А это угольный комбайн. Последнее достижение техники. Но при чём же тут сельское хозяйство? Белокурова, объясни, пожалуйста. Ты, наверно, знаешь, если поставлена здесь дежурной.
- Врубовые! Угольный комбайн! - разнеслось по залу.
Лицо Ирины Леонидовны потускнело. Она начинала понимать, что произошло.
- Вы что же, девочки, значит, просто так собирали картинки? - спросила Марья Васильевна, обращаясь к пионеркам из шестого класса, стоявшим рядом. - Лишь бы красиво было?
Сима Агатова с пылающими щеками выступила вперёд.
- Мы не собирали ничего, Марья Васильевна, - сказала она, и в голосе её звенела обида. - С нами Тамара даже и не советовалась. Она хотела одна…
- А когда мы спрашивали, то говорила, что не наше дело, - вмешалась и Маша Репкина, староста класса. - Она хотела одна выполнить поручение… Говорила, что ей доверили, а не нам!
- Да, я хотела, чтобы она выполнила это поручение, - сказала Ирина Леонидовна. - Я думала; что она справится одна… Но вот что получилось…
При этих словах Тамара положила палочку и быстро, почти бегом, расталкивая по пути девочек, вышла из зала.
- Девочке не помогли вовремя, - сказала Марья Васильевна. - Мудрено ли, что дети верят громким словам, если даже взрослые придают им значение!.. Громкие слова - болезнь этой девочки. А мы иногда этой болезнью любуемся…
Марья Васильевна говорила вполголоса. Но слова её прозвучали отчётливо в притихшем зале.
- А я нахожу, что выставка шестого класса ничуть не хуже других, - холодно и независимо произнесла вдруг Вера Ивановна.
- Значит, вы не поняли, для чего эта выставка устраивалась, - ответила ей Марья Васильевна и добавила негромко: - как и многого не понимаете в нашей жизни.
- Я плохо веду свой предмет? - осведомилась Вера Ивановна.
И Марья Васильевна впервые увидела румянец у неё на щеках.
- Преподавательница вы хорошая, - возразила Марья Васильевна, - но… прошу вас, зайдите после уроков ко мне - поговорим ещё на эту тему.
Тем временем Зина, увидев, как убежала Тамара Белокурова, поспешила за ней. Следом выскочила в коридор и Фатьма:
- Зина, куда ты?
- За Тамаркой… Куда она умчалась: наверх или в раздевалку?
- Ага, утешать! - Фатьма с возмущением отвернулась. - Как она на тебя наплевала! А ты беги скорей, утешай!..
Но Зина, не слушая Фатьму, уже бежала вниз по лестнице. Как теперь стыдно Тамаре! Как ей теперь тяжело! И как же не побыть с нею в такую минуту!
Но Тамары уже не было в раздевалке. Тётя Саша сказала, что она схватила своё пальто и ушла.
Фатьма догнала Зину:
- Знаешь, у тебя самолюбия нет!
Зина поморщилась:
- Ну, Фатьма, ведь она провалилась! Легко, думаешь?
- Если бы не так высоко себя ставила, то и падать было бы не так низко, - возразила Фатьма. - И никакого горя тут нет, а только наука. Лучше пойдём к нам, я тебе покажу, что моя луковица вытворяет.
- Уже росток? Но ведь февраль только наступил… Неужели росток?
- Увидишь.
«А может, и правда Тамаре лучше побыть одной, - решила Зина. - Ей, может быть, теперь никого и видеть-то не хочется…»
И Зина пошла к Фатьме посмотреть, что вытворяет её луковица.
А Тамара и в самом деле хотела побыть одна. Она сидела в своей комнате, забившись в угол дивана, не зажигая света. Она никого не хотела и не могла видеть сейчас. Матери не было - она уехала в гости к Лидии Константиновне, и Тамара была рада этому. Хотелось всё продумать и понять, где и как она ошиблась.
