У входа стояла его дочь Какхо-Ото — Темный Волос. Без всякой задней мысли я остановился и спросил:
— Моя молодая краснокожая сестра тоже радуется, что воины ее племени наконец-то поймали злого бледнолицего?
Она снова покраснела до корней волос и ответила после мгновенного колебания:
— Сэки-Лата вовсе не злой.
— Откуда тебе известно, злой я или нет?
— Это знают все.
— Почему же вы хотите меня убить?
— Потому, что ты изувечил Тангуа, и потому, что ты вождь апачей, а не бледнолицый.
— Я бледнолицый и навсегда останусь им.
— Разве Инчу-Чуна не сделал тебя вождем своего племени? Разве ты не пил кровь Виннету, а он твою?
— Это так, но разве я снял хоть один скальп с сыновей кайова? Разве я сам напал на Тангуа? Меня вынудили защищаться. Пусть Какхо-Ото не забывает об этом.
— Сэки-Лата знает мое имя?
— Я узнал, что ты дочь великого и славного воина, поэтому спросил, как тебя зовут. Пусть в твоей жизни будет много зим и солнц, много больше, чем мне осталось часов.
Я направился к дереву. Мои стражники не пытались помешать мне беседовать с девушкой, но я не сомневаюсь в том, что они не делали подобных поблажек ни одному пленнику. Причиной тому было не только поведение Пиды и его отношение ко мне, но и то, как старый вождь изменился со временем, что было следствием не одного только преклонного возраста, смягчающего нрав. Сын влиял на отца. Молодые побеги придали старому дереву новые качества, наполнили и его новыми соками…
Когда меня снова привязали к дереву, мне никто не надоедал — не только воины, но и женщины и дети держались поодаль. Видимо, вожди дали приказ не приближаться ко мне, чем я был весьма доволен. Думаю, никому не доставит удовольствия чувствовать себя диковиной, на которую все пялят глаза.
Потом я увидел Какхо-Ото. Она вышла из вигвама с глиняной миской в руках и подошла ко мне.
— Мой отец разрешил мне принести тебе пищу. Ты примешь мой подарок?
— С удовольствием, — ответил я. — Но я не могу есть, у меня связаны руки.
— Я покормлю тебя.
Взяв нож, она принялась накалывать на его острие мелко нарезанное печеное бизонье мясо и подавать мне его в рот кусок за куском. Молоденькая индеанка кормила Олд Шеттерхэнда из своих рук, как ребенка! Несмотря на всю нелепость положения, меня разбирал смех, и я с трудом сдерживался. Хотя девушке, которая так милосердно отнеслась ко мне, кормить приговоренного к смерти не казалось чем-то особенным.
Мои стражники с серьезным видом наблюдали за нами. Когда я проглотил последний кусок мяса, один из них решил вознаградить девушку тем, что сказал:
— Какхо-Ото нравится Сэки-Лате.
Девушка взглянула на меня своими темными глубокими глазами, и я почувствовал, что краснею точно так же, как раньше она. Не сказав ни слова, она отвернулась и пошла назад, но через несколько шагов остановилась и спросила:
— Воин кайова сказал правду?
— Он спросил меня, нравишься ли ты мне, и я ответил, что да, — не стал отпираться я.
Она ушла, и я принялся бранить моего словоохотливого стражника, что, впрочем, не произвело на него ни малейшего впечатления.
После обеда я увидел Гейтса, снующего между вигвамами.
— Могу ли я поговорить вон с тем бледнолицым? — обратился я к часовым.
— Да, но если вы заговорите о побеге, я сразу же прогоню его прочь, — ответил воин.
— Пусть мой брат не беспокоится, я убегу сам, без чьей-либо помощи.
Услышав мой зов, Гейтс медленно направился ко мне, воровато озираясь по сторонам, словно человек, сознательно нарушающий приказ.
— Ближе! Подойдите поближе! — попросил я его. — Или вам запретили говорить со мной?
— Боюсь, как бы мистер Сантэр нас не увидел, — сознался Гейтс. — Он не хочет, чтобы мы разговаривали.
— Разумеется. Он опасается, что я открою вам все его делишки.
— У вас с ним счеты, но к нам он относится по-джентльменски.
— Скоро вы на собственной шкуре убедитесь в обратном.
— Я вовсе не собираюсь слушать ваши доводы, сэр, потому что знаю, как плохо вы к нему относитесь.
— Не просто плохо — он мой враг, и у него есть веские основания, чтобы бояться меня.
— Бояться вас? Не обижайтесь на меня, сэр, но мне кажется, что вас уже можно не бояться.
— Только потому, что меня приговорили к смерти? Уж я-то как никто другой знаю, что между приговором и смертью есть существенная разница и не менее существенное расстояние по времени. Я уже столько раз должен был умереть, а, как видите, все еще жив. Скажите мне лучше, вы и в самом деле верите, что Олд Шеттерхэнд такой негодяй, каким его представляет Сантэр.
