Но – не Оно.
Кстати, интересная мысль: о другом Божестве.
Планетяне – они все рождаются в результате случайных комбинаций. Те же родители Дениса. Мог каждый из них умереть в младенчестве. Могли пережениться иначе. Людмила Васильевна, например, очень колебалась, была параллельно влюблена в морского капитана, и если бы не глупая ссора – представьте себе, из-за Окуджавы – вышла бы замуж за своего «красивого морячка», как называла возможного зятя её мама. И тот, кто родился бы в этой комбинации, был бы уже не Денис: вырос бы в бравого папу, мечтал бы о море, а не о новой вере.
Тогда молодая Людочка ещё не уверовала вместе со всеми в вернувшегося в Россию православного Бога, а вместо Бога и тоже вместе со всеми интеллигентными девушками страстно почитала Окуджаву. А её моряк Эдик сказал небрежно: «Подумаешь, певец кухонный. У меня половина команды бренчит не хуже!» И тогда Люда поняла, какой он тупой и бездуховный. А через три дня Эдик уплыл в очередной раз, так что времени помириться не осталось.
Так что любой планетянин – результат совпадения многих случайностей. А Оно Самоё? Коли Господствующее Божество не имеет ни начала, ни конца – значит Оно не могло бы быть другим?! Если только…
Все-таки и Оно не всегда понимает: как это существовать изначально, не будучи никем созданным?! А вдруг Оно тоже – Создание некоего ещё более Высшего Разума?!
Если – Создание, тогда могло получиться у того неизвестного высшего Творца и немного иначе. А было бы Оно немного другим – и Вселенная Им сотворенная получилась бы немного другая.
Мысль странная – но соблазнительная. А почему бы и не обдумать на досуге? Благо, досуг всегда найдется, когда целая вечность в запасе.
* * *
Виталик уже мог вставать – опираясь на Клаву одной рукой, и на неусыпного стража – другой.
Стражи, по мере его выздоровления, смотрели всё подозрительнее и несколько раз пытались снова запереть Виталика в хижине. Клава пока не давала: «Воздух, – она повторяла, – воздух хорош!» И охватывала широким жестом окрестные горы – потому что в таких горах воздух может быть только самый чистый и целебный. Как и вода.
Виталик уже узнал, зачем Клава появляется в таком маскараде. И свято соблюдал конспирацию. Конспирировал он своеобразно: старался при стражах разговаривать с доктором максимально матерно, чтобы те понимали, что так могут разговаривать только два настоящих мужчины. И Клаву учил шепотом:
– Да говори ты при них по-настоящему, как мужик.
Клава материлась без увлечения, хотя и готова была признать свободу мужского слова одним из преимуществ сильного и оттого грубого пола. Но все-таки одно речение она полюбила: «Да пей ты лекарство, ебена мать!»
Выпал наконец снег в горах. Лунными ночами сделалось совсем светло: снег не только отражал, но словно бы и усиливал свет ночного светила. На поляне около хижины можно было бы даже читать крупные буквы. И тем темнее казались тропы, уходящие под полог елового леса.
Виталик уже немного окреп, но, по совету Клавы, скрывал свою крепость от охранников. Когда те отходили на свой частый перекур, Клава с Виталиком шептались о побеге.
Если бы Клава могла спокойно посмотреть на себя со стороны, она бы поняла, что переживает счастливые дни: роскошная природа вокруг, чистейшая вода в горном ручье, неплохая еда и совсем даже ненавязчивая охрана, нужная ровно настолько, чтобы придавать отрывочным разговорам с Виталиком запретную прелесть. Никогда бы они с такой напряженной радостью не переговаривались на своей ярославской воле. Других таких счастливых узников не бывало во всей Чечне. И вряд ли будут.
Но Клава считала случившееся злой неволей и планировала побег. Виталик хотя и окреп, но сам планировать ещё не мог и препоручил всю мужскую инициативу ей.
Выпавший в горах снег, ради прелестей которого благополучные жители этой планеты заполняют горные курорты, казался ей только опасной помехой: на снегу ясно отпечатаются следы, а ставшие светлее ночи облегчат погоню.
Впрочем нужно было решить два главных вопроса: куда бежать и на чем? Пешком ведь не уйдешь. Летом можно было бы и пешком – лесами. Но зимой – не уйдешь.
А на дорогах всякий наедет, остановит. Помогла бы только захваченная машина – и карта, чтобы знать, по какой дороге газовать. Карты у Клавы, естественно, не было.
Виталик сам не планировал, даже не вникал в сложности предстоящего мероприятия, а потому торопил совершенно по-детски:
– Ну чего ты? Давай уходить!
Ночью стражи теоретически спали по очереди. Но практически дежурный дремал тоже – только что прислонившись к двери. Убивать ли стражей, связывать ли?
