Что-то снова
приключилось с ним. Вернее, с его настроением. Черт бы побрал этих гениев!
Я молчал, а сбоку гудел и потрескивал зловещий камин. Ситуация становилась
все более двусмысленной. Чем бы это все завершилось, не знаю, но во
взгляде художника в очередной раз произошла революционная перемена,-
потемневшим айсбергом строгость потекла и растаяла. Теперь он смотрел на
меня, как смотрят на своего дитятю нежнейшие из родителей. Я полез за
платком, чтобы утереть с лица пот. Этот гений был абсолютно непредсказуем!
- Так на чем мы остановились? - ласково спросил он.
Я гулко прокашлялся. Настолько гулко, что прокатившееся между стен
эхо напугало меня самого. На далеком чердаке что-то скрежещуще
опрокинулось.
- Простите...
Художник протянул руку и участливо похлопал меня по спине.
- Наверное, пища не в то горло попала,- пояснил он.- Такое бывает...
"Маразм!" - сверкнуло в моем мозгу. "Неужели они все такие?!" Я
по-прежнему не забывал, что впереди у меня семь кандидатов, а значит, еще
семь подобных встреч.
- Да! - всполошился художник.- Я ведь давно обещал вам показать. Мне
и самому это полезно. Узнать мнение свежего человека всегда бывает
интересно. Вот, взгляните,- он сунул мне под нос пару листов, исчерканных
рожицами и нелепыми фигурками.- Неплохо, да?
- Неплохо? - я истерически рассмеялся. Да, да! Рассмеялся! И не
спешите осуждать меня. Этот тип меня попросту доконал. Боже, только сейчас
я понял, как, оказывается, люблю обычных людей! Самых что ни на есть
ординарных, простоватых, пусть даже без царя в голове. Здравый ум
подсказывал, что смеяться в данном случае - грех, но я не мог
остановиться. Мне следовало бы изобразить скорбь, хоть какое-нибудь
сочувствие, но у нервов своя жизнь, своя политика. Глядя на эту мазню, я
нахохотался всласть. Самое интересное, что вместе со мной начал
по-тихоньку посмеиваться и художник. Лицо его сияло, он энергично потирал
руки.
- Здорово, правда? Рад, что вам так понравилось.
От подобных его изречений впору было свалиться и не встать вовсе, но
титаническим усилием я все же сумел справиться с собой. Как-никак я был
сыщиком, агентом отдела расследований.
- Ммм... В общем-то конечно... Но раньше, если мне не изменяет
память, вы трудились несколько в ином стиле?
- Да,- он досадливо крякнул.- Когда-то я писал большие картины.
- Даже очень большие...
- И не говорите! Стыдно вспоминать. Цистернами краску изводил! Кисть
двумя руками еле поднимал. Зато теперь - другое дело!.. Понимаете. Так
сейчас не рисует никто! Это, так сказать, нехоженая тропка. В некотором
роде - заповедник.
- То есть?
Он нетерпеливо зажестикулировал. Надо признать, жестикуляция у него
оказалась выразительнее слов.
- Согласен! Меня можно критиковать, можно поносить и втаптывать в
грязь. Есть еще недочетики, есть кое-какие неудачки, но в целом... В целом
это должно производить впечатление! Должно! А иначе вы ничего и ни в чем
не понимаете! Потому что классицизм умер. Он набил оскомину, перебродил,
как старое вино, и вышел в отставку. Его уже не хочется пить, понимаете? -
художник ударил меня указательным пальцем в грудь.- Вот хотя бы вы!
Скажите нам всем честно и откровенно: хочется или не хочется?
- В известном смысле... То есть, конечно! - я осторожно пожал плечами
и сморгнул.
- Вот видите! И вам не хочется! Оно и понятно. Регресс - это регресс,
а эволюция - само собой. Большие картины писали и пишут тысячи мастеров.
Это конвейер, понимаете? Искусство же не терпит конвейеров. Оно - штучно,
оно обязано быть оригинальным. Иначе колонны будут проходить мимо, а глаз
не будет задерживаться.
- Да, но вы сами обратились к нам. Мы вынуждены были заняться вашим
делом.
- Согласен! - фальцетом выкрикнул художник. В глазах его заблестели
святые слезы.- Долг не всегда трактуется правильно. И я обратился к вам!
Но когда?! Когда я это сделал?
- Судя по дате заявления...
- Чушь! Я совершил это в час малодушия и позорного отступления! Но
разве же за это судят?!.. Ведь в конце концов, я прозрел, разве не так? -
он схватил меня за руку и горячо зашептал.- Сама судьба вмешалась в мою
жизнь. Я был одним из многих. Теперь я - одинокий крейсер в океане.
- Я бы даже сказал - ледокол среди льдин...
- Именно! - воскликнул он.
Кажется, я начинал угадывать верный тон.