— Я могу верить только одному из вас. Вы враги, а кто из вас прав, меня мало волнует.
— Вам не следовало хотя бы обманывать меня!
— Когда же я обманул вас?
— В Магворт-Хиллз, когда скрыли от меня, что кайова направляются к могилам. Будь вы честным человеком, я бы не стоял здесь.
— Но вы первый солгали нам! Вы назвались именем Джонс!
— Ложь преследует единственную цель — извлечение выгоды, я же от вымышленного имени ничего не выигрывал. Это была даже не хитрость, а обычная мера предосторожности. На совести Сантэра не одна человеческая жизнь. Он дерзкий и опасный человек, который пытался убить меня. Вы же были его товарищами. Судите сами, мог ли я тогда открыться вам?
— Несмотря на это, вы не должны были ничего от нас утаивать. Мы не заслужили вашего недоверия.
— А доверия — тем более! Вы люди неопытные, по крайней мере, в сравнении с таким вестменом, как я. Я знал, что вас нанял Сантэр, поэтому мне волей-неволей пришлось скрыть от вас правду и присмотреться к вам поближе. Как же я мог открыто назвать свое имя, если вы на все лады расхваливали моего злейшего врага?
— Но если бы вы тогда представились своим настоящим именем, мы бы поверили вам и встали на вашу сторону.
— Теперь вы знаете, что я Олд Шеттерхэнд. Поверьте мне и встаньте на мою сторону.
— Поздно, сэр, вы сами виноваты в том, что произошло, так как обманули нас.
— Не пытайтесь выкрутиться. Неужели вы не убедились в том, что Сантэр горит желанием убить меня?
— Он не желает вам зла. Он сам сказал об этом.
— Как я ни пытаюсь доказать вам, что у Сантэра нечестные намерения, вы мне не верите, хотя любой вестмен на вашем месте уже давно почел своей прямой обязанностью покинуть его и помочь мне, пленнику, которому угрожает опасность.
— Сантэр сказал, что хочет спасти вас.
— Ложь! Сантэр заворожил вас, и вы прозреете слишком поздно.
— Вам незачем беспокоиться о нас. И мы ничего плохого не сделали Сантэру, не выслеживали его и не пытались убить, поэтому нам нечего его бояться.
— Вы все еще надеетесь найти золото? Учтите — в Магворт-Хиллз его больше нет.
— Зато есть в другом месте, и рано или поздно мы узнаем, где оно лежит.
— От кого?
— Нам скажет об этом Сантэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Моя молодая краснокожая сестра тоже радуется, что воины ее племени наконец-то поймали злого бледнолицего?
Она снова покраснела до корней волос и ответила после мгновенного колебания:
— Сэки-Лата вовсе не злой.
— Откуда тебе известно, злой я или нет?
— Это знают все.
— Почему же вы хотите меня убить?
— Потому, что ты изувечил Тангуа, и потому, что ты вождь апачей, а не бледнолицый.
— Я бледнолицый и навсегда останусь им.
— Разве Инчу-Чуна не сделал тебя вождем своего племени? Разве ты не пил кровь Виннету, а он твою?
— Это так, но разве я снял хоть один скальп с сыновей кайова? Разве я сам напал на Тангуа? Меня вынудили защищаться. Пусть Какхо-Ото не забывает об этом.
— Сэки-Лата знает мое имя?
— Я узнал, что ты дочь великого и славного воина, поэтому спросил, как тебя зовут. Пусть в твоей жизни будет много зим и солнц, много больше, чем мне осталось часов.
Я направился к дереву. Мои стражники не пытались помешать мне беседовать с девушкой, но я не сомневаюсь в том, что они не делали подобных поблажек ни одному пленнику. Причиной тому было не только поведение Пиды и его отношение ко мне, но и то, как старый вождь изменился со временем, что было следствием не одного только преклонного возраста, смягчающего нрав. Сын влиял на отца. Молодые побеги придали старому дереву новые качества, наполнили и его новыми соками…
Когда меня снова привязали к дереву, мне никто не надоедал — не только воины, но и женщины и дети держались поодаль. Видимо, вожди дали приказ не приближаться ко мне, чем я был весьма доволен. Думаю, никому не доставит удовольствия чувствовать себя диковиной, на которую все пялят глаза.
Потом я увидел Какхо-Ото. Она вышла из вигвама с глиняной миской в руках и подошла ко мне.
— Мой отец разрешил мне принести тебе пищу. Ты примешь мой подарок?
— С удовольствием, — ответил я. — Но я не могу есть, у меня связаны руки.
— Я покормлю тебя.
Взяв нож, она принялась накалывать на его острие мелко нарезанное печеное бизонье мясо и подавать мне его в рот кусок за куском. Молоденькая индеанка кормила Олд Шеттерхэнда из своих рук, как ребенка! Несмотря на всю нелепость положения, меня разбирал смех, и я с трудом сдерживался. Хотя девушке, которая так милосердно отнеслась ко мне, кормить приговоренного к смерти не казалось чем-то особенным.