Если убить, то при поимке пощады не будет. А так – так посадят в яму, скуют наручниками. Клаву при этом разденут и разоблачат – чтобы насиловать всем отрядом.
Иногда ночью Клаве начинало казаться, что вообще всё вокруг – сон. Как она могла решиться на такое?! Как посмела понадеяться на успех?! Конечно, случаются чудесные спасения.
Если поможет Бог. И не просто поможет, а очень поможет! Кроме как на Бога надеяться было и не на кого.
Но даже и при надежде на Бога надо было подготовиться.
А Виталик ныл нетерпеливо:
– Ну чего ты? Давай! Эти недоноски спят. Давай сейчас автоматы вырвем, пристрелим их – и вперед!
Явился соблазн: послушаться. Он мужик, пусть решает!
Хватит она отвечала за всё.
Дежурный охранник заснул в обнимку со своим калашом.
Прихлопнуть его мог сейчас и пятилетний мальчик.
– Давай!
Виталик даже приподнялся, готовый броситься на спящего.
– Нет! – сказала Клава. – Лежи. Рано.
Клава разозлилась. Ради такого капризного недоумка она рискует всем! А если спасутся, небось, припишет всё себе. И всю жизнь будет точно также жить за её счёт, за её труды.
Муса бы никогда так не ныл. Он бы всё обдумал сам, решил бы – и сделал. Клава могла бы на него положиться – и не беспокоиться ни о чем. И с поезда Мусу никогда бы не сняли так глупо!
Муса появился – легок на помине. Прискакал поздним вечером. Если бы они перебили охрану и побежали – как раз бы встретились на тропе. Вот и получилось бы совсем другое продолжение.
Услышав конский топ, стражи вышли из хижины. Клава за ними.
Муса явился не один, а с двумя своими головорезами. Эти Клаве сразу не понравились.
Муса соскочил с коня и крепко приобнял Клаву за плечи:
– Доктор хорош, без тебя плохо внизу. Люди болеют, люди спрашивают.
Клава испугалась, что он заберёт её вниз, оторвёт от Виталика. И тогда конец всем планам побега. Испугалась – и отстранилась.
– Чего ерзишь? Я как брат. Хватит ждать, пора Аллаху поклониться!
И с этой стороны ловушка захлопывается. Неужели Виталик был прав и нужно было убежать ещё вчера? Но – куда убежишь пешком по снежным тропам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Кстати, интересная мысль: о другом Божестве.
Планетяне – они все рождаются в результате случайных комбинаций. Те же родители Дениса. Мог каждый из них умереть в младенчестве. Могли пережениться иначе. Людмила Васильевна, например, очень колебалась, была параллельно влюблена в морского капитана, и если бы не глупая ссора – представьте себе, из-за Окуджавы – вышла бы замуж за своего «красивого морячка», как называла возможного зятя её мама. И тот, кто родился бы в этой комбинации, был бы уже не Денис: вырос бы в бравого папу, мечтал бы о море, а не о новой вере.
Тогда молодая Людочка ещё не уверовала вместе со всеми в вернувшегося в Россию православного Бога, а вместо Бога и тоже вместе со всеми интеллигентными девушками страстно почитала Окуджаву. А её моряк Эдик сказал небрежно: «Подумаешь, певец кухонный. У меня половина команды бренчит не хуже!» И тогда Люда поняла, какой он тупой и бездуховный. А через три дня Эдик уплыл в очередной раз, так что времени помириться не осталось.
Так что любой планетянин – результат совпадения многих случайностей. А Оно Самоё? Коли Господствующее Божество не имеет ни начала, ни конца – значит Оно не могло бы быть другим?! Если только…
Все-таки и Оно не всегда понимает: как это существовать изначально, не будучи никем созданным?! А вдруг Оно тоже – Создание некоего ещё более Высшего Разума?!
Если – Создание, тогда могло получиться у того неизвестного высшего Творца и немного иначе. А было бы Оно немного другим – и Вселенная Им сотворенная получилась бы немного другая.
Мысль странная – но соблазнительная. А почему бы и не обдумать на досуге? Благо, досуг всегда найдется, когда целая вечность в запасе.
* * *
Виталик уже мог вставать – опираясь на Клаву одной рукой, и на неусыпного стража – другой.
Стражи, по мере его выздоровления, смотрели всё подозрительнее и несколько раз пытались снова запереть Виталика в хижине. Клава пока не давала: «Воздух, – она повторяла, – воздух хорош!» И охватывала широким жестом окрестные горы – потому что в таких горах воздух может быть только самый чистый и целебный. Как и вода.