- Черт вас задери! Но ведь это непросто!
- Не то слово, мой дорогой! Чудовищно непросто! Архинепросто!
Схватив себя за волосы, я простонал.
- Но как? Как вам удалось это?! Чтобы вот так - взломать и вырваться?
- О, если бы сам я знал, дьявол меня забери! - заблажил он дурным
голосом.- Я же говорю: это судьба, рок! Что ту еще можно сказать?
Ей-ей, перекричать его было сложно, но я честно постарался это
сделать.
- И все-таки как?! Умоляю, расскажите!
- Я расскажу. Вам я расскажу все,- его сумасшедшие глаза излучали
преданность и обожание, а указательный палец клювом дятла долбил и долбил
в мою грудь.- Но только вам и никому больше!
- О, разумеется! - связки я, стало быть, надрывал не зря.
- Вы, конечно, знаете, как обучают в современных школах. Психотесты и
профориентация с младенческих лет, гипновнушение, ускоренное развитие
биомоторики. Уже в три года ребенок способен в минуту перерисовать
фотопортрет. Дальше - хуже... Поэтому снова повторяю: ТАК сейчас никто не
рисует. Это первичное изображение окружающего. Рука и глаз пещерного
человека! Хомо новус!..- художник достал маленький исчерканный вдоль и
поперек календарик и нервно помахал им в воздухе.- Вот он! Этот магический
и светлый день!.. Все началось сразу по приезду в Знойный, пару недель
тому назад. Я тогда забегался со всеми этими подъемниками и автокранами,
устраивал выставку, и лишь позже заметил, что за целый день не сделал ни
одного эскиза. Понимаете, ни штришка!
- Но вы были заняты...
- Чепуха! - художник притопнул ногой.- Даже на том свете, в адском
котле я буду черкаться в своем блокноте. И не смейте сомневаться в этом!
Настоящего художника не способны отвлечь жизненные пустяки. День без
карандаша и без кисти - это странно. Более того - это настораживающий
нонсенс!
- Согласен,- поддакнул я.
- Словом, я тут же ринулся в мастерскую и сел за холст. И вот... Я
вдруг понял, что разучился рисовать. Совершенно! Фантастическое ощущение!
Словно потерял в себе что-то объемное и привычное. Пестрый пласт
навыков... Можете себе представить, что я тогда пережил. Кое-как довел
злосчастную выставку до конца. А после бросился по врачам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
приключилось с ним. Вернее, с его настроением. Черт бы побрал этих гениев!
Я молчал, а сбоку гудел и потрескивал зловещий камин. Ситуация становилась
все более двусмысленной. Чем бы это все завершилось, не знаю, но во
взгляде художника в очередной раз произошла революционная перемена,-
потемневшим айсбергом строгость потекла и растаяла. Теперь он смотрел на
меня, как смотрят на своего дитятю нежнейшие из родителей. Я полез за
платком, чтобы утереть с лица пот. Этот гений был абсолютно непредсказуем!
- Так на чем мы остановились? - ласково спросил он.
Я гулко прокашлялся. Настолько гулко, что прокатившееся между стен
эхо напугало меня самого. На далеком чердаке что-то скрежещуще
опрокинулось.
- Простите...
Художник протянул руку и участливо похлопал меня по спине.
- Наверное, пища не в то горло попала,- пояснил он.- Такое бывает...
"Маразм!" - сверкнуло в моем мозгу. "Неужели они все такие?!" Я
по-прежнему не забывал, что впереди у меня семь кандидатов, а значит, еще
семь подобных встреч.
- Да! - всполошился художник.- Я ведь давно обещал вам показать. Мне
и самому это полезно. Узнать мнение свежего человека всегда бывает
интересно. Вот, взгляните,- он сунул мне под нос пару листов, исчерканных
рожицами и нелепыми фигурками.- Неплохо, да?
- Неплохо? - я истерически рассмеялся. Да, да! Рассмеялся! И не
спешите осуждать меня. Этот тип меня попросту доконал. Боже, только сейчас
я понял, как, оказывается, люблю обычных людей! Самых что ни на есть
ординарных, простоватых, пусть даже без царя в голове. Здравый ум
подсказывал, что смеяться в данном случае - грех, но я не мог
остановиться. Мне следовало бы изобразить скорбь, хоть какое-нибудь
сочувствие, но у нервов своя жизнь, своя политика. Глядя на эту мазню, я
нахохотался всласть. Самое интересное, что вместе со мной начал
по-тихоньку посмеиваться и художник. Лицо его сияло, он энергично потирал
руки.
- Здорово, правда? Рад, что вам так понравилось.
От подобных его изречений впору было свалиться и не встать вовсе, но
титаническим усилием я все же сумел справиться с собой. Как-никак я был
сыщиком, агентом отдела расследований.
