитается с тебя. Отмазались вчистую. Остается только найти настоящего убийцу. Чайку?
От чая не отказываюсь. Хороший чай — разрядка для напряженного организма.
Пока Баобабова роется в столе, ругаясь на капитана Угробова, который без спроса изымает чужие чайные и сахарные запасы, осматриваю принесенный Марией чемодан.
— Да ты открой, глянь, — не ускользает мое любопытство от напарника. Хорошо, хорошо, от напарницы. Но лучше первый вариант. Мы же в милиции работаем, а не на куриной фабрике.
Чемодан доверху набит пачками американских долларов.
— Это что? Без меня банки грабишь? Или выкуп за кого? А если не выкупать?
В голове также проносятся мысли о коррумпированной сотруднице отдела “Пи”, продавшейся иностранной державе. Но я отгоняю предположения, потому как Машка никогда подобного сделать без меня не сможет. Я ее не первый день знаю. Если бы продалась, то в отдел чемодан ни за что не притащила.
— Это десять миллионов их зеленых рублей. — Баобабова с ногами забирается на стол, усаживается в позе засохшего лотоса и, прихлебывая из кружки чай, задумчиво пялится на перетянутые резинками пачки долларов. — Еле дотащила.
— Предлагаю пятьдесят на пятьдесят? — Руки самостоятельно тянутся к пожизненной сумме милицейского оклада. — Может, объяснишь?
— В утиль соседи из пятого отделения просили сдать. Фальшивые. Наши умельцы постарались.
— На вид нормальные.
— Черта с два. Даю минуту, чтобы ты на глазок определил, почему?
— У тебя лупа есть?
Баобабова копается в косметичке и протягивает увеличительное стекло от разобранного фотоувеличителя. Очень необходимая в хозяйстве вещь. Костер в тайге развести, слова какие на скамейке в тоскливые минуты засады выжечь.
Самым тщательным образом изучаю иностранную денежку. Все как положено. То, что нужно, прощупывается. То, что надо, просматривается. Волоски, портрет, подпись ответственного финансового лица — соответствуют нормам и стандартам.
— Все! — откидываюсь на спинку, довольный проделанной работой. — Как говорил Козьма Прутков…
— Помню, — оживает напарница. — Три года в прошлом году за махинации в особо крупных размерах. Сама брала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108