Глаза хозяйки – Портнов тут же решил, что это и есть та самая Рената, – прятались за зеркальными стеклами темных очков.
– Здравствуйте. Вы…
– Портнов, – представился Алексей Павлович. – Можно войти?
– Пожалуйста, – с легким южным акцентом сказала Рената.
«От этого тоже надо будет избавляться, – подумал начинающий продюсер. – Не надо нам хохляцкой мовы. Голос должен быть нейтральным».
Пока они шли по темному коридору на кухню, Портнов начал серьезно сомневаться в справедливости своего первого правила, запрещающего секс с артистами.
«Может быть, наоборот, взять ее, приблизить к себе… Веревки вить?… Хотя кто из кого еще будет вить – это большой вопрос».
Рената вполне умело и целенаправленно пользовалась всем арсеналом средств, который имеется у женщин для того, чтобы, случись такая надобность, соблазнить нужного мужчину. Может быть, и не довести сразу до постели, но, во всяком случае, «посадить клиента на крючок».
Она все делала правильно. И поворачивалась к Портнову, вставая в нужном ракурсе, и задевала его острой, торчащей вперед грудью, и касалась невзначай бедром, и заглядывала многозначительно в глаза, чему вовсе не мешали темные очки, и приоткрывала рот, показывая кончик языка, – все это как бы невзначай, но с совершенно ясной целью.
Однако Рената не учитывала, что имеет дело с Портновым – искушенным, прожженным гастролером, повидавшим и поимевшим на своем веку бесчисленное количество женщин, с «тертым калачом» московской светской тусовки, знающим наизусть все эти женские штучки и откровенно от них скучающим.
Он «расколол» Ренату сразу, и ничего, кроме улыбки, все ее старания у Леши не вызывали. Она же, по своей провинциальной наивности и, кажется, благодаря алкоголю, употребленному для храбрости незадолго до прихода Портнова, не замечала, что гость только ухмыляется, глядя на ее старания.
Напротив, ей казалось, что она уже близка к цели, что этот столичный господин сейчас растает, растечется по линолеуму кухни и его можно будет начать доить до тех пор, пока в нем останется хоть капля чего-нибудь полезного для Ренаты.
– Ну что, – сказал Леша, присаживаясь на колченогий табурет. – Расскажи, что ты думаешь, как живешь и чего, вообще, хочешь от жизни. Кстати, как вы сделали эту запись? У тебя студия есть?
– Ни фига тут нет, никаких студий. Это мы мотались в Сибирь с ребятами, там нас друзья записали. Клево получилось, правда?
– Ничего. Слушать можно.
– А что вы хотите мне предложить? – спросила Рената.
«Ишь ты, напористая какая!»
– Предложить? Я? Сначала я хочу узнать, что ты можешь предложить. На кассете три песни. Это твои?
– Мои. Там же написано.
– Ну да. Конечно.
Портнов хотел было ввернуть старую поговорку о том, что, дескать, на сарае «хуй» написано, а внутри дрова лежат, но решил с фамильярностями не торопиться. Эта барышня, кажется, только того и ждала.
– А еще у тебя есть песни?
– Да у меня на два альбома. Если не на три. А вы что хотите предложить?
– Что предложить? Кофе есть у тебя?
– Кофе нет. Только чай.
– Давай.
Пока Рената заваривала чай и продолжала вилять задом прямо под носом у гостя, Портнов думал о том, что вилять-то она, конечно, виляет, а вот если дойдет до дела, если он проявит инициативу, эта провинциальная барышня пойдет в отказ. Видел он таких, видел много и в разных ситуациях, и подобный разворот событий был бы для этой девушки вполне, по его мнению, закономерным.
«Нет, отставить, – решил он окончательно. – Если дело пойдет, никуда она от меня не убежит. А сейчас лучше не заострять отношения. Собственно, и отношений-то никаких еще нет».
– Значит, ты хочешь знать, с чем я приехал?
– Конечно.
– Хочешь в Москву перебраться?
– Совсем?
– Да, совсем.
– Ну-у…
– Что, тебе тут нравится больше? Ресторан твой, да?
– Нет. Мне тут не нравится. Только что я в Москве буду делать?
«Какая осмотрительность, – язвительно подумал Портнов. – Сама спит и видит, как бы ей в столицу слинять, а передо мной выдрючивается».
– Что делать? Для начала записать альбом. Потом его продать. Получить деньги. И начать работать. Для чего-то ты прислала эту свою кассету на радио?