Почему она оттеснила всех подруг от этой выставки? Потому что это было особое пионерское поручение, которое дала именно ей старшая вожатая.
Но почему же тогда она и с вожатой не посоветовалась? А потому, что тогда сказали бы, что вожатая ей помогала и что она не сама выполнила это поручение.
В комнату, напевая, вошла Ирина и зажгла свет. Она слегка вскрикнула, увидев Тамару:
- Фу, испугала! Что ж ты сидишь в темноте - двойку получила?
- Хотя бы и кол! - ответила Тамара, не глядя.
Ирина подошла ближе:
- Да ты не заболела ли?
- А хотя бы и умерла! Тебе-то что?
Ирина внимательно поглядела на неё, взяла со столика стеклянный кувшин, чтобы налить свежей воды, и вышла.
«И свет не погасила!» - с досадой подумала Тамара, но сама не встала: не хотелось двигаться, не хотелось шевелиться. Пусть горит.
А ведь и девочки, её подруги, не очень-то настаивали, чтобы выставку делать вместе. Не очень-то приставали к Тамаре. А почему? Хотели посмотреть, как она выдвинется или как провалится? Это всё Сима Агатова. Она не любит Тамару, завидует ей…
«Завидует? - тут же прервала себя Тамара. - А почему она будет мне завидовать? Чему? Что я всегда сижу одна и не знаю, что мне делать?»
Тамара чувствовала себя глубоко несчастной и, насупясь, глядела куда-то в одну точку. Хоть бы умереть, раз она не нужна никому на свете!
Хлопнула дверь. Пришёл отец. Вот он раздевается. Вот он заглянул в столовую…
- Антонины Андроновны нет?
- Нету! - ответила из кухни Ирина. - Велела обедать без неё. Накрывать?
- Накрывай, - ответил отец и прошёл в свой кабинет.
«А про меня и не спросил даже», - не то усмехнулась, не то всхлипнула Тамара.
Но что с отцом? Он открыл дверь и громко позвал Ирину:
- Кто трогал мои журналы?
Ирина не знала, кто трогал журналы. Она их не трогала. Отец вошёл к Тамаре. Тамара выпрямилась. В руках у отца трепетали истерзанные ножницами страницы журналов.
- Это ты сделала?
Тамара со страхом поглядела в его чёрные гневные, окружённые тенью глаза. Сознаться? Отказаться?
- Ты зачем трогаешь мои вещи? Зачем ты трогаешь без спросу, а?
- Я спросила… - ответила, запинаясь, Тамара. - Мама сказала - можно.
- Ах, мама сказала «можно»! - Отец принялся ходить взад и вперёд. - Но вещи-то не мамины? Может, следовало бы у меня спросить - можно ли? И зачем, для чего нужно было так всё уродовать, для какой прихоти, если бы я мог понять! Такие нужные мне журналы!
Тамара вдруг успокоилась.
- У тебя спросить… - сказала она. - А где я тебя вижу? То на заводе, то в кабинете на запоре… У тебя спросить, да?
Видно, отец уловил в голосе Тамары какую-то особую, горькую интонацию, потому что он остановился и внимательно поглядел на неё.
- А я не для прихоти изуродовала… - продолжала Тамара, - мне нужно было. Для пионерского поручения, для выставки… По сельскому хозяйству.
- Ну, и ты сделала выставку?
Голос отца звучал уже гораздо мягче, и гневный огонь в глазах погас.
- Сделала, - ответила Тамара, - только… не так. Не сумела. Провалилась - вот и всё.
- С кем же ты советовалась?
- Ни с кем.
- Но почему же ты не посоветовалась со мной? - опять загорячился отец. - Я ведь кое-что понимаю в сельскохозяйственных машинах… и вообще в сельском хозяйстве, ты же знаешь. Иначе мне бы незачем ехать в эмтээс.
- Как - в эмтээс?
