Оденусь, пройдусь по этому
межмикрорайонному общественно-торговому центру...
- Не пройдешься ты, только грозишься.
- Доеду!
- Не доедешь! Доедешь до первой остановки, врежешься в ресторан,
Вася... Да какой там ресторан - в забегаловку, где чернилом торгуют, и
пиши - пропало!
- Плохо, тезка, ты рисуешь... Вот Саня по-другому рисовал! Он верил!
- И с Саней вы пили.
- Не по столько. Мы с Саней постепенно завязывали.
- Завязывали, завязывали и завязали хлопца!
- Беда наша общая... Не одного меня вини... Поглядел бы, как
дубасились! - Засмеялся тут же: - Так свадьба-то скоро? Чего ты жмешься?
Отвалил бы для начала. Ты же башлюгу гребешь лопатой...
- Послушай, парень, - сказал Мокрушин, когда Нюша пошла за вторым, -
женись ты на ней. Счастлив будешь... Ты заметь, как глядит-то она на тебя.
- Так это поначалу, - усмехнулся Акишиев.
- Нет, не скажи! Так баба глядеть просто не может... А та... Ты,
брат, в той ошибешься...
Акишиев молча доедал первое.
- Чего молчишь-то? Чего ты ей должен? Слыхал нечаянно я твой
разговор... Пустое! Ты той ничего не должен! А этой, возьми и отдай все.
- Нельзя тоже на несчастье строить счастье.
- Бесполезное говоришь. Не для Клавки это.
- Все равно - человек она.
- Ты, что же? Так на каждой женился?
- В том и беда, что не на каждой.
- Или ты в самом деле святой, или дурак. Гляди, счастье тебе само в
руки просится.
- Может, ты и прав.
- Куда и прав! Бери ее! Молодую, в теле... Ты погляди внимательней!
Она же для счастья и создана. Наливается, как румяное яблочко...
Нюша занесла второе. Радостная, весело спросила:
- А чего говорили и замолчали?
- Секретничаем, - хихикнул Мокрушин. - Про тебя секретничаем.

Молодой красивый лейтенант сидел у директора за столом и пил чай с
черничным вареньем. Подворотничок у него был расстегнут, кобура с
пистолетом сдвинута на бок - чтобы не стучала при поворотах, когда
лейтенант обращался с разговором к хозяйке дома, которая сидела у
лейтенанта почти за спиной.
Крикун постучал и зашел. Директор ему почему-то обрадовался.
- Вася, - сказал. - Проходи, Вася!
Не прошел, и не сел.
- Вы, товарищ лейтенант, всему верите, что Нюша вам наговорила? -
спросил с вызовом.
- А в чем дело? - Лейтенант отставил чашку, встал, застегивая
воротник и поправляя кобуру.
- Дело-то в том, что наговаривает она на себя! Ничего у нее с ним не
было. Не было, понимаете!
Все трое они переглядывались - лейтенант, директор и директорша.
- Я что хочу этим сказать? А заступиться за нее некому! Вы и валите
все на нее!
- Кто же это, Вася, на нее валит? - усмехнулся директор.
- А вы и валите. Вы! - Он, наконец, присел. - А я даю вам слово, что
Нюшу я защищу. Она чистая, и вы ее не троньте и мизинцем!
- А где ты был раньше? - грубо спросила директорша.
- Там, где и все! - Крикун не отвел взгляда.
Директор вздохнул:
- Мы все всегда чуть-чуть припаздываем, Вася.
Директорша иронически усмехнулась и, подойдя к Крикуну вплотную, зло
спросила:
- Ты, Вася, всюду распространяешь, что она чистая и незапятнанная,
мол, и не жила с Акишиевым, так? А мы и такие и сякие... Так?
- Вера! - крикнул директор.
- Что Вера? Вера, Вера! Я первая? Все мы гнались за ней, все! Вера,
Вера! А ты, - она наступала на Крикуна, - что ты-то путаешься под ногами?
Жених паршивый! Что же не уберег ее?
- Как не уберег?! Что с ней?! - Крикун теперь испуганно отступал от
нее. - Как не уберег?
- У Ротовской травилась она, твоя чистая! - крикнула хрипло
директорша. - Артистка из погорелого театра! Ах, ах, ах, мы такие
оскорбленные!
- Вера! Вера-а-а!

Мокрушин взял ружье и сказал:
- Я, Сань, пойду побалуюсь. - После сытного обеда бородатый леший
раздобрел и, уходя, им подмигнул загадочно. - Часиков через пяток ждите.
- Может, и я с тобой?
- А ее куда? Испужаится еще... Охраняй уж...
...Потом он подсел к ней, и она была рядом. Снова что-то нахлынуло,
как там, первый раз, и он приобнял ее, и ему показалось, что плечи ее, на
которые он положил руки, вдавились вместе с его рукой. Он почувствовал,
что она неподатлива, что она как-то боится его.
- Ты что? - зашептал он.
- Не надо, Саша.
- Чего не надо-то?
- Не надо, миленький.
- Так, а как же ты?.. В прошлый раз-то... Сама же хотела...
- То было, Саша, в прошлый...
- А теперь, значит, отрезала, не любишь, значит? - Он ерничал. - Про
того Мослова, или Мосолова, вспомнила? Или как его по-другому?
- Сашенька, что же ты говоришь-то? Я люблю тебя, одного тебя... Но не
надо, Сашенька... Ты сам будешь ругать себя... Замучаешь себя...
Он долго молчал.
- Все, завязано! - сказал приобнимая. - Не надо. Действительно, Нюша,
не надо...

18
Лишь на четвертый день они догнали воду - слишком много времени
потеряли на демагогии, как определил потом, признавая общую вину,
Иннокентий Григорьев. Искусственный канал соединился, когда сняли
перемычки. Вода из озера хлынула вниз, несколько часов она лила шустро, и
три четверти леса, поваленного безалаберно в разных местах лощины, они
волоком, по воде, перетащили за сутки. Потом, когда вода в речке упала и
озеро "потекло" в сторону реки, работы пошли тяжелее, а последние лесины
буквально тащили по грязи...
В те часы была их жизнь неимоверно тяжелой, жестокой и суровой. Они
зверски орали друг на друга, и на своего бригадира, кажется, в первую
очередь. Это он выдумал им такую программу! Он, ни кто иной. Забыли, как
день назад хвалили его, превозносили и делали богом - решил-то он
пронблему, можно сказать, полушутя-полусерьезно. Всего день назад он был в
их глазах особый, замечательный парень, он упал им в качестве подарка с
неба - хозяин, деятель и борец, счастливый человек трудной судьбы.
Иннокентий так говорил, подмазываясь, и тот же Иннокентий, когда уловил
другое настроение людей, стал потихоньку их уводить в иной бок. Зачем
стоило, мол, затевать все это даже без малой механизации? Чужой, злой его
голос бил хлестко, и от губительных суждений эти и без того злые люди,
пахавшие без передышки почти трое суток, сатанели.
- Хватит, - закричал первым Метляев, - к черту эту остальную часть.
Можно было его понять. Весь он почернел, ибо, как простаку, ему
вместе с самим бригадиром и Васькой Вахниным в этих условиях доставалась
самая тяжелая часть работы: лесины им надо было выковырять из болотной
жижи и тоском тащить до канала, где еще осталась какая-то часть воды.
- Доделаем, - рассудительно успокоил бригадир, подталкивая жердь под
очередную лесину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19