– Да. Прислала. Так, на всякий случай… Вдруг передадут. Приятно…
– Слушай, хватит валять дурака! – Портнов почувствовал, что взял верный тон. Стоило ему заговорить резко, как с Ренаты, словно пыль, слетела вся ее наглость, не проявляющаяся внешне, но отчетливо видная опытному глазу. Девушка как-то сникла, даже, кажется, стала ниже ростом. – Хватит комедию тут мне разыгрывать. У меня времени нет. Я тебе предлагаю следующее. Ты едешь в Москву. Живешь пока что у меня. – Рената блеснула глазами, но Портнов спокойно продолжил: – Мы с женой потеснимся. У меня есть одна свободная комната. Пишем альбом у меня в студии. Это будет демо. Студия у меня домашняя, непрофессиональная, но запись сделаем получше, чем твои сибиряки. Дальше я раскручиваю песню…
– Какую?
– «Самолет». Одной достаточно. Если песня покатит, мы с тобой подписываем контракт и начинаем плотную работу. Если не покатит, я тебе оплачиваю все расходы, и ты свободна. Хочешь – оставайся в Москве. Хочешь – езжай домой. Устраивает такой расклад?
– У меня же работа тут…
Рената сняла очки и взглянула на Портнова. Хитринку, мерцающую в зеленых, узких, восточного разреза глазах, не заметил бы только слепой.
– И что? – спросил Портнов.
– Мне договариваться надо… И потом, я бы тут за это время хорошие бабки заработала. А так – неизвестно что будет. Запишем, а вы скажете – «не катит». И чего? Расходы-то вы оплатите, а работу я потеряю…
Портнов сунул руку в карман и вытащил заранее отложенную тысячу долларов.
– Это тебе задаток. Компенсация твоего, так сказать, простоя на работе… Устраивает? Или ты в своем кабаке больше зашибаешь?
Рената взяла десять сотенных купюр, рассмотрела каждую отдельно, хотела было сунуть деньги в карман, но Портнов остановил ее руку, прижав ее своей ладонью к столу.
– Стоп, стоп, стоп. Так дела не делают.
– А?… Что?…
Леша потом долго думал, чего же вдруг испугалась эта святая простота. Скорее всего, того, что московский продюсер за эту тысячу долларов немедленно потащит провинциальную певицу в постель. «Вот дура-то, господи, прости!»
– Подожди. Да не бойся ты, ей-богу!
– Я и не боюсь.
– Подпиши расписку. Я не благотворительностью тут занимаюсь, это деньги фирмы. И мы их считаем. На ветер не выбрасываем.
Он вытащил из папки заранее отпечатанную на лазерном принтере расписку.
– Паспортные данные. Все как полагается. Давай пиши. Так, так… Хорошо. Теперь бери деньги, пользуйся. Сразу их тратить не рекомендую. В Москве получишь уже суточные, и не такие. На жизнь, конечно, хватит, но шиковать пока что не придется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
– Здравствуйте. Вы…
– Портнов, – представился Алексей Павлович. – Можно войти?
– Пожалуйста, – с легким южным акцентом сказала Рената.
«От этого тоже надо будет избавляться, – подумал начинающий продюсер. – Не надо нам хохляцкой мовы. Голос должен быть нейтральным».
Пока они шли по темному коридору на кухню, Портнов начал серьезно сомневаться в справедливости своего первого правила, запрещающего секс с артистами.
«Может быть, наоборот, взять ее, приблизить к себе… Веревки вить?… Хотя кто из кого еще будет вить – это большой вопрос».
Рената вполне умело и целенаправленно пользовалась всем арсеналом средств, который имеется у женщин для того, чтобы, случись такая надобность, соблазнить нужного мужчину. Может быть, и не довести сразу до постели, но, во всяком случае, «посадить клиента на крючок».
Она все делала правильно. И поворачивалась к Портнову, вставая в нужном ракурсе, и задевала его острой, торчащей вперед грудью, и касалась невзначай бедром, и заглядывала многозначительно в глаза, чему вовсе не мешали темные очки, и приоткрывала рот, показывая кончик языка, – все это как бы невзначай, но с совершенно ясной целью.
Однако Рената не учитывала, что имеет дело с Портновым – искушенным, прожженным гастролером, повидавшим и поимевшим на своем веку бесчисленное количество женщин, с «тертым калачом» московской светской тусовки, знающим наизусть все эти женские штучки и откровенно от них скучающим.
Он «расколол» Ренату сразу, и ничего, кроме улыбки, все ее старания у Леши не вызывали. Она же, по своей провинциальной наивности и, кажется, благодаря алкоголю, употребленному для храбрости незадолго до прихода Портнова, не замечала, что гость только ухмыляется, глядя на ее старания.
Напротив, ей казалось, что она уже близка к цели, что этот столичный господин сейчас растает, растечется по линолеуму кухни и его можно будет начать доить до тех пор, пока в нем останется хоть капля чего-нибудь полезного для Ренаты.
– Ну что, – сказал Леша, присаживаясь на колченогий табурет. – Расскажи, что ты думаешь, как живешь и чего, вообще, хочешь от жизни. Кстати, как вы сделали эту запись? У тебя студия есть?
– Ни фига тут нет, никаких студий. Это мы мотались в Сибирь с ребятами, там нас друзья записали. Клево получилось, правда?