- Да вот так. Ты же знаешь, что в сельском хозяйстве нужны специалисты - агрономы, зоотехники, инженеры… Слышишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
- Врубовые! Угольный комбайн! - разнеслось по залу.
Лицо Ирины Леонидовны потускнело. Она начинала понимать, что произошло.
- Вы что же, девочки, значит, просто так собирали картинки? - спросила Марья Васильевна, обращаясь к пионеркам из шестого класса, стоявшим рядом. - Лишь бы красиво было?
Сима Агатова с пылающими щеками выступила вперёд.
- Мы не собирали ничего, Марья Васильевна, - сказала она, и в голосе её звенела обида. - С нами Тамара даже и не советовалась. Она хотела одна…
- А когда мы спрашивали, то говорила, что не наше дело, - вмешалась и Маша Репкина, староста класса. - Она хотела одна выполнить поручение… Говорила, что ей доверили, а не нам!
- Да, я хотела, чтобы она выполнила это поручение, - сказала Ирина Леонидовна. - Я думала; что она справится одна… Но вот что получилось…
При этих словах Тамара положила палочку и быстро, почти бегом, расталкивая по пути девочек, вышла из зала.
- Девочке не помогли вовремя, - сказала Марья Васильевна. - Мудрено ли, что дети верят громким словам, если даже взрослые придают им значение!.. Громкие слова - болезнь этой девочки. А мы иногда этой болезнью любуемся…
Марья Васильевна говорила вполголоса. Но слова её прозвучали отчётливо в притихшем зале.
- А я нахожу, что выставка шестого класса ничуть не хуже других, - холодно и независимо произнесла вдруг Вера Ивановна.
- Значит, вы не поняли, для чего эта выставка устраивалась, - ответила ей Марья Васильевна и добавила негромко: - как и многого не понимаете в нашей жизни.
- Я плохо веду свой предмет? - осведомилась Вера Ивановна.
И Марья Васильевна впервые увидела румянец у неё на щеках.
- Преподавательница вы хорошая, - возразила Марья Васильевна, - но… прошу вас, зайдите после уроков ко мне - поговорим ещё на эту тему.
Тем временем Зина, увидев, как убежала Тамара Белокурова, поспешила за ней. Следом выскочила в коридор и Фатьма:
- Зина, куда ты?
- За Тамаркой… Куда она умчалась: наверх или в раздевалку?
- Ага, утешать! - Фатьма с возмущением отвернулась. - Как она на тебя наплевала! А ты беги скорей, утешай!..
Но Зина, не слушая Фатьму, уже бежала вниз по лестнице. Как теперь стыдно Тамаре! Как ей теперь тяжело! И как же не побыть с нею в такую минуту!
Но Тамары уже не было в раздевалке. Тётя Саша сказала, что она схватила своё пальто и ушла.
Фатьма догнала Зину:
- Знаешь, у тебя самолюбия нет!
Зина поморщилась:
- Ну, Фатьма, ведь она провалилась! Легко, думаешь?
- Если бы не так высоко себя ставила, то и падать было бы не так низко, - возразила Фатьма. - И никакого горя тут нет, а только наука. Лучше пойдём к нам, я тебе покажу, что моя луковица вытворяет.
- Уже росток? Но ведь февраль только наступил… Неужели росток?
- Увидишь.
«А может, и правда Тамаре лучше побыть одной, - решила Зина. - Ей, может быть, теперь никого и видеть-то не хочется…»
И Зина пошла к Фатьме посмотреть, что вытворяет её луковица.
А Тамара и в самом деле хотела побыть одна. Она сидела в своей комнате, забившись в угол дивана, не зажигая света. Она никого не хотела и не могла видеть сейчас. Матери не было - она уехала в гости к Лидии Константиновне, и Тамара была рада этому. Хотелось всё продумать и понять, где и как она ошиблась.
Почему она оттеснила всех подруг от этой выставки? Потому что это было особое пионерское поручение, которое дала именно ей старшая вожатая.
