Он красил свои длинные зубы ярко-синей краской, а на скулах нарисовал спирали, только теперь эти узоры разъело жгучим троллиным п?том.
Потом Енифар повернулась к солдату:
– А что вы собираетесь с ним делать?
– Отвезем в замок.
– Он там умрет?
– Наверное… Они все там умирают, – ответил солдат равнодушно.
Тролль неожиданно вздрогнул, но вовсе не от этих слов, как можно было бы заподозрить, а оттого что впервые увидел Енифар по-настоящему.
Не жалкую деревенскую дурочку, ни на что из крестьянской работы не годную, и вовсе не уродку и замарашку, какой считали ее люди. Нет, он увидел Енифар такой, какой она была на самом деле: тролленок самых лучших кровей, маленькая принцесса с пылающими угольными глазами, с неистовыми волосами, с запястьями, которые не ждут, не просят, но требуют браслетов, и притом самых красивых и таких, чтоб звенели. За право укусить шелковистый хвостик Енифар прольется кровь лучших и самых знатных, а брызги ее смеха ни один из них не посмеет стереть с лица, так драгоценны они.
Потому что в мире, где две луны лениво ползают по ночному небу, не ведая ни цели, ни маршрута, нет ничего более драгоценного, чем троллиха знатного рода.
Пленный тролль опустил веки, стыдясь Енифар, и сколько она ни колотила его после этого, не посмел больше взглянуть на нее.
* * *
Второй раз неприятная гостья из «жил…виса» явилась через несколько дней.
Ее пришлось впустить в квартиру, потому что она уже один раз была здесь и доказала свое право переступать порог.
Дети тайком выглядывали из комнаты и видели, как она входит. А она их не видела.
Она не видела желтоглазую девочку четырнадцати лет, в джинсах и топике со шнуровкой на груди. Она не видела одиннадцатилетнюю крепко сбитую смуглянку в розовом платье с оборками. Она не видела худенького улыбчивого подростка в шортах и смертоубийственной черной футболке с черепами, которая доходила ему почти до колен. И наконец, она не видела горбатого уродца с лохматым личиком – этот носил нелепый джинсовый комбинезон с вышитыми ягодками на груди.
Она стояла в прихожей и смотрела на сей раз не в свои бумаги, а прямо на мать четверых спрятанных детей. Смотрела и молчала.
«И что же та мама? – спросила бы сейчас Енифар, если бы она, а не подменыш, слушала эту сказку. – Как она поступила?»
Потому что Енифар была бы чрезвычайно взволнована: приближался тот самый момент в повествовании, когда злая воля должна разлучить мать и ее деток, и это – самый горький момент, но без него и сказки бы не случилось.
«Мама, говори же скорей, как поступила та мама, когда злая гостья с дребезжащим сердцем и смятой в комок душой вошла в квартиру?»
Да, Енифар дергала бы мать за рукава и за волосы и заставляла бы все бубенцы в ее прическе вздрагивать и звякать, пока Аргвайр не заговорила бы снова.
Вот что вышло из всего этого, Енифар, слушай…
Гостья носила деловой костюм с квадратными плечами. От всего ее облика разило женским неблагополучием. Иногда так пахнет в старых нотариальных конторах с линолеумными полами. Входишь и сразу понимаешь: все женщины, которые здесь работают, несут на себе печать женского старения, все они заклеймлены этим. Их лица покрыты неопрятными пятнами, их одежда бунтует, не желая облегать столь некрасивые тела, и поэтому ерзает и сползает, а под мышками вдруг обтягивает и идет морщинками. И хотя разные предметы женской гигиены рекламируют по телевизору красивые молодые девушки, именно при взгляде на этих женщин сразу же приходят на ум разные штуки, которые «дарят» свежесть, уверенность в себе и прочие блага. Эти женщины просто нашпигованы такими штуками, но ни свежести, ни уверенности у них нет и в помине.
Вот такая особа стояла сейчас перед мамой четверых детей и разглядывала ее, словно товар, не выставленный на витрине, но спрятанный под прилавком.
А потом она резко выбросила вперед руку и чем-то брызнула в лицо хозяйке квартиры.
Дети быстро переглянулись.
«Что это?» – подумала старшая сестра.
Младшая подумала: «Это какой-то яд. Она отравила маму!»
Брат растерялся, побледнел. Раньше он даже не догадывался о том, что иногда случается нечто, чему нельзя улыбнуться.
А самый младший ребенок, в комбинезоне с ягодками, подумал вот что: «Мы должны спрятаться и проследить за тем, что происходит».