Виталик уже узнал, зачем Клава появляется в таком маскараде. И свято соблюдал конспирацию. Конспирировал он своеобразно: старался при стражах разговаривать с доктором максимально матерно, чтобы те понимали, что так могут разговаривать только два настоящих мужчины. И Клаву учил шепотом:
– Да говори ты при них по-настоящему, как мужик.
Клава материлась без увлечения, хотя и готова была признать свободу мужского слова одним из преимуществ сильного и оттого грубого пола. Но все-таки одно речение она полюбила: «Да пей ты лекарство, ебена мать!»
Выпал наконец снег в горах. Лунными ночами сделалось совсем светло: снег не только отражал, но словно бы и усиливал свет ночного светила. На поляне около хижины можно было бы даже читать крупные буквы. И тем темнее казались тропы, уходящие под полог елового леса.
Виталик уже немного окреп, но, по совету Клавы, скрывал свою крепость от охранников. Когда те отходили на свой частый перекур, Клава с Виталиком шептались о побеге.
Если бы Клава могла спокойно посмотреть на себя со стороны, она бы поняла, что переживает счастливые дни: роскошная природа вокруг, чистейшая вода в горном ручье, неплохая еда и совсем даже ненавязчивая охрана, нужная ровно настолько, чтобы придавать отрывочным разговорам с Виталиком запретную прелесть. Никогда бы они с такой напряженной радостью не переговаривались на своей ярославской воле. Других таких счастливых узников не бывало во всей Чечне. И вряд ли будут.
Но Клава считала случившееся злой неволей и планировала побег. Виталик хотя и окреп, но сам планировать ещё не мог и препоручил всю мужскую инициативу ей.
Выпавший в горах снег, ради прелестей которого благополучные жители этой планеты заполняют горные курорты, казался ей только опасной помехой: на снегу ясно отпечатаются следы, а ставшие светлее ночи облегчат погоню.
Впрочем нужно было решить два главных вопроса: куда бежать и на чем? Пешком ведь не уйдешь. Летом можно было бы и пешком – лесами. Но зимой – не уйдешь.
А на дорогах всякий наедет, остановит. Помогла бы только захваченная машина – и карта, чтобы знать, по какой дороге газовать. Карты у Клавы, естественно, не было.
Виталик сам не планировал, даже не вникал в сложности предстоящего мероприятия, а потому торопил совершенно по-детски:
– Ну чего ты? Давай уходить!
Ночью стражи теоретически спали по очереди. Но практически дежурный дремал тоже – только что прислонившись к двери. Убивать ли стражей, связывать ли?
Если убить, то при поимке пощады не будет. А так – так посадят в яму, скуют наручниками. Клаву при этом разденут и разоблачат – чтобы насиловать всем отрядом.
Иногда ночью Клаве начинало казаться, что вообще всё вокруг – сон. Как она могла решиться на такое?! Как посмела понадеяться на успех?! Конечно, случаются чудесные спасения.
Если поможет Бог. И не просто поможет, а очень поможет! Кроме как на Бога надеяться было и не на кого.
Но даже и при надежде на Бога надо было подготовиться.
А Виталик ныл нетерпеливо:
– Ну чего ты? Давай! Эти недоноски спят. Давай сейчас автоматы вырвем, пристрелим их – и вперед!
Явился соблазн: послушаться. Он мужик, пусть решает!
Хватит она отвечала за всё.
Дежурный охранник заснул в обнимку со своим калашом.
Прихлопнуть его мог сейчас и пятилетний мальчик.
– Давай!
Виталик даже приподнялся, готовый броситься на спящего.
– Нет! – сказала Клава. – Лежи. Рано.
Клава разозлилась. Ради такого капризного недоумка она рискует всем! А если спасутся, небось, припишет всё себе. И всю жизнь будет точно также жить за её счёт, за её труды.
Муса бы никогда так не ныл. Он бы всё обдумал сам, решил бы – и сделал. Клава могла бы на него положиться – и не беспокоиться ни о чем. И с поезда Мусу никогда бы не сняли так глупо!
Муса появился – легок на помине. Прискакал поздним вечером. Если бы они перебили охрану и побежали – как раз бы встретились на тропе. Вот и получилось бы совсем другое продолжение.
Услышав конский топ, стражи вышли из хижины. Клава за ними.
Муса явился не один, а с двумя своими головорезами. Эти Клаве сразу не понравились.
Муса соскочил с коня и крепко приобнял Клаву за плечи:
– Доктор хорош, без тебя плохо внизу. Люди болеют, люди спрашивают.
Клава испугалась, что он заберёт её вниз, оторвёт от Виталика. И тогда конец всем планам побега. Испугалась – и отстранилась.
– Чего ерзишь? Я как брат. Хватит ждать, пора Аллаху поклониться!
И с этой стороны ловушка захлопывается. Неужели Виталик был прав и нужно было убежать ещё вчера? Но – куда убежишь пешком по снежным тропам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91