Но почему же тогда она и с вожатой не посоветовалась? А потому, что тогда сказали бы, что вожатая ей помогала и что она не сама выполнила это поручение.
В комнату, напевая, вошла Ирина и зажгла свет. Она слегка вскрикнула, увидев Тамару:
- Фу, испугала! Что ж ты сидишь в темноте - двойку получила?
- Хотя бы и кол! - ответила Тамара, не глядя.
Ирина подошла ближе:
- Да ты не заболела ли?
- А хотя бы и умерла! Тебе-то что?
Ирина внимательно поглядела на неё, взяла со столика стеклянный кувшин, чтобы налить свежей воды, и вышла.
«И свет не погасила!» - с досадой подумала Тамара, но сама не встала: не хотелось двигаться, не хотелось шевелиться. Пусть горит.
А ведь и девочки, её подруги, не очень-то настаивали, чтобы выставку делать вместе. Не очень-то приставали к Тамаре. А почему? Хотели посмотреть, как она выдвинется или как провалится? Это всё Сима Агатова. Она не любит Тамару, завидует ей…
«Завидует? - тут же прервала себя Тамара. - А почему она будет мне завидовать? Чему? Что я всегда сижу одна и не знаю, что мне делать?»
Тамара чувствовала себя глубоко несчастной и, насупясь, глядела куда-то в одну точку. Хоть бы умереть, раз она не нужна никому на свете!
Хлопнула дверь. Пришёл отец. Вот он раздевается. Вот он заглянул в столовую…
- Антонины Андроновны нет?
- Нету! - ответила из кухни Ирина. - Велела обедать без неё. Накрывать?
- Накрывай, - ответил отец и прошёл в свой кабинет.
«А про меня и не спросил даже», - не то усмехнулась, не то всхлипнула Тамара.
Но что с отцом? Он открыл дверь и громко позвал Ирину:
- Кто трогал мои журналы?
Ирина не знала, кто трогал журналы. Она их не трогала. Отец вошёл к Тамаре. Тамара выпрямилась. В руках у отца трепетали истерзанные ножницами страницы журналов.
- Это ты сделала?
Тамара со страхом поглядела в его чёрные гневные, окружённые тенью глаза. Сознаться? Отказаться?
- Ты зачем трогаешь мои вещи? Зачем ты трогаешь без спросу, а?
- Я спросила… - ответила, запинаясь, Тамара. - Мама сказала - можно.
- Ах, мама сказала «можно»! - Отец принялся ходить взад и вперёд. - Но вещи-то не мамины? Может, следовало бы у меня спросить - можно ли? И зачем, для чего нужно было так всё уродовать, для какой прихоти, если бы я мог понять! Такие нужные мне журналы!
Тамара вдруг успокоилась.
- У тебя спросить… - сказала она. - А где я тебя вижу? То на заводе, то в кабинете на запоре… У тебя спросить, да?
Видно, отец уловил в голосе Тамары какую-то особую, горькую интонацию, потому что он остановился и внимательно поглядел на неё.
- А я не для прихоти изуродовала… - продолжала Тамара, - мне нужно было. Для пионерского поручения, для выставки… По сельскому хозяйству.
- Ну, и ты сделала выставку?
Голос отца звучал уже гораздо мягче, и гневный огонь в глазах погас.
- Сделала, - ответила Тамара, - только… не так. Не сумела. Провалилась - вот и всё.
- С кем же ты советовалась?
- Ни с кем.
- Но почему же ты не посоветовалась со мной? - опять загорячился отец. - Я ведь кое-что понимаю в сельскохозяйственных машинах… и вообще в сельском хозяйстве, ты же знаешь. Иначе мне бы незачем ехать в эмтээс.
- Как - в эмтээс?
- Да вот так. Ты же знаешь, что в сельском хозяйстве нужны специалисты - агрономы, зоотехники, инженеры… Слышишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59