Между тем чужая женщина подхватила их маму, которая вдруг сделалась совсем мягкая, как ненастоящая. Дети заметили, как мелькнуло мамино лицо, бледное, с очень черными бровями и губами. Незнакомка выскочила из квартиры и утащила маму с собой.
Дети выбрались в прихожую и стали оглядываться, как будто теперь, когда чужачка ушла, рассчитывали увидеть свою мать на прежнем месте. Но мамы не было. Остались бумага-Предписание и едва заметная вмятинка от каблука на паркете.
Горбатый мальчик опустился на колени, приложил щеку к паркету и принюхался. Потом поднял голову и сказал:
– У мамы изо рта капнула слюна.
Старшая дочь всхлипнула, а младшая сердито сказала:
– Для чего ты говоришь нам это?
– Мы найдем ее по запаху, – объяснил горбатый мальчик.
Тут все присели рядом на корточки и стали шумно сопеть, втягивая в себя воздух, но никто не различал родного запаха, такой резкой была вонь чужой женщины.
– Не имеет значения, – сказал старший из сыновей. – Мы ведь можем идти и по чужому запаху.
Они кивнули друг другу и посмотрели на младшего братца с завистью. Еще бы! Из них четверых он один пойдет не по отвратительному следу, оставленному похитительницей, а по родному, по следу их матери.
Дети подошли к зеркалу, поправили одежду, взялись за руки и вышли на улицу.
На них не обращали внимания, и они приободрились. Время от времени младший сын опускался на четвереньки и нюхал землю.
– Что это с ним? – спросила вдруг какая-то толстуха, проходившая мимо с авоськами.
Младшая дочь нахмурилась и ответила:
– А вам какое дело?
А старшая покачала головой:
– Он потерял пуговицу.
Толстуха с неудовольствием заметила:
– Нужно лучше следить за братцем, – и поковыляла дальше. Казалось, это авоськи волшебным образом влекли ее вперед, как два надутых мотора.
Уродец поднял голову и прошептал:
– Нам туда, – и показал направление.
Все четверо побежали дальше.
«Кем была та чужачка? – спросила бы сейчас Енифар. – Кто она такая?»
А вот беленькая девочка-подменыш ни о чем не спрашивала. Она перевернулась на другой бок, во сне больно пощипывая запястье матери.
«Та чужачка? – Тут в рассказе полагалось выдержать страшную паузу. – А ты разве еще не догадалась, Енифар?» – «Нет, мама, может быть, я и догадалась, но ты должна сказать это сама… Ну, говори же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Потом Енифар повернулась к солдату:
– А что вы собираетесь с ним делать?
– Отвезем в замок.
– Он там умрет?
– Наверное… Они все там умирают, – ответил солдат равнодушно.
Тролль неожиданно вздрогнул, но вовсе не от этих слов, как можно было бы заподозрить, а оттого что впервые увидел Енифар по-настоящему.
Не жалкую деревенскую дурочку, ни на что из крестьянской работы не годную, и вовсе не уродку и замарашку, какой считали ее люди. Нет, он увидел Енифар такой, какой она была на самом деле: тролленок самых лучших кровей, маленькая принцесса с пылающими угольными глазами, с неистовыми волосами, с запястьями, которые не ждут, не просят, но требуют браслетов, и притом самых красивых и таких, чтоб звенели. За право укусить шелковистый хвостик Енифар прольется кровь лучших и самых знатных, а брызги ее смеха ни один из них не посмеет стереть с лица, так драгоценны они.
Потому что в мире, где две луны лениво ползают по ночному небу, не ведая ни цели, ни маршрута, нет ничего более драгоценного, чем троллиха знатного рода.
Пленный тролль опустил веки, стыдясь Енифар, и сколько она ни колотила его после этого, не посмел больше взглянуть на нее.
* * *
Второй раз неприятная гостья из «жил…виса» явилась через несколько дней.
Ее пришлось впустить в квартиру, потому что она уже один раз была здесь и доказала свое право переступать порог.
Дети тайком выглядывали из комнаты и видели, как она входит. А она их не видела.
Она не видела желтоглазую девочку четырнадцати лет, в джинсах и топике со шнуровкой на груди. Она не видела одиннадцатилетнюю крепко сбитую смуглянку в розовом платье с оборками. Она не видела худенького улыбчивого подростка в шортах и смертоубийственной черной футболке с черепами, которая доходила ему почти до колен. И наконец, она не видела горбатого уродца с лохматым личиком – этот носил нелепый джинсовый комбинезон с вышитыми ягодками на груди.
Она стояла в прихожей и смотрела на сей раз не в свои бумаги, а прямо на мать четверых спрятанных детей. Смотрела и молчала.
«И что же та мама? – спросила бы сейчас Енифар, если бы она, а не подменыш, слушала эту сказку. – Как она поступила?»
