- Из античной жизни, - равнодушно пояснил Валера, не нашедший драму
чем-либо необычной. На экране телевизора новый титр:
Закат Европы
( По мотивам произведений О.Шпенглера. )
( На сцене две колонны, два фикуса, две двери. Из одной двери, в
ванную, опрометью, босой, и вообще, только кое-как изящно задра-
пированный, выбегает Архимед. )
Архимед (свежо, молодо, как типичный представитель начала цивилиза-
ции, очень вдохновенно):
- Эврика!
( Из другой двери выходит Андрей Филиппов, грязный, постаревший,
хоть и моложе Архимеда лет на двадцать, сгорбившись, в обтруханных
штанах, с сеткой пустых бутылок - видно, шел сдавать, да заплутал. )
Андрей Филиппов (с мудрой горечью представителя заката цивилизации):
- Хуеврика!
Все происходит мгновенно, вся драма занимает пять секунд, то есть
лучше описать так:
Архимед: Эврика!
Андрей Филиппов: Хуеврика!
(Занавес)
Иван вскочил, как ошпаренный:
- Ты слыхал!
- Чего?
Иван подумал и дико рассмеялся:
- Ты знаешь, мне как показалось он сказал?
- Как?
- "Хуеврика!"
- Дык он так и сказал, - спокойно ответил Валера.
- Ты что, чокнулся, что ли?
- А теперь часто по телевизору такое показывают, Иван, перестройка.
- Какое "такое"?
- Вот на днях семихуев показывали.
- Кого?
- В Африке зверь такой - осьминогий семихуй.
- Да ты совсем охуел от своей браги! Окончательно с резьбы свинтил-
ся! Давай переключай, хватит нам эту мудотень масонскую смотреть!
Валера переключил телевизор на другую программу и стал разливать
брагу.
Александр Жегулев
"Так было и с Сашей Погодиным, юношей
красивым и чистым; избрала его жизнь на
утоление страстей и мук своих... Печальный
и нежный, любимый всеми, был испит до дна
души своей, и был он похоронен со злодеями
и убийцами."
Л.Андреев
...но когда стемнело, Саше стало совсем невмоготу смотреть на дале-
кое зарево городских огней.
Глаза его слезились от фар редко проезжавших машин, и еще от того,
что прошло только несколько часов как он поцеловал - может, в последний
раз! - юную жену и чистого, безмятежного младенца...
"Нет, - в который раз он до крови стиснул зубы, - так надо!"
"А зачем?" - снова обволакивала его паутина неуверенности, неодно-
значности и, самое главное, сильной поганости избранной им судьбы.
"А почему?" - снова поднимал он прекрасное лицо к небу и звезды мер-
цали ему: доля такая.
"Какая доля? Бедовая доля?"
"Нет. Просто: доля такая."
Машины уже совсем перестали проезжать. Саша выбролся из канавы на
шоссе и, терeбя потными руками перочинный нож, двинулся во тьму.
Со стороны города послышалось ритмичное повизгивание и замерцал
огонек: приближался почтальон на велосипеде. Это была удача.
- Стой, почтальон, - изнемогающим голосом сказал Саша, доживая
последние секунды до перелома, - остановись, пора...
Александр почувствовал, что нож, руки и язык отказывают ему.
- Чего? - отозвался ошалелый почтальон, ставя ногу с педали на
землю. В тот же миг Саша выпростал из под пиджака руку с ножом и несколь-
ко раз, как мог глубоко, ударил его. Почтальон побарахтался в своем
велосипеде и с грохотом свлился на асфальт.
"Кровушка невинная пролилась..." - с горечью подумал Саша, свола-
кивая бездыханное тело под откос.
( Иван недоуменно взглянул на Валеру Маруса, но тот спокойно
созерцал демонстрируемое. )
Письма, найденные у почтальона в сумке, Александр какие изорвал и
раскидал по шоссе, а какие втоптал каблуками в землю. Завернувшись в
ворох реквезированных газет, Саша долго шумно шелестел, как еж, и воро-
чался в сырых кустах, не в силах заснуть.
"Ну вот и началось...- думал он и дрожал, - Тварь ли дрожащая,
или..."
. . . . . . . . . .
Дело пошло быстро и хорошо. К Саше примкнули многие, видно время
назрело - его отряд рос, как снежный ком, не по дням, а по часам. После
удачного налета на пост ГАИ достали оружие, боеприпасы, что позволяло
значительно расширить объем боевых операций. Не пренебрегали и мелочами.
И народ любил Сашу, любил и понимал. Понимал и тогда, когда отряд
взрывал водонаорные башни и рушил мосты, и тогда, когда Александр, плача
от жалости, расстрелял десяток баб, собирающих на поле картошку.
"Землю собой украсил, как цветами" - говорили об Александре по де-
ревням, носили ему молоко, творог - все знали, что взяв с боем сельпо,
Саша не реквезировал пищевых продуктов, а без жалости сжигал. Если кого
заставал на экспроприации - расстреливал лично. И дисциплина была в
отряде жесткая - никаких разговорчиков, песен. Бойцы, сжав зубы,
вытерпели даже объявленный Сашей сухой закон. Все было подчинено одной
цели, одной программе:
1. Убей
2. Лучше всего неповинного
3. Мучайся потом
4. Земля содрогнется
5. Совесть народная проснется
7. Еще неизвестно, но что-то будет
И девиз был в отряде прост: "Сегодня ты живой, а завтра тебя нету."
Троих самых отчаянных бойцов: Сеню Грибного Колотырника, Пантюху Мо-
крого и Томилина Саша назначил взводными и доверил совершать самосто-
ятельные рейды по области.
Сеня Грибной Колотырник, жестоко страдающий без спиртного
хронический алкаголик, делал все, чтобы оправдать высокое доверие. По
призванию Сеня был народным мстителем экстракласса, такого класса, что
затряслись бы от него в ужасе Тарас Бульба и Малахия Уолд, и шарахнулись
куда глаза глядят, и спрятали бы голову под мышку. Такого калибра был
Сеня мститель, что всему человечеству мог, не сморгнув, плюнуть в рожу,
положить ( как Мрамалад бомбу ) Земной шар на одну ладонь и другой
прихлопнуть.
Грибным Колотырником ласково называли его бойцы за то, что он часто
срывал дурное настроение на грибниках. Порыщет, порыщет в лесу, и
наткнется на грибника:
- Ну-ка, ну-ка, подойди сюда, грибничек!
- А что вам, собственно, нужно, товарищ?
- Ты не ершись, а отвечай: собирал грибы?
- Да, собирал.
- А ты их сеял, сажал?
- Позвольте пройти, товарищ!
- Вот то-то грибничек: собираешь то, что не сажал, и жнешь то, что не
сеял, и потому не позволю я тебе больше никуда пройти.
И застучит грибнику Сеня морду до смерти. Сегодня ты живой, а завтра
тебя нету.
. . . . . . . . . .
- Слушай, это что такое показывают? - с тревогой спросил Иван у
Валеры.
- Как чего? Про партизан. А может, про революцию.
- Какие партизаны, балда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21