- Ммм... В общем-то конечно... Но раньше, если мне не изменяет
память, вы трудились несколько в ином стиле?
- Да,- он досадливо крякнул.- Когда-то я писал большие картины.
- Даже очень большие...
- И не говорите! Стыдно вспоминать. Цистернами краску изводил! Кисть
двумя руками еле поднимал. Зато теперь - другое дело!.. Понимаете. Так
сейчас не рисует никто! Это, так сказать, нехоженая тропка. В некотором
роде - заповедник.
- То есть?
Он нетерпеливо зажестикулировал. Надо признать, жестикуляция у него
оказалась выразительнее слов.
- Согласен! Меня можно критиковать, можно поносить и втаптывать в
грязь. Есть еще недочетики, есть кое-какие неудачки, но в целом... В целом
это должно производить впечатление! Должно! А иначе вы ничего и ни в чем
не понимаете! Потому что классицизм умер. Он набил оскомину, перебродил,
как старое вино, и вышел в отставку. Его уже не хочется пить, понимаете? -
художник ударил меня указательным пальцем в грудь.- Вот хотя бы вы!
Скажите нам всем честно и откровенно: хочется или не хочется?
- В известном смысле... То есть, конечно! - я осторожно пожал плечами
и сморгнул.
- Вот видите! И вам не хочется! Оно и понятно. Регресс - это регресс,
а эволюция - само собой. Большие картины писали и пишут тысячи мастеров.
Это конвейер, понимаете? Искусство же не терпит конвейеров. Оно - штучно,
оно обязано быть оригинальным. Иначе колонны будут проходить мимо, а глаз
не будет задерживаться.
- Да, но вы сами обратились к нам. Мы вынуждены были заняться вашим
делом.
- Согласен! - фальцетом выкрикнул художник. В глазах его заблестели
святые слезы.- Долг не всегда трактуется правильно. И я обратился к вам!
Но когда?! Когда я это сделал?
- Судя по дате заявления...
- Чушь! Я совершил это в час малодушия и позорного отступления! Но
разве же за это судят?!.. Ведь в конце концов, я прозрел, разве не так? -
он схватил меня за руку и горячо зашептал.- Сама судьба вмешалась в мою
жизнь. Я был одним из многих. Теперь я - одинокий крейсер в океане.
- Я бы даже сказал - ледокол среди льдин...
- Именно! - воскликнул он.
Кажется, я начинал угадывать верный тон.
- Черт вас задери! Но ведь это непросто!
- Не то слово, мой дорогой! Чудовищно непросто! Архинепросто!
Схватив себя за волосы, я простонал.
- Но как? Как вам удалось это?! Чтобы вот так - взломать и вырваться?
- О, если бы сам я знал, дьявол меня забери! - заблажил он дурным
голосом.- Я же говорю: это судьба, рок! Что ту еще можно сказать?
Ей-ей, перекричать его было сложно, но я честно постарался это
сделать.
- И все-таки как?! Умоляю, расскажите!
- Я расскажу. Вам я расскажу все,- его сумасшедшие глаза излучали
преданность и обожание, а указательный палец клювом дятла долбил и долбил
в мою грудь.- Но только вам и никому больше!
- О, разумеется! - связки я, стало быть, надрывал не зря.
- Вы, конечно, знаете, как обучают в современных школах. Психотесты и
профориентация с младенческих лет, гипновнушение, ускоренное развитие
биомоторики. Уже в три года ребенок способен в минуту перерисовать
фотопортрет. Дальше - хуже... Поэтому снова повторяю: ТАК сейчас никто не
рисует. Это первичное изображение окружающего. Рука и глаз пещерного
человека! Хомо новус!..- художник достал маленький исчерканный вдоль и
поперек календарик и нервно помахал им в воздухе.- Вот он! Этот магический
и светлый день!.. Все началось сразу по приезду в Знойный, пару недель
тому назад. Я тогда забегался со всеми этими подъемниками и автокранами,
устраивал выставку, и лишь позже заметил, что за целый день не сделал ни
одного эскиза. Понимаете, ни штришка!
- Но вы были заняты...
- Чепуха! - художник притопнул ногой.- Даже на том свете, в адском
котле я буду черкаться в своем блокноте. И не смейте сомневаться в этом!
Настоящего художника не способны отвлечь жизненные пустяки. День без
карандаша и без кисти - это странно. Более того - это настораживающий
нонсенс!
- Согласен,- поддакнул я.
- Словом, я тут же ринулся в мастерскую и сел за холст. И вот... Я
вдруг понял, что разучился рисовать. Совершенно! Фантастическое ощущение!
Словно потерял в себе что-то объемное и привычное. Пестрый пласт
навыков... Можете себе представить, что я тогда пережил. Кое-как довел
злосчастную выставку до конца. А после бросился по врачам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14