Потому что Енифар была бы чрезвычайно взволнована: приближался тот самый момент в повествовании, когда злая воля должна разлучить мать и ее деток, и это – самый горький момент, но без него и сказки бы не случилось.
«Мама, говори же скорей, как поступила та мама, когда злая гостья с дребезжащим сердцем и смятой в комок душой вошла в квартиру?»
Да, Енифар дергала бы мать за рукава и за волосы и заставляла бы все бубенцы в ее прическе вздрагивать и звякать, пока Аргвайр не заговорила бы снова.
Вот что вышло из всего этого, Енифар, слушай…
Гостья носила деловой костюм с квадратными плечами. От всего ее облика разило женским неблагополучием. Иногда так пахнет в старых нотариальных конторах с линолеумными полами. Входишь и сразу понимаешь: все женщины, которые здесь работают, несут на себе печать женского старения, все они заклеймлены этим. Их лица покрыты неопрятными пятнами, их одежда бунтует, не желая облегать столь некрасивые тела, и поэтому ерзает и сползает, а под мышками вдруг обтягивает и идет морщинками. И хотя разные предметы женской гигиены рекламируют по телевизору красивые молодые девушки, именно при взгляде на этих женщин сразу же приходят на ум разные штуки, которые «дарят» свежесть, уверенность в себе и прочие блага. Эти женщины просто нашпигованы такими штуками, но ни свежести, ни уверенности у них нет и в помине.
Вот такая особа стояла сейчас перед мамой четверых детей и разглядывала ее, словно товар, не выставленный на витрине, но спрятанный под прилавком.
А потом она резко выбросила вперед руку и чем-то брызнула в лицо хозяйке квартиры.
Дети быстро переглянулись.
«Что это?» – подумала старшая сестра.
Младшая подумала: «Это какой-то яд. Она отравила маму!»
Брат растерялся, побледнел. Раньше он даже не догадывался о том, что иногда случается нечто, чему нельзя улыбнуться.
А самый младший ребенок, в комбинезоне с ягодками, подумал вот что: «Мы должны спрятаться и проследить за тем, что происходит».
Между тем чужая женщина подхватила их маму, которая вдруг сделалась совсем мягкая, как ненастоящая. Дети заметили, как мелькнуло мамино лицо, бледное, с очень черными бровями и губами. Незнакомка выскочила из квартиры и утащила маму с собой.
Дети выбрались в прихожую и стали оглядываться, как будто теперь, когда чужачка ушла, рассчитывали увидеть свою мать на прежнем месте. Но мамы не было. Остались бумага-Предписание и едва заметная вмятинка от каблука на паркете.
Горбатый мальчик опустился на колени, приложил щеку к паркету и принюхался. Потом поднял голову и сказал:
– У мамы изо рта капнула слюна.
Старшая дочь всхлипнула, а младшая сердито сказала:
– Для чего ты говоришь нам это?
– Мы найдем ее по запаху, – объяснил горбатый мальчик.
Тут все присели рядом на корточки и стали шумно сопеть, втягивая в себя воздух, но никто не различал родного запаха, такой резкой была вонь чужой женщины.
– Не имеет значения, – сказал старший из сыновей. – Мы ведь можем идти и по чужому запаху.
Они кивнули друг другу и посмотрели на младшего братца с завистью. Еще бы! Из них четверых он один пойдет не по отвратительному следу, оставленному похитительницей, а по родному, по следу их матери.
Дети подошли к зеркалу, поправили одежду, взялись за руки и вышли на улицу.
На них не обращали внимания, и они приободрились. Время от времени младший сын опускался на четвереньки и нюхал землю.
– Что это с ним? – спросила вдруг какая-то толстуха, проходившая мимо с авоськами.
Младшая дочь нахмурилась и ответила:
– А вам какое дело?
А старшая покачала головой:
– Он потерял пуговицу.
Толстуха с неудовольствием заметила:
– Нужно лучше следить за братцем, – и поковыляла дальше. Казалось, это авоськи волшебным образом влекли ее вперед, как два надутых мотора.
Уродец поднял голову и прошептал:
– Нам туда, – и показал направление.
Все четверо побежали дальше.
«Кем была та чужачка? – спросила бы сейчас Енифар. – Кто она такая?»
А вот беленькая девочка-подменыш ни о чем не спрашивала. Она перевернулась на другой бок, во сне больно пощипывая запястье матери.
«Та чужачка? – Тут в рассказе полагалось выдержать страшную паузу. – А ты разве еще не догадалась, Енифар?» – «Нет, мама, может быть, я и догадалась, но ты должна сказать это сама… Ну, говори же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91