Мои стражники с серьезным видом наблюдали за нами. Когда я проглотил последний кусок мяса, один из них решил вознаградить девушку тем, что сказал:
— Какхо-Ото нравится Сэки-Лате.
Девушка взглянула на меня своими темными глубокими глазами, и я почувствовал, что краснею точно так же, как раньше она. Не сказав ни слова, она отвернулась и пошла назад, но через несколько шагов остановилась и спросила:
— Воин кайова сказал правду?
— Он спросил меня, нравишься ли ты мне, и я ответил, что да, — не стал отпираться я.
Она ушла, и я принялся бранить моего словоохотливого стражника, что, впрочем, не произвело на него ни малейшего впечатления.
После обеда я увидел Гейтса, снующего между вигвамами.
— Могу ли я поговорить вон с тем бледнолицым? — обратился я к часовым.
— Да, но если вы заговорите о побеге, я сразу же прогоню его прочь, — ответил воин.
— Пусть мой брат не беспокоится, я убегу сам, без чьей-либо помощи.
Услышав мой зов, Гейтс медленно направился ко мне, воровато озираясь по сторонам, словно человек, сознательно нарушающий приказ.
— Ближе! Подойдите поближе! — попросил я его. — Или вам запретили говорить со мной?
— Боюсь, как бы мистер Сантэр нас не увидел, — сознался Гейтс. — Он не хочет, чтобы мы разговаривали.
— Разумеется. Он опасается, что я открою вам все его делишки.
— У вас с ним счеты, но к нам он относится по-джентльменски.
— Скоро вы на собственной шкуре убедитесь в обратном.
— Я вовсе не собираюсь слушать ваши доводы, сэр, потому что знаю, как плохо вы к нему относитесь.
— Не просто плохо — он мой враг, и у него есть веские основания, чтобы бояться меня.
— Бояться вас? Не обижайтесь на меня, сэр, но мне кажется, что вас уже можно не бояться.
— Только потому, что меня приговорили к смерти? Уж я-то как никто другой знаю, что между приговором и смертью есть существенная разница и не менее существенное расстояние по времени. Я уже столько раз должен был умереть, а, как видите, все еще жив. Скажите мне лучше, вы и в самом деле верите, что Олд Шеттерхэнд такой негодяй, каким его представляет Сантэр.
— Я могу верить только одному из вас. Вы враги, а кто из вас прав, меня мало волнует.
— Вам не следовало хотя бы обманывать меня!
— Когда же я обманул вас?
— В Магворт-Хиллз, когда скрыли от меня, что кайова направляются к могилам. Будь вы честным человеком, я бы не стоял здесь.
— Но вы первый солгали нам! Вы назвались именем Джонс!
— Ложь преследует единственную цель — извлечение выгоды, я же от вымышленного имени ничего не выигрывал. Это была даже не хитрость, а обычная мера предосторожности. На совести Сантэра не одна человеческая жизнь. Он дерзкий и опасный человек, который пытался убить меня. Вы же были его товарищами. Судите сами, мог ли я тогда открыться вам?
— Несмотря на это, вы не должны были ничего от нас утаивать. Мы не заслужили вашего недоверия.
— А доверия — тем более! Вы люди неопытные, по крайней мере, в сравнении с таким вестменом, как я. Я знал, что вас нанял Сантэр, поэтому мне волей-неволей пришлось скрыть от вас правду и присмотреться к вам поближе. Как же я мог открыто назвать свое имя, если вы на все лады расхваливали моего злейшего врага?
— Но если бы вы тогда представились своим настоящим именем, мы бы поверили вам и встали на вашу сторону.
— Теперь вы знаете, что я Олд Шеттерхэнд. Поверьте мне и встаньте на мою сторону.
— Поздно, сэр, вы сами виноваты в том, что произошло, так как обманули нас.
— Не пытайтесь выкрутиться. Неужели вы не убедились в том, что Сантэр горит желанием убить меня?
— Он не желает вам зла. Он сам сказал об этом.
— Как я ни пытаюсь доказать вам, что у Сантэра нечестные намерения, вы мне не верите, хотя любой вестмен на вашем месте уже давно почел своей прямой обязанностью покинуть его и помочь мне, пленнику, которому угрожает опасность.
— Сантэр сказал, что хочет спасти вас.
— Ложь! Сантэр заворожил вас, и вы прозреете слишком поздно.
— Вам незачем беспокоиться о нас. И мы ничего плохого не сделали Сантэру, не выслеживали его и не пытались убить, поэтому нам нечего его бояться.
— Вы все еще надеетесь найти золото? Учтите — в Магворт-Хиллз его больше нет.
— Зато есть в другом месте, и рано или поздно мы узнаем, где оно лежит.
— От кого?
— Нам скажет об этом Сантэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115