заместителем секретаря была Зина. Она могла нарушить священные традиции театра, к которым привык Николай Николаевич, каким-нибудь резким замечанием или неожиданным требованием. Иван Максимович мечтал о том, чтобы "пересадка" главного режиссера из организма взрослого театра в организм детского произошла благополучно и безболезненно, чтобы не обнаружилось вдруг какой-нибудь несовместимости. Он с радостью наблюдал за тем, как беседы Николая Николаевича, его лекции, даже его внешний вид и манера общаться с людьми облагораживали коллектив приметами высокого искусства.
"Приживается! -- думал Иван Максимович. -- Приживается..."
И вдруг это приглашение на комитет! Иван Максимович решил провентилировать обстановку. Он попросил Костю Чичкуна и Зину Балабанову зайти к нему после спектакля.
Костю Чичкуна считали "актером с отрицательным обаянием". Трудно сказать, что было тому виной: громоздкая фигура, крупный орлиный нос или бас, который звучал хрипло из-за не совсем здоровых голосовых связок? Так или иначе, но Костя Чичкун был непревзойденным исполнителем отрицательных ролей в спектаклях для самых маленьких. В театре его называли "профессиональным Бармалеем". Но еще больших высот он достиг в "Золотом ключике", где был бессменным, не имеющим дублеров Карабасом Барабасом. Дети города его боялись и обожали. Они узнавали его голос по радио. А когда встречали его на улице, прятались за мамину спину.
Секретарем комитета Костю выбрали за отзывчивость и доброту.
А для того, чтобы доброта сочеталась с остротой и принципиальностью, заместителем выбрали Зину.
Костя и Зина пришли к директору раскрасневшиеся от только что пережитого спектакля, аплодисментов и плохо смытого грима. Иван Максимович очень любил артистов. Он всячески подчеркивал, что они без дирекции обойдутся, а дирекция без них -- никогда; что не они для него, а он для них, что главное место в театре -- это сцена, а не его кабинет.
-- Простите, пожалуйста, что мне пришлось вас, несмотря на вашу занятость... -- начал он, поднимаясь навстречу. -- Вот тут у меня есть нарзан... Я бы, конечно, зашел к вам за кулисы, но здесь просто удобнее. Никто не будет мешать.
-- Что-нибудь случилось? -- спросила Зина, наливая себе нарзан.
-- Нет... Мне просто хотелось узнать, какие вопросы вы ставите завтра на комитете.
-- Значит, так... Мы пригласили Николая Николаевича, -- загудел Костя. О чем бы он ни говорил, лицо его оставалось мрачным, и голос звучал так, будто он вот-вот собирался бросить в огонь Буратино.
-- Если не секрет, с какой целью вы его пригласили?
-- С самой высокой, -- сказала Зина. -- Хотим поговорить о репертуаре нашего театра.
-- А с каких позиций? Если не тайна...
-- С разных позиций, -- сказала Зина. -- Костя -- с одной, а я -- с другой.
Ивана Максимовича прежде всего заинтересовала позиция Зины.
-- Нет, пусть лучше основной доклад делает секретарь. А я выступлю в прениях, -- сказала она.
-- Значит, так... -- начал Костя. -- Педчасть раздала анкеты зрителям-старшеклассникам. Вопрос был один: "О чем должна рассказать ближайшая премьера нашего театра?"
Старшеклассники ответили: "О любви". Не все, конечно... Но большинство.
-- Я знаю, -- сказал Иван Максимович. -- Валентина Степановна была немного огорчена. Но мне удалось убедить ее, что в этом нет ничего ужасного.
-- Значит, так, -- продолжал Костя. -- Старшеклассники быстро ответили на анкету, потому что мы обещали выполнить их пожелание. Но пьесы о любви в театре не оказалось. Тогда Тонечка Гориловская мобилизовала всех авторов --столичных и местных. Они прислали то, что у них было на эту тему.
-- И что же вы выбрали?
-- "Ромео и Джульетту", -- ответил Костя.
Иван Максимович привстал и навалился своим коренастым туловищем на край стола.
-- Окончательное слово, конечно, за худсоветом. Но я согласен уже сейчас. И Николай Николаевич, я уверен, не будет против.
-- Почему вы уверены? -- спросила Зина.
-- Потому что совсем недавно... буквально сегодня вечером, он сказал мне, что ставка на молодежь -- это беспроигрышная ставка.
-- Афоризмы, цитаты, формулы... -- пробормотала Зина.
-- Что? Что?... -- не расслышал Иван Максимович.
-- Да так... ничего серьезного.
-- Шекспир в ТЮЗе?... -- вслух размышлял директор. -- Это будет новаторством.
-- Что-о? Новаторство?! -- Зина уставилась на директора. -- Это традиция. В Ленинграде поставили "Гамлета". А "Двенадцатую ночь" показывают днем и вечером в разных ТЮЗах!
-- Я знаю... Но на нашей сцене Шекспир еще не бывал.
-- По-моему, театр, который ни разу не поставил Шекспира или Островского, -- это не настоящий театр, -- отрезала Зина.
Костя с укором взглянул на свою заместительницу.
-- Только что говорила о формулах... -- Он покачал головой. -- Значит, так, Иван Максимович. Мы хотим, чтобы спектакль был молодежным.
-- Шекспиру -- от комсомола! -- вставила Зина. Костя снова с укором взглянул на нее и продолжал:
-- Значит, так... Актеры -- молодые, художник -- молодой, композитор --молодой.
-- Хотелось бы, конечно, чтобы и постановщик тоже был молодой, --добавила Зина.
-- Это было бы неэтично по отношению к главному режиссеру, -- сказал Иван Максимович.
-- Очень сомневаюсь, что Николай Николаевич способен поставить спектакль о любви.
-- Ну почему же? Такой красивый мужчина!...
-- Хотя пусть поставит! -- неожиданно согласилась Зина. -- А то все лекции да беседы! Пусть совершит на наших глазах прыжок от теории к практике.
-- Это несправедливо, -- возразил ей Костя Чичкун. -- На его лекции ходят все. Многие даже ведут конспекты.
-- Режиссер-наставник, -- пробормотала Зина. -- За год ни одной постановки!
Иван Максимович заволновался:
-- Ты сказала, что в разговоре с главным режиссером у Кости будет одна позиция, а у тебя -- другая. Это она и есть?...
Зина вскочила и заметалась по кабинету. От стены до стены она делала вдвое больше шагов, чем Николай Николаевич. Но преодолевала это расстояние вдвое быстрее.
-- Я дружу с семьей Патова. С его женой, дочерью... Они прекрасные люди. Хотя разные... -- В оценке людей Зина любила точность. -- Ксения Павловна -- это домашний ангел. Домашний только потому, что сидит дома: ее доброты могло бы хватить на весь наш ТЮЗ. Лера говорит все, что думает!
-- У нас в театре такой характер уже есть, -- вставил Иван Максимович.
-- Нет, мы с ней непохожи. Она острее!
-- Бедный Николай Николаевич... -- громогласно вздохнул Костя. Его заступничество всегда казалось очень убедительным и весомым, потому что диссонировало с его внешностью и голосом. "Уж если такой жалеет, такой заступается!..." -- думал тот, кто видел Костю впервые.
-- Ну и что?! -- крикнула Зина и уставилась немигающими глазами куда-то в пространство. Казалось, она мысленно изумлялась самой себе. -- Они обе --прекрасные люди. И что же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20