Ромашкин привинтил на новую гимнастерку все свои награды. К первой его медали «За боевые заслуги» давно прибавились медаль «За отвагу» и два ордена Красной Звезды. Подумал: скоро еще за Днепр Красное Знамя вручат…
Жмаченко разглаживал на ребятах складки, одергивал, расправлял гимнастерки. Взмокший и красный от усердия, то и дело вытирал платком круглое лицо, лысину, шею.
— Ты тоже одевайся, с нами пойдешь, — сказал Василий старшине.
— Куда мне! — вздохнул с завистью Жмаченко.
Ромашкин понял этот вздох по-своему: «У него и на грудь-то нацепить нечего. Как же мы проглядели? Сколько добрых дел старшина сделал! Разведчики всегда одеты, обуты, сыты. А ведь часто, разыскивая взвод, старшина нарывается на фашистов, отбивается от них. Он сам себе и разведка, и охрана, и транспорт — сам ищет взвод, на себе тащит термосы, мешки с продуктами. Да, не отблагодарили мы старшину! Интенданты в больших штабах ордена получают — и правильно! — а мы своего кормильца, который не меньше других опасностям подвергается, забыли. Нехорошо. Сегодня же с Гарбузом поговорю».
Недалеко от штаба в машине с брезентовым тентом бойкая, веселая женщина продавала конфеты, папиросы, иголки, нитки, пуговицы — прибыл военторг.
К Василию подошел Початкин:
— Слушай, у нее там целая бочка вермута. Давай нальем в те бутылки на всякий случай. А то хватится батя, голову Гулиеву оторвет.
— Правильно. Где бутылки?
Женька принес ящичек. Подошли к машине, подали все сразу.
— Наполните, пожалуйста.
— Обмануть кого-нибудь хотите? — догадалась продавщица. — Ух, какие пузыречки красивые!
— У нас на фронте без обмана, — отрезал Початкин.
— Какой серьезный! — Продавщица обиженно поджала губы и подала бутылки с вермутом.
Василий и Женька тут же стали пробовать.
— Ну и дрянь! — сказал Ромашкин
— Жженой пробкой пахнет, — поддержал Початкин. — А-а! — махнул рукой. — Ничего, на немцев свалим: у них, мол, кто-то в эти красивые бутылки дряни налил.
— Давай хоть горлышки сургучом запечатаем, — предложил Ромашкин и принес из штабной землянки палочку сургуча. На спичках растопили его и накапали на горлышки.
— У меня еще вот что есть, — сказал Василий. Из кармана он достал немецкие монеты, пришлепнул одной из них, как печатью, теплый сургуч.
— Здорово получилось! — оценил Женька.
Приезжие артисты выступали под открытым небом. Сцену соорудили из двух грузовиков с откинутыми бортами. Зрители сидели на траве. Немолодой конферансье Рафаил Зельдович, в черном костюме с атласными лацканами и платочком в нагрудном кармане, сиял улыбкой и сыпал шутками. Сам спел пародийную песенку о старом часовщике и отбил под нее чечетку:
Часы пока идут, и маятник качается,
И стрелочки бегут, и все как полагается…
Песенка кончалась словами о скорой гибели гитлеровской армии, которая, как старые часы, пока еще воюет, но конец ее близок. Эту песенку, как всегда, слушатели хорошо приняли, бурно зааплодировали.
Потом блондинка в длинном с блестками розовом платье — Агния Ковальская — пела «Синий платочек». Ей аплодировали еще усерднее. Затем баритон Сидор Гордов, совсем уже пожилой, но с тщательно выбритым, напудренным лицом, во фраке и накрахмаленной манишке, исполнил «Жди меня» и «Темную ночь».
Все эти песни вызывали у Ромашкина тихую грусть: возможно, ему так и не придется испытать ни настоящей любви, ни женской нежности — за Днепром гудели взрывы, до Берлина далеко, сотни ночей еще надо будет ползать за «языками»…
После концерта артистов пригласили пообедать со знатными людьми полка. Столы стояли на опушке леса, недалеко от того места, где проходил концерт. Гарбуз, взявший на себя роль тамады, сидел под березой, рядом с подполковником Головачевым. Он объяснил гостям, почему командир полка не может сам приветствовать их, и предложил первый тост за тружеников тыла, которые все дают для фронта и для победы. И когда все выпили, представил:
— Познакомьтесь, пожалуйста, с Героем Советского Союза сержантом Пряхиным. Первым переправился через Днепр, заменил раненого командира роты капитана Куржакова, захватил и удержал плацдарм. Все, кто уцелел с ним на плацдарме, были ранены по два — три раза. Сам Пряхин тоже совсем недавно вернулся из госпиталя. Золотая Звезда ему еще не вручена, но он Герой — был Указ Верховного Совета.
Пряхина бурно приветствовали. А он покраснел так, что веснушки на лице исчезли, и казалось, вот-вот кровь брызнет через поры.
— Скажи что-нибудь гостям, товарищ Пряхин, — попросил Гарбуз
— Куда мне! — еще более смутился сержант и согнулся так, будто хотел шмыгнуть под стол.
Ромашкин вспомнил, как Пряхин на плацдарме носился по траншее, подбадривал визгливым фальцетом бойцов, сам бил фашистов из автомата и в рукопашной гвоздил их прикладом. Стало обидно, что гости могут не оценить сержанта по достоинству. И Ромашкин неожиданно для себя поднялся.
— Товарищи, Пряхина надо было видеть там. — Василий кивнул на ту сторону Днепра. — Он не всегда такой застенчивый. В бою выделяется смелостью. Словом, настоящий Герой. Рядом с ним воевать легче.
Гости снова зааплодировали, а Гарбуз тут же пояснил:
— Своего боевого друга вам представил наш прославленный разведчик старший лейтенант Ромашкин. Он привел сорок пять «языков». В бою за плацдарм был рядом с Пряхиным и награжден орденом Красного Знамени.
Из-за спины замполита Василию лукаво улыбалась чернобровая физиономия Гулиева. В руках у него был тот злополучный ящичек, похожий на этюдник.
Ромашкин обменялся встревоженным взглядом с Початкиным. А Гулиев уже тянулся на цыпочках к уху Гарбуза, торопливо шептал что-то.
— Очень хорошо! — громогласно объявил Гарбуз. — Командир полка прислал нам трофейный гостинец.
— Какая прелесть! — воскликнула Ковальская, увидав уложенные на плюше красивые бутылки с яркими наклейками.
— Таким чудесным вином сейчас могут угостить только на передовой, — многозначительно сказал Зельдович.
«Ты попробуй сначала, а потом уж нахваливай», — мысленно упрекнул его Ромашкин,
Замполит налил всем понемногу из первой бутылки.
— Очень приятное вино, — одобрила Ковальская.
— Какой-то особый привкус, — неопределенно высказался Зельдович.
Баритон помалкивал. «Этого не проведешь», — подумал Василий.
И тут в небе загудели «юнкерсы». Застолье притихло, все подняли головы вверх. Зенитки, словно кашляя, ударили по самолетам. Черные облачка взрывов повисли в вышине. Но бомбардировщики все-таки построились в карусель и стали пикировать на тот берег, на плацдарм.
— Наших бомбят, — сказал Гарбуз и поднялся. — Значит, готовят сильную контратаку.
Все встали. Гарбуз оглядел присутствующих, как-то жалко улыбнулся гостям:
— Извините нас, товарищи, мы должны идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170