– Ничего. Слушать можно.
– А что вы хотите мне предложить? – спросила Рената.
«Ишь ты, напористая какая!»
– Предложить? Я? Сначала я хочу узнать, что ты можешь предложить. На кассете три песни. Это твои?
– Мои. Там же написано.
– Ну да. Конечно.
Портнов хотел было ввернуть старую поговорку о том, что, дескать, на сарае «хуй» написано, а внутри дрова лежат, но решил с фамильярностями не торопиться. Эта барышня, кажется, только того и ждала.
– А еще у тебя есть песни?
– Да у меня на два альбома. Если не на три. А вы что хотите предложить?
– Что предложить? Кофе есть у тебя?
– Кофе нет. Только чай.
– Давай.
Пока Рената заваривала чай и продолжала вилять задом прямо под носом у гостя, Портнов думал о том, что вилять-то она, конечно, виляет, а вот если дойдет до дела, если он проявит инициативу, эта провинциальная барышня пойдет в отказ. Видел он таких, видел много и в разных ситуациях, и подобный разворот событий был бы для этой девушки вполне, по его мнению, закономерным.
«Нет, отставить, – решил он окончательно. – Если дело пойдет, никуда она от меня не убежит. А сейчас лучше не заострять отношения. Собственно, и отношений-то никаких еще нет».
– Значит, ты хочешь знать, с чем я приехал?
– Конечно.
– Хочешь в Москву перебраться?
– Совсем?
– Да, совсем.
– Ну-у…
– Что, тебе тут нравится больше? Ресторан твой, да?
– Нет. Мне тут не нравится. Только что я в Москве буду делать?
«Какая осмотрительность, – язвительно подумал Портнов. – Сама спит и видит, как бы ей в столицу слинять, а передо мной выдрючивается».
– Что делать? Для начала записать альбом. Потом его продать. Получить деньги. И начать работать. Для чего-то ты прислала эту свою кассету на радио?
– Да. Прислала. Так, на всякий случай… Вдруг передадут. Приятно…
– Слушай, хватит валять дурака! – Портнов почувствовал, что взял верный тон. Стоило ему заговорить резко, как с Ренаты, словно пыль, слетела вся ее наглость, не проявляющаяся внешне, но отчетливо видная опытному глазу. Девушка как-то сникла, даже, кажется, стала ниже ростом. – Хватит комедию тут мне разыгрывать. У меня времени нет. Я тебе предлагаю следующее. Ты едешь в Москву. Живешь пока что у меня. – Рената блеснула глазами, но Портнов спокойно продолжил: – Мы с женой потеснимся. У меня есть одна свободная комната. Пишем альбом у меня в студии. Это будет демо. Студия у меня домашняя, непрофессиональная, но запись сделаем получше, чем твои сибиряки. Дальше я раскручиваю песню…
– Какую?
– «Самолет». Одной достаточно. Если песня покатит, мы с тобой подписываем контракт и начинаем плотную работу. Если не покатит, я тебе оплачиваю все расходы, и ты свободна. Хочешь – оставайся в Москве. Хочешь – езжай домой. Устраивает такой расклад?
– У меня же работа тут…
Рената сняла очки и взглянула на Портнова. Хитринку, мерцающую в зеленых, узких, восточного разреза глазах, не заметил бы только слепой.
– И что? – спросил Портнов.
– Мне договариваться надо… И потом, я бы тут за это время хорошие бабки заработала. А так – неизвестно что будет. Запишем, а вы скажете – «не катит». И чего? Расходы-то вы оплатите, а работу я потеряю…
Портнов сунул руку в карман и вытащил заранее отложенную тысячу долларов.
– Это тебе задаток. Компенсация твоего, так сказать, простоя на работе… Устраивает? Или ты в своем кабаке больше зашибаешь?
Рената взяла десять сотенных купюр, рассмотрела каждую отдельно, хотела было сунуть деньги в карман, но Портнов остановил ее руку, прижав ее своей ладонью к столу.
– Стоп, стоп, стоп. Так дела не делают.
– А?… Что?…
Леша потом долго думал, чего же вдруг испугалась эта святая простота. Скорее всего, того, что московский продюсер за эту тысячу долларов немедленно потащит провинциальную певицу в постель. «Вот дура-то, господи, прости!»
– Подожди. Да не бойся ты, ей-богу!
– Я и не боюсь.
– Подпиши расписку. Я не благотворительностью тут занимаюсь, это деньги фирмы. И мы их считаем. На ветер не выбрасываем.
Он вытащил из папки заранее отпечатанную на лазерном принтере расписку.
– Паспортные данные. Все как полагается. Давай пиши. Так, так… Хорошо. Теперь бери деньги, пользуйся. Сразу их тратить не рекомендую. В Москве получишь уже суточные, и не такие. На жизнь, конечно, хватит, но шиковать пока что не придется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111